Пляж «Сосновка» (один из самых красивых диких пляжей Черноморского побережья) находится всего в 5 километрах от центра Геленджика. Дорога, постепенно спускаясь к морю, идет через лес, состоящий из реликтовых пицундских сосен и можжевельника. Сейчас она перекрыта массивным шлагбаумом, который охраняют сразу три чоповца. Ехать дальше они запрещают якобы из-за «противопожарного режима».

после чего тут и появился шлагбаум. Строить здесь нельзя, зато можно жечь», — с иронией говорит мне руководитель туристского клуба «Юнона» Алексей Голубев , который водит детей в походы в окрестностях города.

Он показывает мне, что лес здесь недавно горел. «Как это делается? Хочу это место — [бросаю] сюда спичку, хочу то место — туда спичку. По-хорошему после пожара лесхоз должен эти места зачистить и сделать новые посадки, но все ждут, пока произойдет отторжение земель у лесхоза и их передадут поселению под дальнейшее строительство. Все (олигархи и чиновники. — Ред. ) очень любят, когда у них из окон видны виноградники до самого моря. У всех одно и то же клише», — объясняет Голубев.

Местная активистка Светлана Тережоль подтверждает: «У нас так делается — сначала лес выгорает якобы случайно, а потом землю переводят в другое назначение. Вот и земли у «Сосновки» — классного места, где можно купаться на диком пляже, — уже переводят под детскую турбазу (так же было сначала с «Дворцом Путина». — Ред. ), чтобы потом все закрыть». Кстати, в 2020 году краснодарское Минприроды через суд расторгло договор с нынешним арендатором земель около пляжа «Сосновка».

Жителям и гостям Геленджика вообще с течением времени становится все сложнее гулять по лесам Черноморского побережья в окрестностях города — слишком много вокруг появляется шикарных резиденций, принадлежащих чиновникам и приближенным к власти бизнесменам. Согласно расследованию Openmedia, там располагаются охотничьи угодья Олега Дерипаски, резиденция патриарха Кирилла, усадьба и виноградники Геннадия Тимченко, еще местные жители настойчиво рассказывают о даче, владелицей которой якобы является Алина Кабаева. Кого только не встретишь на Черноморском побережье.

Вот и на самом краю Геленджика, между дорогой на Сосновку и морем, находится шикарный дворец во французском стиле «Шато де Талю» со 101 гектаром виноградников. Когда-то это были земли совхоза, а сейчас эта винодельня принадлежит бывшему министру сельского хозяйства и экс-губернатору Краснодарского края Александру Ткачеву. ФБК (организация, признанная «иноагентом» властями России) в фильме «Он вам не Димон» связывал управляющего «Шато де Талю» Андрея Скока с виноградниками «Скалистый берег» под Анапой, которые якобы принадлежат Дмитрию Медведеву.

Гаражная Мексика

Соседствует с роскошным «Шато де Талю» гаражно-строительный кооператив № 13, построенный совсем не во французском стиле. ГСК, как это принято на российском юге, стал настоящим городом в городе — как минимум к половине гаражей их арендаторы пристроили один или два жилых этажа.

У Александра Грищенко , которого мы успеваем поймать, когда он уже садится в машину, чтобы ехать на работу, со второго этажа открывается вид на задворки дворца Ткачева. Он называет ГСК № 13 «Гарлемом» или «Мексикой», как кто-то написал на туалетной кабинке на въезде в кооператив. «Живу тут после ухода от родителей, потому что не могу заработать себе на жилье», — рассказывает Александр, который занимается монтажом кондиционеров и промышленных вентиляторов.

Небольшая дверь в задней стене гаража, где стоят «Жигули» Грищенко, ведет на кухню, по внутренней лестнице отсюда можно попасть в спальню и еще одну комнату. У Грищенко есть даже небольшой внутренний дворик с гамаком и мангалом. Вместо канализации здесь — септик, вода идет из собственной скважины, газ — из баллона. «Не очень комфортно, но маемо шо маемо», — не унывает Грищенко, который рассчитывает вскоре накопить на нормальную квартиру.

Вообще-то надстраивать жилье над гаражами незаконно, но на фоне соседей жилье Грищенко выглядит скромно: в других ГСК есть и капитальные строения, похожие не на гаражи, а на небольшие отели. «Все у нас ждут гаражной амнистии, и тогда разрешат оформлять в собственность», — объясняет Грищенко.

По словам художницы Елены Колесниковой , которая переехала в Геленджик из Краснодара, у владельцев гаражей с администрацией идут «терки», их постоянно проверяют, пришлось поставить пожарную часть. «Но цена гаража 1,5 миллиона, а однушки — от 3,5 миллиона, поэтому люди тут живут. Многие занимаются благоустройством, люди живут с семьями, дети ездят здесь на велосипедах», — рассказывает Колесникова, которая даже посвятила гаражам свою инсталляцию. Для полного сходства с кварталом автомастерских и шиномонтажей в каком-нибудь арабском городе в ГСК не хватает только кальянных и чайных на перекрестках.

Соседство с виноградником Ткачева Грищенко не раздражает, а про «дворец Путина» он знает давно:

Это смешно, совсем уж очковтирательство».

— А вообще, думаете, это нормально?

— Конечно, это ненормально, но у меня есть семья, и на баррикады я не пойду. Революция — дело молодых, — отвечает Грищенко.

Основной контингент приезжает жить в ГСК летом — кто-то купил гараж, чтобы, приезжая на море в сезон, экономить на жилье, кто-то сдает свою квартиру или дом туристам, а сам ночует в гараже. Но есть и те, кто, как и Грищенко, живет тут и зимой. «Пришлось съехать от тещи, вот и живу в арендованном гараже, сплю прямо рядом с машиной. У меня раньше был гараж — 12 метров длиной, два этажа и балкон, но я его давно продал», — жалуется мне один из жителей.

Большая же часть обитателей гаражных кооперативов неприветливы и разговаривать отказываются. Один мужчина, вставая со стула у входа в гараж, несмотря на развешанную на втором этаже одежду и выглядывающую из-за нее жену, утверждает, что он тут не живет. Прораб на стройке явно немаленького дома в центре ГСК № 13 долго и настойчиво требует удалить фотографию остова здания — настойчивее даже, чем оперативник ФСБ на пляже в Прасковеевке.

Щебенка и огурцы

— **** Обидно мне, что столько земли в стране, а мы огурцы выращиваем на крыше гаража, — жалуется пенсионер Виктор Плотников . Десять лет назад он за теплом приехал в Геленджик из Забайкалья, где 40 лет водил поезда, и теперь занимается художественной резьбой по дереву. Фасад его трехэтажного гаража щедро украшен декоративными элементами, а квартира и вовсе напоминает резную шкатулку.

Земля — больная для Плотникова тема, ведь он мечтает продать гараж, чтобы купить земельный участок. «У нас такая огромная страна, а земли [у людей] нету! Почему в случае агрессии мы должны за землю идти воевать? У Путина много ошибок, с моей точки зрения, но за козла Навального я, как говорится, не пойду никогда, — неожиданно сворачивает на актуальную тему Плотников.

— Почему он козел?

— Я его сравниваю с Ельциным. Тот гнал свою пропаганду, что отменит для чиновников льготы, наведет порядок. Люди за ним пошли, а он начал пить и страну сдавать. И Навальный такой же! Он в молодости леспромхоз обанкротил в Новгороде, сколько людей без работы оставил (на самом деле судили Навального за хищение имущества «Кировлеса». — Ред. ). Кто его оберегал? Давно его надо было посадить, и надолго!

Жена Плотникова жалуется не на Навального, а на мэра Геленджика Алексея Богодистова (от общения с «Новой газетой» отказался). «Улицу Айвазовского мы называем дорогой имени Богодистова. Это его детище. Еще в 2016 году началась история: два года делали проект еще при [экс-мэре Викторе] Хрестине, который пообещал нам дорогу, хотя мы просили хотя бы ливневку сделать, потому что всю дорогу размывает, — рассказывает она. — В октябре 2019 года начали делать дорогу, и если обычно техника мешает, тот тут как песня была, и мы такие ходили счастливые. Но поработали три месяца, а потом администрация вдруг заявила, что работы выполнены не по проекту и отказалась платить деньги».

Асфальтированных дорог вокруг дома Плотникова вообще нет — таксист пугается, когда понимает, куда мы едем. Впрочем, грунтовок осталось достаточно и в центре — из-за перепада высот по улице Розы Люксембург, например, даже не всякий джип проедет.

— Не довольны вы мэром?

— У нас администрация никакая, работают только на себя, под себя гребут, а для города не делают ничего, — отвечает за нее муж.

— А про «Дворец Путина» что думаете?

— Мне болезненнее, что я хожу по колено в грязи, — говорит Плотникова, а ее супруг пересказывает мне телевизионный сюжет, в котором «Дворец Путина» назвали строящимся «апарт-отелем Ротенберга».

Недавно Плотников переболел коронавирусом, и любви к Путину после этого у него явно не прибавилось. «Когда меня отправляли на скорой в больницу в Крымск, то сразу сказали взять денег на обратную дорогу. Оказывается, тех, у кого на КТ меньше 40% поражения легких, отправляли домой. Через сутки я дома мог только на корачках ползать, чувствовал, что вот-вот ласты склею, но во второй раз меня уже взяли. А потом Мурашко докладывает, что у нас 30% коечного фонда свободно», — возмущается Плотников.

Он уверен, что Путин и правительство работают как пожарные, то есть просто тушат возгорания. У него даже есть идея, как быстро улучшить положение дел в стране: «Чтобы эффективность работы была, нужно на телепрограмме «Человек и закон» аккумулировать все жалобы на чиновников и вменить в обязанность всем чиновникам, включая президента, смотреть 20-минутный эфир каждую неделю и реагировать на него. После этого и рейтинг у Путина пойдет вверх, ведь чиновники будут не один раз в год работать после прямой линии, а каждый день».

А жаловаться жителям Геленджика есть на что и кроме плохих дорог.

Мыс несбывшихся надежд

— Наш дом строился без разрешения на строительство, но так ведь весь Геленджик построен. Сначала дом строится, а потом уже через суд получают разрешение. Например, так было с ЖК «Черноморский», который построили совсем недавно, — рассказывает Ольга Бочкарева, пока мы едем к 14-этажному жилому дому на улице Красногвардейской, где она десять лет назад купила квартиру.

Почти достроенный серый дом возвышается над окружающими его небольшими частными домами и трехэтажной советской застройкой. На фасаде плакат: «Дайте возможность нам достроить дом!» Здание в престижном районе на Толстом мысу начали возводить еще в начале прошлого десятилетия, и застройщик тогда заплатил жителям соседних домов, собрав с них расписки, что они не будут выступать против строительства. Однако через пару лет одна из жительниц все-таки обратилась в суд с заявлением, что ее не устраивает такое соседство, и дом определили под снос.

К этому времени он уже был практически закончен — некоторым из 400 купивших квартиры семей даже выдали свидетельство о собственности. «Одна женщина из Челябинска сделала ремонт и привезла мебель — ее потом выселяли. Она все сюда вложила, поэтому вынуждена была жить в гараже, но в итоге устроилась в отель «Приморье», и ей дали общежитие. Мы тоже заказали дизайн-проект и надеялись, что переедем, когда наш двухлетний сын пойдет в школу, но сейчас ему уже 11 лет, и мы теперь надеемся, что хотя бы к его свадьбе», — рассказывает Бочкарева, пока мы поднимаемся по лестнице на шестой этаж. Как и у соседей, в квартире Бочкаревой уже была установлена входная дверь, а с застекленной лоджии открывается великолепный вид на бухту. Стены на этажах оштукатурены, стоят счетчики — электричество в доме уже было, а воду подвели к участку.

Бочкарева решила переехать в Геленджик ради сына, которому лучше подходил здешний климат. Семья продала свою квартиру в Самаре и квартиру бабушки мужа в Геленджике, вложившись в квартиру на Красногвардейской (обошлась она им в 3 миллиона 100 тысяч рублей). Сейчас Ольга с семьей живет в Геленджике во взятой в ипотеку квартире намного дальше от моря и ждет разрешения ситуации с купленным жильем.

По словам Бочкаревой, ни один дом в Геленджике без разрешения администрации построить нельзя, и застройщик их дома его тоже получил.

но потом у них возник какой-то конфликт, после которого все пошло не так», — говорит Бочкарева.

Ее слова подтверждает и Голубев: «Было жесткое прикрытие со стороны [экс-мэра Виктора] Хрестина, который дал жильцам устные гарантии, что этот дом точно будет построен. Они говорят, он взял деньги, а когда за жопу взяли в суде, то сказал, что ничего не разрешал и не подписывал». Голубев рассказывает, что так в Геленджике работали и при первом мэре Сергее Озерове, и при втором мэре Хрестине, и сейчас.

Хрестин потом утверждал, говорит Бочкарева, что якобы не замечал строящийся 14-этажный дом на Красногвардейской, который является самовольной постройкой.

— Главный герой всего этого, бывший мэр Хрестин, живет и жирует, — говорит Наталья , которая переехала в Геленджик из Нижнего Тагила и тоже купила квартиру в доме на Красногвардейской.

— Мы сначала пошли в администрацию уточнить, можно ли покупать тут квартиру, и нам дали список самостроев, где не рекомендуется покупать квартиру, и нашего дома там не было, — рассказывает Бочкарева.

— Его там и не было, а вот баннеры с рекламой по всему городу висели! Я купила, потому что двоюродная сестра купила и сказала, что уже не осталось квартир, — добавляет Наталья.

Застройщик Павел Лонгинов давно сидит в СИЗО, а купившие квартиры в доме люди регулярно выходят в одиночные пикеты к администрации Геленджика. «Бывает, что из здания мэр выходит на обед, проходит мимо, но реакции — ноль. Но сейчас хоть стоять дают, а при Хрестине сзади подходил подставной человек, и нас задерживали», — говорит Ольга. В 2017 году они даже остановили движение на федеральной трассе «Дон». Дорогу люди перекрыли гробами, а в руках держали плакаты — «Сколько еще необходимо смертей и лет страданий?», «Мэр Хрестин отбирает наше жилье», «Мы верим только Путину».

Местные власти решить проблему пока никак не могут. «У нас было четыре положительные экспертизы, но суд принял во внимание отрицательную, сделанную за городские деньги. Последнюю делали осенью прошлого года по совету первого замгубернатора Краснодарского края Андрея Алексеенко. Он сказал, в каком бюро делать, и пообещал, что если вывод будет положительный, то дом будет достраивается. Мы скинулись на 2 миллиона, а нам сказали: «О`кей, но ничего не будет», — рассказывает Бочкарева.

По ее словам, жителей дома даже принимал губернатор Краснодарского края Вениамин Кондратьев, который обещал проблему жителей решить. «Он сказал, что дом будут сносить, а нам предложил три варианта: или деньги, или построят новый дом, или расселят по городу», — вспоминает Ольга. Пока самый реальный вариант, говорит она, это строительство нового дома на пустыре по улице Луначарского (на границе города вблизи от федеральной трассы «Дон»). «Пока это очередное обещание — собрали в очередной раз с нас все документы и вроде нашли застройщика, но все на уровне слухов», — говорит Бочкарева.

Пока жители не теряют надежду, что их дом все-таки достроят — скидываются каждый месяц по 2 тысячи на охрану, чтобы дом не растащили. Наталья уверена, что дом на самом деле сносить не хотят, а задумали превратить в апарт-отель. «В экспертизе, которую мы сделали по совету Алексеенко, написано, что для проживания дом годен, нужны незначительные доделки, но могут быть только апартаменты, а между корпусами надо проход сделать. Это говорит о том, что они собираются из него сделать отель!» — возмущается женщина.

Бочкарева добавляет, что прокурор Геленджика как-то сказал им, что есть вариант с денежной компенсацией, на которую спустя долгие годы мытарств уже многие согласны (хотя к 2021 году квартиры выросли в цене в несколько раз). «Мы удивились и спросили, кто же будет платить. Он сказал, что кому нужен дом, тот и будет компенсировать. Кому нужен — не сказал, но, наверное, тому, кому весь Геленджик нужен», — говорит Ольга с усмешкой.

Она объясняет, что, по слухам, всю землю на Луначарского, как и расположенный рядом с их домом пансионат «Нива», выкупили для министра промышленности РФ Дениса Мантурова.

«Он скупает по кварталам полностью весь город. Геленджик делают российским Монако, и со временем все отдыхающие будут отдыхать, а местные работать у Мантурова», — считает Голубев.

Он показывает мне «свечку» на улице Гринченко — квинтэссенцию происходящего в городе. На маленьком пятачке, отрезанном от территории школы № 2, идет строительство 20-этажного небоскреба. «Когда-то там стоял барак для работников школы, но со временем сменились жители, и они в 90-е смогли все это дело приватизировать, после чего землю продали. Разрешение здесь есть только на индивидуальное жилищное строительство (до 7 этажей)», — рассказывает Голубев.

У дома нет ни подземной парковки, ни своей территории — он строится ровно по границам участка. По словам Голубева, дом фактически стоит на одной плите, а та на скале, которая «плывет» зимой в одну сторону, а летом — в другую, и в случае землетрясения «свечка» упадет на жилые дома напротив. «Дом стоял недостроенным 10 лет, его должны были сносить по суду, но первого застройщика обанкротили, а новый решил вопрос. В итоге совершенно незаконное жилье, которое построено с нарушением всех мыслимых и немыслимых норм на территории школы. Это просто апофеоз того, что происходило в Геленджике при Озерове и Хрестине», — эмоционально говорит Голубев, который свой родной город явно очень любит.

— У нас город особого значения, а у меня у ребенка в школе туалет на улице, — смеется Ольга.

— Не жалеете, что переехали сюда?

— Нет, мне муж предлагает уехать, но я не хочу, мне здесь нравится, я здесь как дома, как будто всю жизнь здесь жила.

Водные процедуры

Те, кто живет в Геленджике всю жизнь, или те, кто недавно приобрел квартиру в советском жилом фонде, сталкиваются с главной местной проблемой — нехваткой воды.

Этим летом было особенно тяжело: на перекрестках стояли баки с водой, по проблемным районам курсировали водовозки. «Две недели не было ни капли воды! Когда потом привезли синие баки, то за водой выстраивалась очередь. Мой рекорд — 2,5 часа, ведь у каждого в очереди не просто два ведра, а еще канистра и бутылки. Пока каждый человек в очереди не наберет воду во всю тару, он не уйдет. Один стоит, а родственники носят. Самые умные стали с ночи выстраиваться», — рассказывает местный житель Александр Ливенцев .

О водной проблеме в Геленджике говорят с советских времен, но касается она не всех жителей города — в частных домах у многих своя скважина или водонакопительные баки. Во всех новостройках баки ставят по умолчанию, поэтому те же Плотниковы говорят, что вообще не замечают перебоев с водой. «Я знаю Геленджик с 11 лет, и всегда была проблема с водой, поэтому мне все эти терзания непонятны. Сейчас приехали люди, которые привыкли в другому комфорту, и их больше всего это возмущает, а местные — люди привыкшие», — утверждает руководитель Выставочного центра в Геленджике Арина Маринина .

Действительно, Ливенцев, который активнее других геленджичан борется за воду, переехал сюда из Москвы, где закончил карьеру креативным директором крупной международной сети парков развлечений. Он регулярно ходит в спортзал и пишет стихи — вот такие, например, посвятил проблеме с водой:

Немало нашему народу

Дано лишений, войн, осад.

Нам водовозки возят воду,

Как хлеб в блокадный Ленинград.

«Конечно, — признает сам активист, — нам не так хреново, но там хоть понятно было, что враг стоял у ворот, а нас-то кто [обижает]? Самое страшное лето, которое помнят старожилы!» Сезон действительно выдался таким, что обычно аполитичные и занятые обслуживанием туристов геленджичане даже сподобились на митинг.

«Мы просим вас, пожалуйста, услышьте нас. Обратите на нас внимание. В Геленджике тоже живут люди. В период пандемии коронавируса нам нечем даже помыть руки. Воды не бывает неделями. Дайте воду!» — обратились в конце митинга местные жители к властям. Ливенцев, впрочем, митингом остался недоволен: «Собрались 20 тетушек, постучали в кастрюли на набережной. На месте любого зрителя я бы еще и позавидовал — пляж, люди отдыхают». По его словам, на акции в поддержку Навального 23 января в Геленджике люди тоже кричали «Дайте воду».

Хуже всего живется людям в восточной части города. Главный редактор городской газеты «Прибой» Карина Миракова объясняет: « Троицкий водозабор — это целая система из нескольких десятков скважин, которые идут по подземным трубам в Новороссийск, он же — главный потребитель этой воды, а нас обеспечивают по остаточному принципу. Восточная часть города подпитывается только местной водой из Дивноморского водозабора, хотя именно тут [расположены] многоэтажные жилые комплексы».

И так каждый год. На юге каждый год засуха, но за полвека можно решить проблему, извините?» — возмущается Ливенцев.

Понятно, что ухудшение ситуации с водой связано в первую очередь с массовым строительством в Геленджике в последние годы. Губернатор Краснодарского края Кондратьев в июле прошлого года на заседании оперативного штаба по решению проблем водоснабжения объявил мораторий на строительство в Геленджике, Новороссийске и Анапе. «В Геленджике построено 1,3 млн квадратных метров за 10 лет! А в Новороссийске — 2,7 млн. В стройке — еще 890 тысяч. В Анапе понастроили 3,6 млн квадратных метров, — заявил Кондратьев и обратился к представителям местной власти: — Не понимаю этого огульного строительства. Вы со своей стороны разрешения выдаете, а край потом решает проблемы со школами, детскими садами, а теперь еще и с коммуникациями». При этом в Геленджике прямо сейчас строят новый аэропорт и новую яхтенную марину, недавно построили гольф-клуб.

Правда, тот же губернатор Кондратьев в прошлом году в интервью сказал, что жители Геленджика, мол, сами виноваты, что не протестовали, когда город застраивали.

За эти же последние 10 лет население Геленджика выросло сразу на 30 тысяч человек и составляет сейчас почти 120 тысяч человек.

— Самая большая проблема Геленджика в том, что он вырос из коротких штанишек, и тут искать виноватых сейчас и говорить: «Вот он корень зла», — будет не совсем корректно, потому что проблема воды звучала не одно десятилетие, — говорит Миракова, которая переехала в Геленджик из Краснодара полтора года назад.

— Прогресс есть за то время, что вы здесь?

— Постараюсь быть беспристрастной и скажу, что стоило определенного мужества взяться за проблему [с водой] и начать ее вытягивать. Сейчас краем была предложена конкретная программа действий: протянуть от Троицкого водовода еще одну нитку, для того чтобы больше воды попадало в Геленджик.

По ее словам, параллельно власти «рассматривают возможность постройки в Геленджике опреснительной станции» и ищут местные воды, бурят новые экспериментальные скважины.

Ливенцев очень надеется, что скандал с «Дворцом Путина» поможет Геленджику решить проблему с водой, но просит отдельно указать, что он Навального не поддерживает, а беспокоится исключительно из-за нехватки воды. «Я абсолютно аполитичен! Я не за Путина и не за Навального, но мы от этого кипеша хотим получить свое — воду. И если соответствующая СанПинам вода в моем кране будет 24 часа в сутки, то я лично напишу хвалебную оду администрации и сам ее исполню!» — убеждает он меня.

Но пока этого не произошло, по инициативе Ливенцева скульптор из Анапы Вадим Бабак разработал проект памятника «50 лет водному графику города Геленджика» — кран, скрученный в узел, из которого торчит капля. «Это слеза народа», — объясняет местный житель.

Бей своих

Туристов и приезжих становится в Геленджике все больше, что неудивительно — город может похвастать не только соседством с «Дворцом Путина», но и самой длинной в мире набережной, на которой сохранились реликтовые пицундские сосны, хорошими ресторанами и удивительной для России чистотой.

Благополучие как минимум трети жителей Геленджика, сдающих отдыхающим комнаты или свои дома целиком (или выстроивших на своих жилых участках небольшие гостиницы), сейчас под угрозой из-за так называемого «закона Хованской». Поправки, которые запрещают использование жилых помещений в качестве гостиниц и приведут к многократному увеличению налогообложения, вступили в силу еще в октябре 2019 года, и геленджичане в прошлом году уже записывали видеообращение к руководству страны.

Чтобы перевести жилые помещения в нежилые, потребуется вложить много денег, да и потом весь год придется оплачивать коммунальные тарифы по промышленным тарифам. «Самый большой объем, который мы платим из своего оборота, — это коммунальные услуги, а не налоги и не фонд заработной платы. Они и сейчас составляют существенную долю нашей прибыли, а если они будут поставлены на коммерческие рельсы, то превратят нашу деятельность в бессмысленную», — объясняет мне владелец одного из гестхаусов в Геленджике. Фигурировать под своим именем в статье он отказался — боится стать «первым шаром среди тех, к кому будет применен закон». Назовем его Антоном .

По его словам, даже переоформить жилое помещение в коммерческое — непросто. «Строились-то по старым нормам, а сейчас другие, и как в них влезть? Надо, выходит, дом пообтесать со всех сторон или еще что-то сделать. Зачастую эти требования почти невозможно выполнить, но в любом случае это дело нескольких лет и больших вложений, в том числе изготовление вагона и маленькой тележки технической документации», — жалуется Антон. Кроме того, непонятно, где ему и другим собственникам сдаваемого жилья в таком случае жить. «И как зарегистрировать себя или детей? Отсюда все вопросы с образованием и здравоохранением», — возмущается Антон.

— Никакого плюса для городских властей от борьбы с нами я не вижу, а вот градус общественного неодобрения повысится. Нас слишком много, и наша беда только в нашей неорганизованности и попустительском отношении к своим же интересам, — говорит Антон. По его словам, мэрия на контакт с обеспокоенными жителями пока не выходила. «Возможно, они что-то задумали и пока не раскрывают всех секретов. Перед введением курортного сбора три раза всех собирали, а сейчас нет. Может, они будут использовать закон для борьбы с неугодными, а может, с начала сезона все взвоют», — говорит он.

Главный редактор «Прибоя» Миракова говорит, что в газете хотели сделать на эту тему круглый стол, а депутат Госдумы от Краснодарского края как раз готовит поправки к «закону Хованской». «И на муниципальном, и на краевом уровне много телодвижений, чтобы как-то разрулить эту проблему, потому что люди будут очень недовольны, если сдаешь комнату, а тебя заставляют при этом выселиться из дома», — комментирует Миракова.

— И как оно будет?

— Трудно прогнозировать. Из публикаций я знаю, что глава администрации настаивает на том, чтобы все оформлялось должным образом, пока не изменится законодательство. Он — коренной житель, сам из бизнеса и понимает эту проблему, — говорит она.

Активные москвичи

«Прошлым летом, — говорит Ливенцев, — по уму, надо было город закрывать и объявлять ЧП. Коронавирус, нет воды, огромное количество туристов. Но закрывать город — это значит лишиться денег, ведь тут у простых людей все заточено на туристов, и если все уедут, то воды будет много, а кормить детей будет нечем».

давящей на инженерные сети. Многие мои собеседники жаловались на пробки и утверждали, что еще пару лет назад зимой на улицах было совершенно свободно.

«Люди приезжают, занимают ниши, выталкивая с работы местных. Те в итоге вынуждены меняться местами с этими москвичами, но в столице у них ничего не получается, и они возвращаются обратно. Получается столкновение масс в трудовом пространстве. С мораторием Кондратьева работы становится намного меньше, и приезжие в ужасе начинают занимать те ниши, которые занимали местные, а работодатель, понятно, предпочитает людей с московским образованием», — объясняет Голубев.

При этом львиное большинство активных геленджичан — это переехавшие сюда москвичи. Это видно даже по сообществу в Facebook «Активный Геленджик», в ядре которого уроженец города только Голубев. Так, прошлым летом Ливенцев обращался в Роспотребнадзор с жалобой на качество воды, которая «не являлась водой ни по цвету, ни по запаху». Анализ показал превышение хлоридов и железа, а «Концессии водоснабжения Геленджик» в итоге оштрафовали. «Город взвыл от счастья, бросал чепчики, мне говорили: «Александр, спасибо, что вы указали нам светлый путь», десятки людей написали, что сделают то же самое, и я им скинул образец. Но позже выяснилось, что заявление никто не подал», — с горечью рассказывает Ливенцев. С этого момента он считает, что борется не за весь город, а за воду в своем кране.

Пожалуй, самая активная в Геленджике — Светлана Тережоль, тоже приехавшая из Москвы. Она работает продавцом в строительном магазине, а в свободное от работы время борется с системой. «Я давно знала, что за строительство [идет в Прасковеевке], но когда увидела по съемке [ФБК] с коптера, сколько там на самом деле вырублено, как там все попорчено, этот тоннель в скале, то поняла, что это вообще какая-то жесть», — рассказывает Тережоль.

Она создала на Change.org петицию, в которой требует снести «Дворец Путина», заплатить городу штраф, восстановить вырубленный массив пицундской сосны и вернуть всем россиянам доступ для прогулок в лес и на пляж.

«Я уверена, что надо судиться сейчас [с Ротенбергом] — по крайней мере, пусть хоть заплатит штраф городу за вырубку сосен. У нас нет ни театров, ни других больших развлечений, поэтому наш главный семейный отдых — это прогулки через лес к морю», — говорит Тережоль. По ее словам, губернатор часто требует от местных властей убрать незаконные стройки в лесу и может это сделать и сейчас.

— Я уже знаю, куда мне нужно писать: в природоохранную прокуратуру и в Минприроды, которые должны контролировать вырубку леса, — говорит Тережоль.

— Подавать в прокуратуру, учитывая, что это «Дворец Путина»? — удивляюсь я, ведь наивной Светлана не кажется.

— Я не уверена, что они подготовили все документы, но все должны соблюдать закон. Как эта земля оформлена вообще? Я думаю, у них бардак, и надо этим пользоваться, искать лазейку, — отвечает она.

Бороться с системой она уже привыкла. Недавно активистка подала иск в Верховный суд, поскольку в ходе голосования по поправкам в Конституцию на ее участке число выданных бюллетеней совпало с числом обнаруженных в ящике. «А я-то свой бюллетень забрала, вот и начала с ними судиться. Только краевой СК отправил это выше, в СК РФ, а остальные инстанции спустили в ТИК, что очень смешно, ведь заявление о преступлении отдают тем, на кого я подаю!» — удивляется Тережоль.

— Российская классика, — мрачно отвечаю я.

Пассивность местных жителей владелец гестхауза Антон объясняет кубанским менталитетом. «Большого желания заниматься активной деятельностью у коренных жителей нет», — говорит он.

— Ну вот поэтому теперь за вами и пришли, — говорю я.

— Я же долго думал, надо ли с вами даже анонимно общаться, но потом все-таки решил, что надо. Но пока это предел активности, — отвечает Антон и смеется.