Молекулярный биолог, заведующий лабораторией бионанотехнологии, микробиологии и вирусологии факультета естественных наук Новосибирского государственного университета профессор Сергей Нетёсов 17 лет проработал заместителем директора по научной работе знаменитого и секретного когда-то Новосибирского центра «Вектор». Он один из ведущих вирусологов страны, поэтому продолжает внимательно следить за ситуацией с разработкой и производством вакцин от коронавируса.

В этом разговоре мы обсудили парадоксы борьбы России и остального мира с нынешней эпидемией. Выяснилось, скажем, что в мире сейчас разрабатывается по меньшей мере полторы сотни вакцин, более десятка уже активно производятся, десятки стран прививают население немыслимыми темпами, используя для этого собственные производственные мощности и покупая вакцины у других стран. Россия, кажется, как всегда идет своим путем: нужные объемы собственной вакцины быстро произвести она пока не в состоянии, поэтому сражается за какие-то выдуманные показатели, а не за здоровье своего населения.

— Сергей Викторович, прежде всего, было бы интересно понять, как далеко зашел процесс с вакцинами от коронавируса. Сколько их сейчас уже сделано в мире?

— Судя по тем данным, что публикуются в надежных источниках, в мире сейчас в стадии доклинических исследований испытываются порядка 90 различных вакцин от коронавируса. А в стадии клинических исследований, то есть испытаний на добровольцах, — около 70. Это происходит в разных странах — от Казахстана до США. Причем, интересно: несмотря на то, что деньги в это вкладываются немалые и занимаются этим серьезные компании, не все исследования завершаются успешно. Например, сейчас уже отозваны как бесперспективные четыре вакцины. Две из них — по предельно ясным причинам: недостаточный иммунный ответ, одна — из-за того, что часть антител, образующихся в результате ее применения, дают ложноположительные результаты в диагностикуме на антитела к вирусу ВИЧ.

— Но, слушайте, все равно их много. Я помню разговоры в самом начале пандемии, когда специалисты говорили: мы имеем дело с загадочной болезнью и совершенно неизвестно, удастся ли создать хоть что-то, способное ей противостоять. И вот сегодня аж 90 вакцин. Это странно, нет?

— Знаете, как только расшифровали структуру возбудителя, уже никто больше не говорил, что это никому не понятное явление. Скажем, давно существуют инактивированные вакцины против коронавирусов кошек, собак и птиц. Поэтому так много стран и фирм взялись за разработку и производство именно инактивированных вакцин, в которых живой вирус обезврежен либо химически, либо физически, например, нагреванием или облучением ультрафиолетом. Китай таких вакцин разрабатывает, испытывает и уже применяет аж три (правда, одна — с не очень высоким защитным эффектом). Индия разработала свою инактивированную вакцину и, похоже, что у них есть еще одна в разработке. Есть такая вакцина, разумеется, и у России — «КовиВак», созданная в Федеральном исследовательском центре исследований и разработки иммунобиологических препаратов имени М. П. Чумакова.

Сразу было ясно, что ученые этого Центра начнут разрабатывать вакцину именно по такой технологии, потому что это Центр, который давно выпускает минимум три инактивированные вакцины. Например, против бешенства вакцину они делают для всей России. Против полиомиелита они делают живую вакцину. Инактивированную вакцину против клещевого энцефалита они в разных модификациях производят с 50-х годов. И еще единственные в России выпускают живую вакцину против желтой лихорадки. Так что, там специалисты по вакцинам очень опытные. Плюс у них есть собственное производство, хотя и небольшое.

— А наши подходы к разработке и производству вакцин, они чем-то в принципе отличаются от того, что делается в мире?

— Знаете, я бы по странам здесь не делил. Речь тут о технологиях, которые традиционно сильнее развивались в той или иной стране. Вот тот же Центр имени Н.Ф. Гамалеи, разработавший векторную вакцину «Спутник V». Они где-то лет десять назад присоединили к себе Институт вирусологии имени Д. Ивановского. Я в этом институте защищал докторскую диссертацию и знаю его хорошо. Так вот, они разработку векторных вакцин на основе аденовирусов начали еще в 80-е годы. Но, понимаете, традиционно еще советский Государственный комитет по иммунобиологическим препаратам, который рассматривает, экспертирует и аттестует все вакцины, был очень консервативен, и это правильно. Здоровый скептицизм в таких делах просто необходим.

Потому что они реактогенны в существенно большей степени, чем разрешенные до этого инактивированные и живые вакцины.

Ну вот чтобы вы поняли. Всем моим внукам уже поставили целую кучу инактивированных и живых вакцин. Ни одна из них не вызывала повышения температуры до 38 градусов. Они вообще редко у кого вызывают повышение температуры. А тут для векторной вакцины берется в качестве средства доставки вирус, который не размножается в организме человека, но при этом у половины людей вызывает повышение температуры. Вот поэтому векторные вакцины на основе обычных аденовирусов никогда у нас до этого и не одобряли.

Посмотрите, например, инструкцию по применению той же вакцины «Спутник V». Это официальный документ, я его скачал с сайта Фармкомитета. Там на 4-й, по-моему, странице написано, что среди первых 38 добровольцев, получивших вакцину, всего было 144 побочных реакции, и через 42 дня наблюдений не все они завершились. Я не выдумываю, там так и написано.

Но что делать — возникла чрезвычайная ситуация. Можно было бы мурыжить все эти кандидатные вакцины еще лет пять-десять, но куда ж деваться — эпидемия, ее надо останавливать. Человечество всегда в таких ситуациях принимало экстраординарные меры. У нас, например, в России Екатерина II во время эпидемии оспы сама привилась через царапины вирусом человеческой оспы и привила своего сына Павла I. Так что, и сейчас пришлось действовать нетрадиционно. Решено было рискнуть с технологиями, которые не находили себе применения около двадцати лет.

Вот, например, фирма Moderna, она для многих — такой как бы новичок, выскочка. А она ведь лет двенадцать, между прочим, разрабатывала вот эту технологию мРНК для вакцинации против семи или восьми вирусов. Это абсолютно революционное решение — минимализированная вакцина, которая не вызывает почти никаких побочных эффектов.

Принцип там такой. Белки синтезируются в клетке такими микро-заводиками, рибосомами на матрице, которой является матричная РНК, своего рода передаточное звено между ДНК-геном и белком. Так вот они в Moderna эту матричную РНК для S-белка поместили в специальные липидные пузырьки, похожие на вирусы, добавили туда стабилизаторов и попробовали всю эту штуку ввести внутримышечно в организм животных. Оказалось, что эти пузырьки входят в клетки, и на матрице этой мРНК клетки начинают синтезировать тот самый S-белок коронавируса в самой что ни на есть натуральной форме. Далее синтезированный белок выходит на поверхность клетки, организм ее воспринимает как инородное тело и вырабатывает иммунный ответ на этот белок.

Прекрасная идея! Меня это в свое время, года три назад, поразило. Причем, они новую версию вакцины против нынешнего коронавируса разработали за 63 дня! И начали клинические испытания еще в марте прошлого года. И они не звонили об этом везде, не регистрировали свою вакцину первыми во вселенной. А ведь ее идея хороша. В ней нет промежуточного шага в виде того же аденовируса. Потому что когда в организм вводят аденовирус, несмотря на то, что он обезврежен и лишен способности размножаться, все равно начинает работать весь его вирусный аппарат. То есть вместе с S-белком синтезируются почти все белки самого аденовируса. Это и вызывает основные побочные эффекты: вместо одного белка, необходимого для борьбы с коронавирусом, синтезируется еще десяток-полтора аденовирусных. Это и вызывает побочные эффекты.

К тому же все компании, которые сделали векторные вакцины на основе аденовируса, предлагают использовать очень большие дозы препарата. Вот знаете, например, какова доза Гамалеевской вакцины «Спутник V»? Десять миллиардов штук вируса. В первый раз десять миллиардов и во второй раз десять миллиардов — так написано в инструкции по ее применению. Почему? Вообще-то, по идее, авторы-разработчики должны были пройтись по дозам еще в первой фазе испытаний, в сторону уменьшения, конечно. Но они этого не сделали. Мотивации, почему они этого не сделали, нет. Они, конечно, говорили в интервью, что на обезьянах они это посмотрели и пересчитали на человека. Но на самом деле прямой пересчет здесь не очень-то подходит. Лучше всего окончательные дозы подбирать уже на добровольцах. Ну что делать — не прошлись по добровольцам, значит, не прошлись. Пройдутся, может быть, потом, во время испытаний своей однокомпонентной вакцины «Спутник-Light», при применении которой человеку вводится только один, первый компонент.

— Ну вот, столько разговоров об этой нашей первой в мире вакцине, столько споров. Хороша или нет. Эффективна или нет. Политизирована или нет. Можно тут добиться какой-то ясности? Это успех? Прорыв? Или это какой-то пафосный обман?

— Конечно, это прорыв. Нет никаких сомнений: это мощный прорыв. Просто они этот прорыв, на мой взгляд, совершили, слишком перекрутив все с маркетингом. Они сразу стали говорить: эффективность нашей вакцины — 100%.

Люди ведь разные, они по-разному реагируют на препараты. Есть, например, люди с иммунодефицитами. И есть промахи с самими по себе вакцинами, это же живые препараты. Ну пусть 90–95% эффективности — это же отлично. Зачем говорить до результатов испытаний про 100%?

В конце концов, все, естественно, выяснилось. Вышла авторами же написанная научная статья, оказалось, что эффективность «Спутника V» — 91,4%. И это разумная, достойная величина. И на самом деле это просто великолепно. Другие аденовирусные вакцины показали меньшие цифры.

— Ну вот вы не делаете каких-то кардинальных различий в подходах разных стран к разработке вакцин. Тем не менее в том, как они вакцинируют население, разница все же существенная. Израиль, например, собирается в ближайшее время привить вообще все свое население.

— Я думаю, через месяц-полтора они это сделают. Там уже привито больше половины населения, по крайней мере, первой дозой. Так что, страны, разумеется, тут по-разному успешны. Вот в Англии в принципе тоже хорошую вакцину сделали. Оксфордский университет вместе с «Астра Зенекой». Эта вакцина тоже на аденовирусе, как и наша из Центра имени Н. Ф. Гамалеи. Они взяли в это дело в качестве вектора аденовирус шимпанзе, на который у человеческой популяции нет антител. Но дело в том, что второй раз вакцинировать этим препаратом, как они хотели, у них не получается с хорошей эффективностью. Организм после первой инъекции вырабатывает очень хороший иммунитет против самого аденовируса. Так что, они сейчас ведут с Центром имени Н. Ф. Гамалеи переговоры о совместных исследованиях, чтобы взять гамалеевский 26-й аденовирус человека и применять его вместе с 26-м аденовирусом шимпанзе. И это может оказаться лучше, чем то, что есть у ученых Центра имени Н. Ф. Гамалеи, и определенно лучше, чем то, что есть сейчас у «Астра Зенека».

— Это можно назвать битвой вакцин, таким научным сражением XXI века?

— Понимаете, назвать это можно как угодно, но нигде, кроме как в наших СМИ, никакой войны вакцин нет. Люди просто работают. Я повторюсь: третья фаза клинических испытаний вакцины от компании Moderna началась почти на два месяца раньше, чем у нас. Китайцы начали испытания своей аденовирусной вакцины 23 июля, это раньше, чем 11 августа, когда мы объявили о победе с регистрацией нашей вакцины.

Что получается теперь? По вакцинации в мире на душу населения среди стран сейчас лидируют Израиль, Объединенные Арабские Эмираты, Великобритания и Чили. А Россия по результатам вакцинации на душу населения примерно на 16-м месте! Почему? Да прежде всего потому, что у нас мало мощностей по производству вакцин. Фактически мы сейчас справляемся только с полностью отечественным производством живых вакцин против кори, паротита, туберкулеза и инактивированных вакцин против 5–7 инфекций. Живых вакцин надо немного. Например, коревой вакцины нужно произвести две дозы на число рожденных детей в год: прививки эти делают ребенку в год и в семь лет. У нас новорожденных детей примерно полтора миллиона в год. Вот и считайте. Три миллиона доз. Всего.

И где все это произвести? Ну вот смотрите. Сейчас во всем мире из-за того, что вакцины везде производятся массово, не хватает культуральных сред и так называемой фетальной сыворотки коров, с помощью которой нарабатываются клетки и сам вирус. Кроме того, не хватает целого ряда компонентов, чтобы вакцинные препараты потом очищать. Эти нехватки начали проявляться еще в марте прошлого года, что было четко видно на диагностических тест-системах. Тогда появился даже неофициальный запрет на упоминание нескольких реагентов, еще тогда ставших дефицитными во всем мире. При этом наше государство и некоторые другие только сейчас налаживают их собственные производства.

В советское время существовали специальные программы обеспечения страны, например, большинством главных ферментов для генной инженерии. Мы даже делились технологиями и оборудованием. А теперь множество ферментов покупаем за границей, можете себе представить?

И таких проблем много. Отвлечемся от коронавируса. Допустим, вы же знаете, что коровы едят траву и зерно? Так вот, в траве и зерне есть белки, но их аминокислотный состав отличается от аминокислотного состава мяса коровы. Для компенсации нехватки ряда аминокислот коровы едят больше зерна и вообще кормов, чем надо. Довольно много едят — в 2-3 раза больше. Что придумали и за рубежом, и у нас (еще в СССР)? Выявили несколько незаменимых аминокислот, которые надо добавлять в рацион, наладили очень дешевое их производство. И что получилось? Если, например, добавлять коровам в корм аминокислоту лизин, то количество зерна для их прокорма можно уменьшать вдвое. А если давать еще и другие аминокислоты, так и втрое-вчетверо.

Что сделали в 90-е годы? Про эти производства не просто забыли, а даже продали весь металл, который в них был в виде оборудования. Восстанавливать их начали только недавно, лет пять–семь назад. По лизину, слава богу, Россия сейчас свои потребности закрыла, а ведь все предыдущие годы его приходилось покупать за границей. Более или менее решены вопросы со второй-третьей аминокислотами, но еще три или четыре надо все еще везти из-за границы.

Поэтому лично я считаю, что ракеты — это престижно, Марс — интересно, да и Луна тоже. Но гораздо лучше лидировать в производстве вакцин, эффективных лекарств и кормов для скота. Потому что это нашему, российскому, населению намного нужнее, да и понятнее.

— Почему? Потому что вы вирусолог, а не космонавт?

— Потому что ущерб от того, что у нас нет вакцины, в конечном итоге намного больше, чем затраты на то, чтобы она у нас была в достаточном количестве. А полеты на Марс наши жизни не продлят и не улучшат. Надо на нашей планете получше обустраиваться.

— То есть вы действительно расцениваете коронавирус как такую глобальную угрозу миру вообще и России в частности?

— Ну вы сами видите, что вирус все-таки эволюционирует. Самые опасные страны в этом плане — страны с большой долей ВИЧ-инфицированных. В некоторых таких странах по минимальной оценке 15% населения инфицировано ВИЧ. Ведь дело в том, что в организме человека с ВИЧ даже при средней тяжести заболевания коронавирус живет не неделю, как у человека с нормальным иммунитетом, а месяц и больше. При этом вирус проходит несколько десятков жизненных циклов и успевает существенно мутировать. Сейчас есть, например, гипотеза о причинах появления так называемого британского штамма. Там был человек, которому пересадили орган, и он принимал иммунодепрессанты. Вот его долго не могли избавить от коронавируса, и за это время вирус в организме хозяина заметно изменился.

Так что, источники мутаций сегодня — Британия, ЮАР и Бразилия, и для человечества и его взаимоотношений с вирусом это очень даже немало. Хотя в других странах мутанты тоже будут появляться, без сомнения. Пока никакой паники по этому поводу нет, но мы не знаем, какими могут оказаться дальнейшие мутации. Я полагаю, что с эпидемией мы в конечном итоге должны справиться, но есть риск, что нынешний коронавирус может дополнить обойму четырех старых коронавирусов и остаться с нами жить навсегда. То есть станет нашим соседом по эволюции.

Может быть, выход в том, чтобы взяться не только за него, но и за другие коронавирусы, которые вполне способны, хотя и в редких случаях, вызывать заболевание типа атипичной пневмонии. А вирусные пневмонии очень трудно лечить. Так что, будем надеяться, что еще больше лучших умов человечества удастся привлечь к этой борьбе, а мы все вместе перестанем вести войну вакцин и будем делать свою часть работы по мониторингу вирусных инфекций в России. Абсурдные и проблемные ситуации в конечном итоге хороши тем, что их в экстремальных ситуациях становится видно невооруженным глазом. А раз видно, то есть шанс успокоиться и навести порядок.