Это очень разные люди, хотя и современники, жизненные пути которых пересекались в самые острые, драматические периоды их жизни и общественной деятельности. Их объединяет, на мой взгляд, одно, но исключительно важное обстоятельство. Они, при всех своих различиях, а временами и противостояниях, оказались ведущими фигурами того бурного этапа нашей истории, который по сути своей был третьей русской революцией XX столетия и ознаменовал начало перехода России от общества и государства традиционалистского типа к обществу и (будем надеяться) государству современного типа. Они же обозначили основные вехи для выживания человечества, оказавшегося в совершенно новой для него постиндустриальной, информационной и ядерной ситуации.

Как очень часто происходит в подобных случаях, появление сначала на российском, а затем и всемирном политическом горизонте М.С. Горбачева воспринималось одновременно и как неизбежность, и как чудо.

Неизбежность — потому что гниение и размывание советско-коммунистического голиафа перешло от стадии догадки немногих к стадии уверенности многих, а затем — к аксиоматике почти для всех, включая и тех, кто стоял непосредственно у кормила власти. Мне вспоминается беседа с моим покойным другом А.Е. Бовиным в конце лета 1982 года. Как известно, он был весьма близок к Брежневу и Андропову и являлся в значительной степени их «пером». Это ему принадлежала поистине историческая фраза, озвученная Леонидом Ильичом: «Экономика должна быть экономной».

Так вот, на мой банальный вопрос: «Как дела?» — Бовин мрачно изрек: «Мои дела — ничего, а вот государственные дела отвратительны». Необходимость коренных перемен ощущалась везде и повсюду, включая самые верхи, как нечто совершенно неизбежное, хотя диапазон мнений о том, когда они наступят и какой характер примут, разнился очень сильно. От вариантов весьма радикальных до чисто личностно-косметических. В атмосфере веяло чем-то, что в свое время было сформулировано в стихах: «Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна!»

Именно в этот период на политическом горизонте появилась вначале едва заметная звездочка Горбачева. На фотографиях «родного политбюро» того периода заметно,

Но удавалось лишь не полностью, с остатком. Остаток был возрастным. Но именно возраст и воспринимался тогда как главный и решающий политический фактор. В то застойное, унылое, казавшееся бесконечным время еще мало кто знал рожденные в 1968 году во время чешского «процесса возрождения» строки:

«Знаю я, что будет лучше, / Потому что по земле / Ходит наш, советский Дубчек, / Скоро будет он в Кремле».

Я-то это четверостишье знал и из-за своего личного пражского опыта, и из-за рассказа еще одного своего друга, знаменитого философа М.К. Мамардашвили, который в бытность свою студентом философского факультета МГУ посещал одно из общежитий университета, где познакомился с двумя друзьями-юристами: русским и чехом. Русского звали Михаил Горбачев, а чеха — Зденек Млынарж. И надо же было случиться, чтобы впоследствии этот чех стал одним из главных политических советников Александра Дубчека в бурный период «Пражской весны».

Что тут можно сказать? Выдающийся русский поэт Давид Самойлов написал: «Мы с тобой в чудеса не верим, оттого их у нас не бывает».

То, что произошло с нашей страной в конце XX века, — несомненная закономерность. Идея, время которой пришло, не может не быть так или иначе реализованной. Судьба согласных с ней — ведет, а несогласных — тащит. Наше поколение она вначале повела, а потом потащила. Но то, как и кем судьба реализует переход одних исторических реальностей в другие — иными словами, переворачивает страницу, превращая настоящее в прошлое, а будущее — в настоящее, — почти всегда воспринимается нами как нечто уникальное и немыслимое. Точнее, как чудо. Одной из самых ярких персонификаций такого чуда для нашего поколения стал М.С. Горбачев. Его визит в Великобританию и беседы с Маргарет Тетчер, его назначение генсеком, его встреча напрямую с ленинградцами — все это могло случиться, а могло и не быть. Но случилось и было. Как и стремительный подъем, пик всемирной любви и популярности, кратковременное президентство СССР, Нобелевская премия мира, провозглашение вместе с Рональдом Рейганом невозможности ядерной войны и начало работы по поэтапному сбалансированному сокращению ракетно-ядерного оружия с перспективой его последующего полного уничтожения. И острейший конфликт с обеими (левым и правым) радикальными крыльями незрелого российского общества, вырвавшегося внезапно и бурно на поверхность, и как результат — падение лидера и крушение страны.

В этих кратких заметках нет, конечно же, времени и места для разговора о нашей недавней истории. Речь здесь идет о становлении и судьбе отдельной яркой и многоплановой исторической личности — личности М.С. Горбачева.

Михаил Сергеевич обладал рано воспринятыми и доведенными почти до уровня инстинкта навыками советско-партийно-комсомольского выживания в сочетании с внутренним убеждением, что «старики засиделись и впадают в маразм» и что следует руководство омолодить, а страну разбудить от застойной спячки и ускорить ее развитие по более или менее проложенному пути. И лишь в процессе все более ускорявшегося движения он стал осознавать, что «проложенного пути» просто нет, и его надо прокладывать самому, ломая толстую и тупую, хотя и гниющую стену тотальной стагнации, за которой «не видно ни зги», а есть лишь мутная и опасная бесконечность. Другой остановился бы в недоумении и ужасе. А он — не остановился. Он пошел вперед: смело, с улыбкой и надеждой, пытаясь вдохнуть уверенность в умы и сердца людей и тем самым — в самого себя.

На какой-то стадии этого бега наперегонки с судьбой перед лидером встал принципиальной важности выбор: сохранение и укрепление контроля над ситуацией с использованием силового воздействия на усложнявшуюся обстановку или продолжение начатого им процесса с учетом все более хаотических возмущений, чреватых утерей контроля над политической ситуацией.

М.С. Горбачев после некоторых колебаний сделал поистине исторический для нашей страны выбор — он пошел по второму пути. Я бы назвал его путем героического ненасилия. Ненасилие даже вопреки засевшему в голове каждого советского лидера принципу: власть — любой ценой и невзирая на любые жертвы. Это, на мой взгляд, стало решающим фактором формирования уникальной личности М.С. Горбачева.

Рискну предположить, что в этом личностном смысле он значительно дальше ушел от психотипа «советско-партийности», чем другой, несомненно, крупный и мощный лидер третьей русской революции ХХ столетия Б.М. Ельцин — этот выдающийся союзник-соперник Горбачева. Для Ельцина власть значила значительно больше, чем для Горбачева, и использование силы для ее завоевания и удержания было, как показали октябрьские события 1993 года, безусловно, неприемлемым. В этом смысле большой вопрос, кто из них может рассматриваться более радикально разошедшимся с советско-большевистским идейно-партийным и политическим наследием: Ельцин, официально перевернувший последнюю страницу советского периода от роспуска КПСС до отмены советской символики, — или Горбачев, который предпочел собственный уход с политической арены прямому насилию над оппозиционными ему силами самой различной направленности.

Именно уход Горбачева сформировал окончательно его личностный исторический облик. Его персональная неудача стала прелюдией к историческому бессмертию.

Третья русская революция ХХ века отличается от первых двух, помимо всего прочего, тем, что она при всех ее драмах и катаклизмах оказалась существенно более бескровной, чем революции начала столетия.

И в этом несомненная заслуга тех ее выдающихся фигур, которые своей жизнью, примером политической и общественной деятельности привили нашему обществу на рубеже веков «синдром политического ненасилия». Я говорю о А.Д. Сахарове и М.С. Горбачеве.

Этот синдром, к огромному сожалению, не вечен нигде, особенно не вечен в России.

Но память о нем — ценнейшее достояние российской истории. И в этом смысле эффект полученной прививки будет с нами всегда.

Думаю, что Михаил Сергеевич Горбачев не сомневается в этом. Именно поэтому он так красиво, спокойно и без суеты проводит свой жизненный цикл с момента ухода из активной политической жизни. Приятно наблюдать за тем, как именно в это время окончательно сформировалась его личность — личность свободного человека, гражданина своей великой страны, в освобождение которой он внес свой ценнейший, уникальный и, в конечном счете, исторический необратимый вклад.

Нынешний юбилей Горбачева, как и предстоящий юбилей Сахарова, будем надеяться, воскресят и вернут эту память — память о двух российских Нобелевских лауреатах мира.

Владимир Лукин