В последний раз я видел моего друга Ясира Абдул-Рахима в небольшом приграничном городке на юге Турции несколько лет назад. Был мрачный, холодный, дождливый день. Ясир незадолго до этого был ранен в бою с ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация), и от холода у него ныла нога. Ему поставили обогреватель на пол рядом со стулом, но все равно время от времени его передергивало от боли. Я его знал давно: когда началась война в Сирии, он был молодым майором-артиллеристом. В июне 2012 года он бежал из армии. В составе сил оппозиционной Свободной сирийской армии он участвовал в сражениях в Алеппо, Хомсе, Идлибе и в восточном Евфрате.

Когда я попрощался с ним в тот день, я — честно — думал, что уже навсегда. Но вот такой же дождливый день — и Россия, Сочи. Мой товарищ Ясир — теперь уже полковник Сирийской национальной армии, вооруженного крыла объединенной сирийской оппозиции. И он — лицо этой армии на международном совещании по Сирии. На встречу в астанинском формате, которая прошла в Сочи под российскими и международными гарантиями, была приглашена делегация из 10 человек, представляющих сирийскую оппозицию, а напротив них сидели делегаты режима Асада. И тот факт, что Ясир, боевой офицер, проливавший кровь за будущее своей родины, был в составе делегации, говорит о том, что и сирийская оппозиция, и российское правительство серьезно настроены на прекращение вооруженного конфликта и начало политического процесса.

2021 год — год страшного юбилея:

16 миллионов из 20 миллионов населения страны стали беженцами.

Километры разрушенных пустых городов — вот картинка, которая стоит перед моими глазами, когда я вспоминаю свои командировки в Сирию. Дети, которые ловят черепах и рвут траву на заросших стадионах, чтобы сварить суп. Бесцветные люди, которые прислушиваются к гулу самолетов и вертолетов, чтобы понять, кто сегодня будет бомбить.

Об этом теперь уже мало помнят здесь, но сирийская война и для РФ не чужая. С 2015 года воздушно-космические силы России принимают участие в конфликте. А о чем вообще в России не говорят, так это о том, что сирийская война уже давно не контртеррористическая операция против ИГИЛ, а самая настоящая гражданская война Башара Асада со своим населением.

ИГИЛ, зверства которого стали поводом для вмешательства России в войну на стороне Асада, объявлен поверженным еще в 2017 году. В том же году президент Путин заявил о выводе российских войск. Однако российский военный контингент по сегодняшний день остается в Сирии.

Переговоры о достижении мира впервые прошли в Астане (ныне — Нур-Султан) еще в январе 2017 года. Помимо делегатов от ООН, России, Турции, Ирана, США и режима Асада, в них принимали участие и представители оппозиции. Тогда еще это был, скорее, просто жест. Кто тогда всерьез воспринимал сирийскую оппозицию? Кто мог о чем-то с ней договариваться? Но все же это был первый случай, когда воюющие стороны сели за стол переговоров. С тех пор подобные встречи проводились уже много раз, в том числе и в Сочи, однако мир в Сирии так и не случился. И даже хуже того: война едва не расползлась дальше, за пределы Сирии.

Предыдущие, 13-й и 14-й раунды астанинских переговоров проходили на фоне обострения ситуации в Идлибе. Все шло к открытому вооруженному столкновению между Россией и Турцией. Да и сейчас там все непросто. На сегодняшний день Идлиб остается единственным районом, неподконтрольным режиму. За власть в регионе сражаются исламистская группировка «Хайат Тахрир аш-Шам» (запрещенная в России террористическая организация) и Сирийская национальная армия, в которую переродилась Свободная сирийская армия, оплот сил светской оппозиции. Она по-прежнему сохраняет тесную связь с Турцией.

До недавнего времени казалось, что они для России одним миром мазаны. Но это до недавнего времени.

Сегодня в Идлибе, в этом небольшом по площади регионе, колоссальная плотность населения. Тут сосредоточено более 3 миллионов человек. Среди них — как члены вооруженных группировок, так и мирные жители. Это следствие искусственного перемещения населения из районов, сдавшихся режиму и его союзникам. В прежние годы, возвращая контроль над городами и поселками, сирийские власти при поддержке России и Ирана открывали «гуманитарные коридоры» в Идлиб. И воспользоваться этими коридорами могли как мирные жители, так и боевики.

Для России, которая могла бы помочь Асаду за неделю «раскатать» Идлиб, долго сдерживающим фактором была Турция, которая выступала против военной операции в регионе. Во-первых, Турция не хотела новой волны беженцев, которая поднялась бы в случае обострения конфликта: она еще и прежних беженцев не переварила, в Турции их около 4 миллионов. А во-вторых, Турция надеялась посредством связей с сирийской оппозицией сохранить влияние в этом приграничном районе Сирии. И Турция открыто демонстрировала, что ради достижения своих интересов она не побоится схватиться даже с Россией.

И все же в конце апреля 2019 года Сирия при поддержке России начала военную операцию «Идлибский рассвет», которая длилась многие месяцы, прерываясь только на время переговоров между Россией и Турцией. В марте 2020 года Турция объявила о начале встречной операции в Идлибе — «Весенний щит» — и открыто ввела на территорию Сирии свои войска.

Всего с апреля 2019 года по конец февраля 2020-го, по данным УВКБ ООН, как минимум 1750 мирных жителей Идлиба было убито — в основном силами режима и его союзников. Когда в начале марта 2020 года Россия и Турция наконец договорились о перемирии, по данным ООН, у границы стоял уже почти миллион беженцев, в основном женщины и дети. Возвращаться этим людям было некуда, и вдоль границы с сирийской стороны выросли огромные, многокилометровые лагеря беженцев, где весь 20-й год свирепствовал ковид.

Идлиб по сей день остается в подвешенном состоянии: его судьба политически не урегулирована, мир тут возможен только, пока Россия и Турция терпят нынешний идлибский статус-кво и кое-как примиряют свои конфликтующие интересы в этом регионе. Но террористическая группа Хайят-Тахрир Аш-Шам сама собой не рассосется.

Теперь уже и Россия вынужденно возлагает надежды на верную опору Турции в Идлибе — Сирийскую национальную армию.

Российская позиция по вопросу Идлиба перед началом нынешней астанинской встречи была прямо сформулирована спецпредставителем президента России по Сирии Александром Лаврентьевым, и заключалась она в том, что победа над террористами в Идлибе — это теперь задача этой самой протурецкой «умеренной оппозиции». Россия рассчитывает, что Сирийская национальная армия очистит «джихадистские карманы» и нейтрализует угрозу «спящих ячеек».

Я поговорил с полковником Ясиром Абдул-Рахимом о нынешнем раскладе сил в районе Идлиба и о том, насколько обоснованы надежды России на то, что подразделения оппозиции самостоятельно одолеют уцелевшие радикальные ячейки.

«У Сирийской национальной армии есть несколько фронтов в Идлибе, — рассказал он мне. — Некоторые против режима, некоторые против «Хезболлы», а некоторые — против иранских ополченцев. Эти линии фронта простираются от побережья до сельской местности Хама. Есть также линии фронта в западной и южной сельской местности Алеппо».

По словам Ясира, у российских вооруженных сил нет линий фронта с Сирийской национальной армией. Но бывают инциденты с российскими наемниками: «В прошлом месяце, например, в сельской местности Хама прошла операция, в ходе которой наемники Вагнера убили 13 наших бойцов. Позже мы обнаружили боеприпасы и оборудование, которые они оставили на месте происшествия. Это были российские боеприпасы».

Я прицельно спросил Ясира, насколько обоснованы, с его точки зрения, надежды России на то, что его армии удастся в одиночку победить исламистские группировки, засевшие в Идлибе. Он ответил: «Мы приняли меры, чтобы отделить исламистов, сторонников жесткой линии, от остальных. Не дать им смешаться с мирным населением Идлиба. И там в целом удалось их задавить. Одна из наших главных задач в Идлибе сегодня — оставить шоссе M4 открытым, чтобы граждане могли безопасно пользоваться этой дорогой. Чтобы Идлиб не превратился окончательно в анклав», — говорит он.

M4 — главная автомагистраль, соединяющая Идлиб и северную Сирию с остальной частью страны. После военного обострения в феврале-марте 2020 года между Россией и Турцией была достигнута договоренность о совместном патрулировании этого района, в том числе и с целью обеспечения безопасности трассы М4. Однако было несколько инцидентов, когда патрули нарывались на растяжки. В результате патрулирование было приостановлено.

«За террористическими атаками на патрули стоит режим, — уверен Ясир.

Но и полевые командиры джихадистов заинтересованы в нестабильности. То есть здесь мы ясно видим общие интересы режима и сторонников жесткой линии джихада».

На протяжении всей войны Свободная сирийская армия, а затем и Сирийская национальная армия не координировали свои военные операции с Россией. Оппозиция получала материально-техническую и военную поддержку от Турции, и только с Турцией они были готовы обсуждать свои действия. Но, как говорит Ясир Абдул-Рахим, сейчас представители оппозиции прибыли в Сочи, потому что готовы на компромисс и ищут мира в Сирии.

«Мы подходим к этим переговорам открыто и с чистой совестью. Мы хотим свободы, и мы боролись за нее десять лет. Мы готовы сесть за стол переговоров, чтобы обсудить изменения в Конституции. Мы также готовы обсуждать войну с террором, но наши основные требования никогда не изменятся. Асад должен отказаться от власти, все задержанные должны быть освобождены, а Россия должна выполнить свои обещания. Мы уже отдали 200 тысяч жизней в борьбе с Асадом. Мало? Мы готовы отдать и больше».

Освобождение политических заключенных — еще один острый вопрос, без которого не обходится ни одна международная встреча по урегулированию сирийского вопроса. Этому вопросу была посвящена лишь одна куцая строчка в резолюции сочинской встречи, в которой говорилось, что стороны «подтвердили решимость наращивать и расширять сотрудничество в рамках Рабочей группы по освобождению задержанных/заложников». Однако сирийцы, сопротивляющиеся режиму, не хотят «расширять и наращивать». Они требуют международного расследования и наказания виновных.

В делегации сирийской оппозиции был еще один мой старый знакомый. Его зовут Тарек Сулак, он тоже бывший офицер армии режима, который был арестован и брошен в самую известную сирийскую тюрьму Седнайя. Ему удалось выжить в этом аду — чтобы теперь, за столом переговоров в Сочи бросать в лицо представителям режима Асада вопросы об освобождении сотен тысяч политических заключенных, которые сидят в десятках тюрем и подвалов по всей стране.

Тюрьма Седнайя, где сидел Тарек, расположена недалеко от Дамаска. По сей день там находится порядка 20 тысяч заключенных — как политических, так и боевиков. По некоторым оценкам, за годы войны в этой тюрьме погибло более 30 тысяч человек. Люди погибли в результате пыток, бесчеловечных условий содержания и бессудных массовых казней.

Тарек Сулак провел в Седнайе более двух с половиной лет.

«Меня арестовали 24 декабря 2011 года. Кто-то сообщил о том, что мы с товарищами планируем перейти на сторону противников режима. А отпустили меня в июне 2014 года. Просто им, наверно, не хотелось возиться с моим трупом, я был почти мертв. Мои кишки воспалились и сгнили от голода. После освобождения мне уже в Турции сделали шесть операций, почти весь кишечник удалили.

В камере 6 на 8 нас было 34 человека. Мы все это время жили там в тишине. Нам не разрешали разговаривать друг с другом, и, если тюремщик вдруг слышал звук, исходящий из камеры, всех в этой камере наказывали. Нас заставляли снять всю одежду и били резиновыми шлангами. А потом мы так и оставались голыми целую неделю, а вы знаете, в Дамаске, где находится Седнайя, зимой бывает очень холодно. И вот тебя трясет от холода всю неделю. И все, что ты чувствуешь и слышишь, — холод и стук зубов».

Я знаю, тема войны в Сирии и российского участия в этой войне не особенно популярна здесь, в России. И многие, очевидно, скажут: зачем нам вообще читать все эти ужасы? Разве своих проблем мало?

Это, наверное, и к счастью, что вам, россиянам, трудно примерить на себя судьбу сирийцев, которые уже 10 лет живут в войне. Но я родом из Ливана, и мне это легко сделать. Мой личный опыт общения с сирийским режимом начался в день моего рождения в 1978 году. Я родился в подвале, потому что нас в тот день сильно бомбили. В Ливане шла война, сирийцы вели неизбирательные обстрелы мирных кварталов. Были разрушены дома, убиты целые семьи, фосфорные бомбы превратили восточную часть Бейрута в огромный костер. Я не помню вообще, чтобы в первые годы моей жизни мы выходили из подвалов. Мы просто сидели и смотрели мультфильмы и читали комиксы. Все мальчики в нашем подвале хотели быть похожими на супермена. А я был согласен стать хотя бы его альтер эго — журналистом Кларком Кентом, который пишет про все, что происходит в мире.

Я помню унижение, которое переживал мой отец, когда давал упаковку красного «Мальборо» сирийскому офицеру на блокпосту по пути на нашу дачу. Просто чтобы наш маленький красный Renault 12 не перетряхивали. Сирийский офицер сидел на стуле, закинув нога на ногу, на коленях у него лежал АК-47. На нем был камуфляж и почему-то домашние тапки. Видно, он чувствовал себя как дома. Он делал легкое движение пяткой, будто бы давал отмашку, разрешая нашей машине проезжать. В те годы никто из нас даже в самых смелых мечтах не представлял, что Ливан освободится из-под режима Асада. Не говоря уже о самой Сирии.

И оппозиция, которую еще недавно в России перечисляли через запятую с террористами, сегодня — адекватный собеседник и партнер по умиротворению Сирии.

Все меняется.

В наших разговорах с Ясиром и Тареком, с другими сирийцами в эти дни я чувствовал смесь разочарования и надежды, когда они рассуждали о России и ее роли в Сирии. Разочарование тем, что Россия пришла на помощь Асаду, и надежда, что Россия хотя бы теперь оправдает чаяния миллионов сирийцев, которые 10 лет назад вышли на улицы требовать свободы.