Кинель-Черкассы — это село в Самарской области, одно из самых больших в России. Здесь живет 20 тысяч человек. Село знаменито своими теплицами, церковью в романском стиле (при ней жила блаженная старица) и медколледжем, выпускников которого охотно устраивают в больницы по всей области. В единственном парке под снегом скучают танк и вертолет. Морозы.

23 января в истории села перевернулась новая страница.

Плакат все описывают по-разному. Сходятся в одном: на нем была фотография Навального. На красном фоне, «палец вверх, лицо немирное». Арендатор ТЦ Анна Черпанова наблюдала пикет своими глазами и «до сих пор шокирована». «Если Путина не станет, что у нас будет? Всю страну раздербанят. Слава богу, что Конституцию поменяли, что Путин постоит у власти. Он хитрый лис! А эти студенты! За любой кипеж, им показали красную тряпочку, они бегут. У нас стабильность. Вы ходите, спокойно дышите, не оборачиваетесь. Я знаю, что Путин не даст, чтоб у нас такое было. Я даже не знаю, откуда они вылезли».

Что было написано на плакате, село не знает.

А там было написано: «Быть против власти не значит быть против родины».

Крупно, маркером, с ошибками.

Студенты, которых задержали, — слабовидящие.

Они учатся на специальном факультете массажа. Все студенты факультета — слепые («тотальники») и слабовидящие. Таких училищ — всего 17 по стране, и абитуриенты съезжаются в Кинель-Черкассы отовсюду. Их протестный потенциал до сих пор оценивался местной властью и силовиками как нулевой.

— Страшновато было малеха. И сейчас страшновато, если честно сказать.

Протестовавших зовут Влад Шарамет и Инга Калинина. Однокурсники. Владу 20 лет, Инге 25. Мы встречаемся в общежитии. Наш разговор прерывается почти сразу — комендант просит нас покинуть здание, но ей поступает звонок сверху, и она добреет, соглашается записать наши фамилии и разрешает разговор.

«Тут не любят людей, которые по закону», — говорит Влад (левый глаз не видит совсем, правый мучается от чудовищной нагрузки). Он родом из Приморского края. Рассказывает, как покупал фломастер и ватман, как хотел распечатать еще фото Немцова и Фургала, но не хватило то ли денег, то ли времени, то ли места на плакате. Он занимается борьбой и говорит, что другие спортсмены из села собирались ехать на протесты в Самару, «и в итоге людей очень много поехало». А Владу не хватило места в машинах, поэтому он решил выходить здесь. Зачем? «Если смотреть в общей картине, держава-держава. Но как мы живем!»

Плакат держал он один. Он посмотрел в законе, что одиночный пикет не требует согласований. И идти хотел один. Но Инга пошла с ним, не оставила его одного.

Инга из Калининградской области. Затемненные очки и соломенные волосы с красными кончиками по плечам. Видит, но контуры предметов размываются, сливаются, пересекают друг друга. Она рассказывает, как вначале они вышли к сельской администрации. Но шел густой снег, и людей вокруг не было. И вдруг остановилась машина, и вышла женщина, сказала, что ребята молодцы, но так их никто не увидит. И надо ехать в «место людное». Так студенты оказались у «Нового Арбата». Там были люди, и люди «говорили слова поддержки, человек десять к нам подошло». Влад забыл перчатки и очень замерз, и они уже собирались уезжать, когда появилась Росгвардия «и понеслось».

Влад формулирует: «В нашем селе много людей. Из-за того, что они думают, что они одни такие, которые против, — они молчат. А мы показали собой, что они не одни».

Кинель-Черкасский суд отнесся к протесту студентов со всей ответственностью. Не рассмотрел дело за десять минут, как это делается в Москве и Петербурге. Наоборот: несколько заседаний, с вызовом свидетелей из числа сотрудников полиции.

Из Самары приезжает адвокат Алексей Лапузин, и приставы пугаются, пряча испуг за хамством. Лапузин довольно улыбается, он переговорил с ребятами, изучил дело и не сомневается в проигрыше здесь, в районном суде — но рассчитывает победить в Европейском.

Кроме Лапузина, на суд приходит выпускник Самарского юрфака Валерий Ремизов. Черная шапка надвинута на глаза, щербатая улыбка, белая тонкая тросточка с красной полосочкой. Он слепой. Сейчас он учится вместе с ребятами на массажиста — работы выпускнику юридического факультета не нашлось, «а надо реально думать о будущем». Я вспоминаю его — в 2017-м он пел частушки губернатору Николаю Меркушкину, решившему рассказать самарским студентам, что Навальный — агент Америки (протесты шли и тогда). Ремизов забрался на стул, поднял гитару, которую неизвестно как пронес в зал. «Коленька, Коленька, какой же ты убогонький» — пел Ремизов, и бежала охрана, но, разглядев поющего, остановилась, и Ремизов допел свои частушки, и сам слез со стула, и губернатору пришлось слушать Ремизова.

«Мы все идем по историческому витку экономической и политической стагнации, из которого все меньше и меньше хороших выходов», — говорит Валера, и приставы пододвигаются ближе. Ремизов — активист самарского штаба Навального. Он выходил с одиночными пикетами десятки раз — но в Самаре. Что в Кинель-Черкассах возможен протест, он и не думал, и гордится ребятами, и радуется, что приехал адвокат, и что судебное разбирательство — настоящее, и сейчас мы услышим полицию.

Полицейских — четверо: гигантские, здоровые, подтянутые, кровь с молоком. Они по очереди встают на трибунку. На них смотрит судья, за судьей пылает герб Российской Федерации, золотой герб помельче прилеплен на спинке стула, триколор свисает полотнищем.

Быков Иван Геннадьевич (Росгвардия): «Лозунги высказывали, вели агитацию. Не против власти — за смену власти. Физическая сила, спецсредства мною не применялись».

Баженов Максим Александрович (замначальника полиции по общественному порядку), золотая цепь, синий свитер, со слов ребят, матерился при задержании и в отделе, пах перегаром, высказывался, что слепым надо дома сидеть. «Если бы они разошлись, была бы необходимость их в отдел доставлять?» — спрашивает адвокат. «Я думаю, да. Хоть Шарамет и пояснял, что одиночный пикет, но его же поддерживали!»

Сущенко Дмитрий Николаевич, замначальника отдела, подполковник внутренней службы: «Я у участкового Панарина взял бланк на его имя, а опрашивал Шарамета сам. Ну и что!»

Панарин Александр Владимирович, старший участковый уполномоченный. Розовеет ушами, подтверждая, что время в протоколах не указывалось (три часа с момента задержания, конечно, никто не соблюдал).

который отвозил протестующих к ТЦ. Младшая дочь Сущенко по просьбе папы (с дочерью была проведена воспитательная работа, поясняет Сущенко) нашла в соцсетях фото пикета, и фото подшили к делу. Выяснилось также, что протестов в Кинель-Черкассах ждали — и полицейские, и росгвардейцы получили инструктаж, была сформирована даже специальная группа сотрудников, которые в случае «массовых выступлений» подъедут в отдел для оформления задержанных. Полицию к одиночному пикету вызвала Юлия Владимировна Фарисей — она возглавляет районное управление молодежной политики. Уйти у студентов шансов, конечно, не было.

Ребята вытягиваются все прямей, слушая рассказ полицейских. Инга выходит курить и говорит: «Неужели это все ради нас?»

Судья Казанцев тоже выходит курить и молча рассматривает Ингу в сумерках.

Он хочет продлить разбирательство и допросить всех, чьи имена указаны в деле. Мы возвращаемся в общежитие — попить чай, но теперь нас выгоняют — непреклонно. Вахтерша говорит: «Меня уволят из-за вас, имейте совесть и войдите в наше положение».

Колледж через дорогу от общаги, и автомобилисты привычно подтормаживают на подъезде: не сбить, не испугать.

В медицинских классах разбирают, как делать массаж при травме таза. Разновозрастные студенты сидят вокруг кушетки, на которой красавица-староста разминает ногу сокурснику. «Как мы можем применить поглаживания, не нарушая свою эргономику? Суставную щель будем массировать? Вибрацию не делаем!» «Что такое ГУЛАГ? — спрашивает преподавательница истории в соседней комнате. — Что такое оттепель? Дайте точное определение».

Когда ребят задержали, в отдел полиции подъехала куратор группы Альфия Саматовна. Она говорит, что полицейские «были корректные». Говорит: «Я, конечно, понимаю ребят — это их право, они имеют право по Конституции. Но если мы живем в этой стране, надо соблюдать законы. Они же даже не пробовали акцию согласовать! Конечно, они максималисты, эмоциональные, белое — белое, черное — черное, а где-то надо на компромисс идти. Они — обучающиеся с ограничением по здоровью, их привезли сюда, предоставили общежитие, образование. Вы учитесь бесплатно, живете бесплатно, получаете дотации от государства бесплатно. Подумайте минуточку. Сто процентов хорошо не бывает. Надо приспосабливаться, стараться».

Колледж акция перетряхнула. Провели классные часы. Провели общее собрание, на него пришли полицейские — разъяснять закон о митингах. Полицейских засыпали вопросами: «Как именно должно происходить задержание? Как себя обязаны вести сотрудники?» Полицейские сказали, что отвечать на такое не обязаны. После чего студент Хусаин, 60 лет, слепой, объявил, что не знал, что будет акция, а знал бы — пошел бы с ребятами, и многие бы пошли. Хусаина вызывали к руководительнице училища. Руководительница попросила Хусаина сказать, когда он именно соберется протестовать — «чтобы тоже пойти и охранять от полиции».

Руководительница Кинель-Черкасского филиала колледжа Екатерина Владимировна Исаевская говорит: «Пояснений сейчас приходится много давать исполнительным органам власти. Они заинтересованы узнать, чего не хватает, может, в плохих условиях ребята?» После задержания она сказала студентам, что устав колледжа они не нарушили, а значит, бояться им нечего. Пообещала собрать денег на штраф, если присудят штраф. Последствий для колледжа она не опасается: «Мое отношение к инвалидам известно. Я их в любом случае буду защищать. Хоть они и играючи пошли, не подумав».

Екатерина Владимировна — фанатка инклюзии. Она завязывала глаза местным депутатам и водила их по селу (так в селе появились звучащие светофоры), проводила совещание с администрацией в абсолютной темноте, «чтоб люди прониклись». В колледже проводили всероссийский инклюзивный конгресс, студенты ездят — и побеждают («в том числе и москвичей!») — на специализированном чемпионате Абилимпикс, и сейчас студент-победитель Евгений Чертков готовится представлять Россию. В классы приводят овчарок, канистерапия — «многие слепые хотят собаку, но боятся не справиться, мы этот страх снимаем». Говорит: «Мои выпускники — успешные, крутые, к ним очереди как к специалистам. Они не будут сидеть дома! А от них ведь этого ждут. Зачем обществу инвалиды? Чтобы приносить пользу!»

Екатерина Владимировна обещает провести инклюзивный семинар для полицейских, которые задерживали ее студентов.

Она переходит на личности — Влад талантливый, перспективный к массажу, золотые руки, но выделиться, высказаться — чисто подросток. У Инги хромает ответственность: мыслимое ли дело, оставила детей, а сама поехала учиться, и нет бы старалась, а ведь не видно. Она говорит и говорит про третьего студента — Винокурова Сашу. Он принес перчатки Владу и застал приезд полиции. Его тоже задержали, но отпустили без составления протокола. Руководительница говорит: Саша боится быть добрым. Теряет зрение и вот-вот ослепнет, злится на весь мир.

Как самого скандального посадили в отдельный кабинет, пытались опрашивать, а через шесть часов просто выгнали без протокола, без ничего.

Саша говорит: «Со мной непросто». Он признается, что к его 32-м в трудовой уже не хватает места и потому вклеен вкладыш: часто менял место работы. Был профессиональным строителем, но зрение действительно падает, пришлось думать, что делать дальше. «А у меня семья, и ради них тоже надо жить».

Так он оказался в колледже.

У него «трубчатое зрение» — отсутствие полей, астигматизм. Он не видит в сумерках.

— Я тоже сначала горел инклюзией. Конгресс, концерты, круглые столы. Потом ухудшилось ко мне отношение. Почему? Потому что от нашей группы отказалась преподавательница. У нас учится ВИЧ-положительный студент. Его заставляли на мягкой игрушке тренироваться! И я поднял вопрос, можно ли так унижать человека. И все, понеслось. Здесь же такое отношение: хавай, что дают, и молчи. Знали бы вы. Любой вопрос задашь на занятии — ты враг и срываешь урок. Со слепыми-тотальниками из преподавателей почти никто не работает. Им же только руками можно объяснить, как происходит массаж. В классах делается вид, как будто их просто нет. Учимся по учебникам лохматых годов. В общежитии ужас что творится — и воровство, и пьянство, и взрослые мужики домогаются несовершеннолетних, деньги им предлагают, двое слепых человека чуть не задушили. А полицию никто не вызовет, все должно быть тихо. Мы же суперколледж, даем возможность учиться инвалидам.

Я пишу жалобы, на меня пишут жалобы. Кто со мной дружит, им тоже достается. Влада чуть не исключили зимой, он пришел без маски и попросил показать нормативный документ. Уже и исключили, но я убедил его пойти извиниться — и руководительница отменила решение педсовета. Нас всего четверо, которые могут высказать мнение, — и молчаливое царство вокруг. По факту все упирается в убеждение, что мы, инвалиды, должны быть благодарны за то, что есть, и молчать, молчать. Какая же это инклюзия? О чем мы говорим?

Судья Казанцев провел еще одно заседание. Пять часов он изучал дело. Удалился в совещательную комнату. И оправдал Влада и Ингу — «в связи с отсутствием состава правонарушения».

Так история Кинель-Черкасс изменилась опять.