Летним июньским днем 1935-го Ромен Роллан — французский писатель, конечно же, левых взглядов, как многие западные интеллектуалы, с большой симпатией относившийся к Советскому Союзу, — был удостоен беседы со Сталиным. Помимо борьбы за мир во всем мире француза очень волновал вопрос о принятом 7 апреля того же года законе, по которому детей, начиная с 12-летнего возраста, могли наказывать по уголовным статьям — вплоть до применения смертной казни. Роллан тревожился: «Над этими детьми нависла смертная казнь».

Лучший друг детей и физкультурников серьезно ответствовал: «Этот декрет имеет чисто педагогическое значение. Мы хотели устрашить им не столько хулиганствующих детей, сколько организаторов хулиганства среди детей». Далее, рассказав о «страшных случаях» в школах, Сталин добавил, что главная цель — «уберечь наших детей от хулиганов».

Роллан, недоумевая, простодушно переспросил, почему бы не опубликовать все факты, чтобы всем было ясно, из-за чего принят этот закон. Сталин же, как всегда, сам себе задал вопрос и на него ответил: «А могли ли мы дать разъяснение в том смысле, что этот декрет мы издали в педагогических целях, для предупреждения преступлений, для устрашения преступных элементов? Конечно, не могли, так как в таком случае закон потерял бы всякую силу в глазах преступников». Роллан поддакнул: «Нет, конечно, не могли». А Сталин тут же уверил собеседника, что «до сих пор не было ни одного случая применения наиболее острых статей этого декрета к преступникам-детям и, надеемся, не будет» (Запись беседы опубликована в журнале «Источник». 1996. № 1. С. 140–152).

Ох, какая развернулась жаркая дискуссия лет двенадцать тому назад вокруг этого закона. Защитники советских ценностей все напрочь отрицали. Дескать, ничего подобного не было — детей не расстреливали. Ссылались на статьи Уголовного кодекса, говорили, вот, например, 22 статья УК РСФСР — там ведь сказано, что не могут быть приговорены к расстрелу лица, не достигшие восемнадцатилетнего возраста на момент совершения преступления… 

Теория, брат, суха! Да, кодексы, параграфы… Но были и секретные разъяснения по применению закона. И тут сталинская репрессивная практика предстает во всей красе.

Организованный Сталиным Большой террор — «массовые операции» НКВД 1937–1938 годов — дает многие сотни примеров расстрела несовершеннолетних.

Вот лишь некоторые 15–16-летние и подростки: 

• Бороненков Михаил Петрович (1923–1938) . Расстрелян 16 марта 1938-го на Бутовском полигоне.
• Виноградов Василий Ефремович (1922–1937) . Расстрелян 23 августа 1937-го на Бутовском полигоне.
• Кузьменок Павел Антонович (1923–1937) . Поляк, работал фотографом в селе Асино (ныне Томская обл.), арестован 4 августа 1937 года, обвинен в принадлежности к контрреволюционной националистической польской организации, расстрелян 9 ноября 1937-го. Реабилитирован в 1960-м (Книга памяти жертв политических репрессий Томской обл.).
• Сапа Александр Гаврилович (1921–1937) . Украинец, учащийся педучилища в Славгороде, арестован 5 сентября 1937 года, обвинен по ст. 58-8, 58-11, расстрелян 18 сентября 1937-го. Реабилитирован в 1990-м (Книга памяти жертв политических репрессий Алтайского края).
• Толпышев Иван Михайлович (1921–1937) . Русский, жил в д. Кудрино Верещагинского района (ныне Пермского края), арестован 2 июля 1937 года, обвинен в антисоветской агитации и контрреволюционной деятельности, расстрелян 28 августа 1937-го. (Книга памяти жертв политических репрессий Пермского края). 
• Хвойницкий Викентий Викентьевич (1922–1938) . Поляк, работал полотером в доме отдыха «Столбово» в Гжатске, арестован 13 февраля 1938 года, обвинен по статьям 58-6 (шпионаж) и 58-10 (контрреволюционная агитация), приговорен «двойкой», расстрелян 28 июня 1938-го. Реабилитирован в 1988-м (Книга памяти жертв политических репрессий Смоленской обл.).

Примеров многие сотни. И все это опубликовано в региональных книгах памяти жертв политических репрессий. Адепты советской власти и сталинщины отчего-то ленятся в них заглядывать. 

И после окончания массовых операций НКВД дети арестованных родителей не остались без внимания. Директор института труда Алексей Капитонович Гастев Военной коллегией был приговорен к расстрелу 14 апреля 1939-го и на следующий день расстрелян в Москве. Его 15-летний сын ходил в прокуратуру и спрашивал о судьбе отца. Начальнице 2-го отдела Главной военной прокуратуры военному юристу 1 ранга Софье Ульяновой это порядком надоело — ходит, докучает. Ну сколько можно? И она написала рапорт, на основании которого Прокуратура 9 июля 1939-го обратилась в НКВД к начальнику следственной части Богдану Кобулову «о необходимости активной разработки в отношении» сына Гастева.

Пусть «работают там, где нам нужно…» 

В начале 1941 года НКВД открыл 15 колоний на 2400 мест для осужденных несовершеннолетних, в которые направляли детей, приговоренных по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 28 декабря 1940 года «Об ответственности учащихся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО за нарушение дисциплины и за самовольный уход из училищ (школ)». Суды шли бойко, и к апрелю 1941-го эти колонии почти наполовину уже были заполнены. Согласно планам НКВД всего должно было быть организовано 26 колоний. 

Принудительное прикрепление к промышленным объектам, лишение права выбора жизненного пути — еще одна отличительная черта сталинского государства. Вопрос о фабрично-заводских училищах и трудовых резервах обсуждался на Политбюро ЦК ВКП(б) 26 сентября 1940 года. Как вспоминал заместитель председателя Совнаркома В. А. Малышев, в ходе обсуждения Сталин посетовал на то, что «в школах ФЗУ люди обучаются на добровольных началах», и предложил принять решение о проведении ежегодной мобилизации молодежи в ремесленные и фабрично-заводские училища: «Основа проекта о трудовых резервах состоит в том, что парня учат, одевают, обувают, его мобилизуют и потом он обязан 4 года работать там, где нам нужно».

И здесь же Сталин подвел политический фундамент под предлагаемые меры: «Мы не можем быть безучастны к тому, кто идет в рабочий класс. Если это дело пойдет самотеком, то может испортиться состав рабочего класса, а следовательно, может испортиться и власть как диктатура рабочего класса… Нельзя предоставлять воле стихии формирование рабочего класса». 

Таким образом, утверждал Сталин, помимо возможности планировать использование в промышленности рабочей силы, эта мера «дает нам в руки возможность управлять составом рабочего класса, вносить постоянство в состав рабочего класса», и заключил свое выступление твердым вердиктом: «Единственная мера — это мобилизовать». (Опубликовано в журнале «Источник». 1997. № 5. С. 113–114.).

Тут же, 2 октября 1940-го, было организовано Главное управление трудовых резервов при СНК СССР, а вскоре по аналогии с жестокими мерами против рабочих и служащих, самовольно уходящих с предприятий, была предусмотрена и уголовная ответственность против подростков, не желающих учиться в ремесленных и фабрично-заводских училищах. Им грозило до года трудовой колонии, причем, согласно указу, наказывали учеников и «за грубое нарушение школьной дисциплины».

Тайные общества 

Тайные общества. Ну чье детское воображение не будоражили такие игры? Вполне объяснимая реакция на формализм в воспитательной работе, казенную школьную заорганизованность, пустозвонство пионерской организации.

В известном советском фильме «Друг мой Колька» (1961, реж. Алексей Салтыков и Александр Митта) — типичный сюжет из школьной жизни. Несколько учеников создали «тайное общество троечников» (ТОТР) с благородными намерениями — помогать слабым и мстить зубрилам и выскочкам. Фильм, созданный как иллюстрация к декабрьскому 1958-го года Закону «Об укреплении связи школы с жизнью», оказался на редкость удачным: и актерским составом, и правдивостью житейских зарисовок. Старшая пионервожатая в тревоге на педсовете пугает коллег: «А то будет как в 23-й школе!» А там, оказывается, дети тоже играли в тайное общество и мечтали угнать морское судно, выйти в международные воды и там «топить корабли империалистов». Педсовет вздохнул с облегчением: это ж другое дело, и директор одобрительно улыбнулся — хорошая смена растет! 

Играли и в другие игры, по-настоящему возмущавшие власть. Популярные приключенческие фильмы «про войну», где франтовато одетые гитлеровцы так убедительно символизировали зло, завладели воображением подрастающего поколения. В школах на рубеже 1960-х годов дети играли в гестаповцев, именуя друг друга всякого рода «штурмбаннфюрерами», выписывая тайные удостоверения и «приказы» с имперскими орлами со свастикой. Конечно, с точки зрения власти, ничего более возмутительного нельзя было и придумать. Это же скандал и немыслимо — ведь это в стране, воевавшей с Гитлером, и это дети воевавших родителей! 

Игры в «Третий рейх» всегда кончались плохо. Но была уже другая, послесталинская эпоха. Никто не собирался сажать детей в тюрьму, пусть даже их игры были абсолютно идеологически неприемлемыми. Да, родителей вызывали в КГБ, с детьми вели строгие «профилактические беседы». Но этим все и кончалось. Кстати, строгое внушение было действенным. Нет, конечно, любви к советской власти не прибавляло, зато вырабатывало стойкий рефлекс — не дразнить власть и не выказывать истинных мыслей о ней.

А еще «индейцы». В августе 1980 года 3-й отдел 5-го управления КГБ, занимавшийся молодежью, всерьез взялся за группу молодых людей, объявивших себя «борцами за права американских индейцев» и последователями их культуры и эстетических традиций. Юные «индеанисты» затеяли провести слет под Ленинградом. Только этого не хватало. Центральный аппарат КГБ подключил Московское управление для широких «профилактических мероприятий». Разумеется, слет сорвали, «индеанистов» рассеяли, а кого-то из них сотрудники КГБ «взяли на личный контакт для последующего изучения в интересах органов госбезопасности». А казалось бы, все вроде в советском русле. Ведь партийная печать без устали напоминала о «притеснениях» индейцев в США. «Свободу Леонарду Пелтиеру!», если кто помнит.

А потом пошла мода на Толкина. Но это уже совсем другая история. Началась перестройка, и органам КГБ уже было не до любителей бегать по лесам с бамбуковыми мечами.

И вот полицейщина возвращается в самом худшем сталинском изводе. Именно тогда, при Сталине, только лишь за разговоры давали немалые сроки. И сегодня детские игры в компьютерных сетях не по-детски пугают власть. Детские компьютерные игры, говоришь? А назови это «терроризмом»! И галерея хрестоматийных врагов постепенно вновь заполняется.