Мне почему-то кажется, что наше общество этими двумя энергично конфликтующими между собой «лагерями» не ограничивается. Есть еще и другие граждане — те, кому принудительное снижение дискурса до политического примитивизма представляется если не оскорбительным, то как минимум недостойным внимания. История с «приложением для доносов» — прекрасная тому иллюстрация.
На мой взгляд, рассматривать мобильное приложение «РКН» (ранний доступ) — так оно официально называется в магазине Google Store — в контексте политического противостояния совершенно неправомерно, потому что, во-первых, такой подход не учитывает исторических обстоятельств, а, во-вторых, искусственно вырывает феномен доносительства из универсального мирового контекста.
В результате происходит грубая деформация реальности: Россия представляется эксклюзивным «царством доносов», а российские граждане — главными апологетами «стука» на нашей планете.
Что, разумеется, является ерундой, хотя бы потому, что русский язык — это, кажется, последний язык в западной цивилизации, в котором понятие «доносчик», «стукач», «информатор» до сих пор не обрели позитивных коннотаций.
На чисто лингвистическом уровне реабилитация «доноса» в англоязычном мире состоялась еще в начале 70-х годов прошлого века. Слова _informer _ (доносчик, информатор) и _snitch _ («стукач») были освобождены от негатива с подачи американского гражданского активиста Ральфа Нейдера, который ввел в широкий обиход термин _whistleblower _ (дословно: подающий сигнал тревоги с помощью свистка).
В середине 90-х я впервые очутился в Америке и на радостях накатал более 20 тысяч миль по дорогам страны от океана до океана. Знаете, что меня потрясло в культурологическом плане больше всего? Обилие плакатов, понатыканных вдоль хайвеев, которые призывали граждан проявлять «гражданский героизм» (!) и незамедлительно уведомлять компетентные органы обо всех правонарушения (обгоны в неположенном месте, нарушения скоростного режима, частое изменение рядности и т.п.) по такому-то телефону.
Эти плакаты меня потрясли, потому что в моей цивилизации (сначала советской, затем постсоветской) непреложный закон достойного поведения на дороге требовал (и требует поныне) предупреждать водителей встречной полосы кратким включением дальнего света об ожидающей его впереди полицейской засаде, а не стучать на нарушителей ПДД в ближайший полицейский участок.
Я не предлагаю сейчас обсуждать этичность или неэтичность гражданского дудения в свисток либо, напротив, солидарности общества против государственной власти. Я просто хочу донести до читателей, что попытка представить российское стукачество в виде уникального феномена — это, мягко говоря, передергивание фактов.
Задача моей реплики сегодня: вывести разговор о мобильном приложении «РКН» из насмешливого мема и примитива политического дискурса и поместить его в единственно адекватный контекст — социологии и культурологии. Паровозом к анализу пойдет неожиданная связь, которая обнаруживается между «приложением для доносов» и текстом, больше всего сегодня возбуждающим общественное мнение отечества — манифестом режиссера Константина Богомолова.
Мы начнем с того, что заглянем, как и полагается при объективном анализе, в первоисточник: то самое коммюнике Министерства связи и массовых коммуникаций РФ. Вот его квинтэссенция:
- цель приложения «РКН» — повысить оперативность удаления из Сети запрещенной информации;
- пользователи смогут подавать жалобу на зловредный контент, отслеживать этапы ее рассмотрения и проверить, ограничен ли доступ к интернет-ресурсам;
- к противоправному контенту, распространение которого в Сети законодательно запрещено, относятся материалы, имеющие отношение к детской порнографии, пропаганде суицидов, наркотических средств и т.д. Они включаются в Единый реестр запрещенных сайтов;
- приложение дополняет канал обратной связи , по которому с ноября 2012 года получено более 2,7 млн сообщений об информации в интернете, нарушающей российское законодательство.
За восемь с небольшим лет с начала действия профильного закона в ведомство поступило и рассмотрено более 315 тыс. сообщений о детской порнографии, почти 643 тыс. — о незаконном обороте наркотиков, 211,5 тыс. — о призывах к самоубийству, около 1,5 млн — о нелегальных азартных играх.
Жирным шрифтом я выделил главное, на мой взгляд, положение IT-инициативы Роскомнадзора:
предоставить гражданам удобный интерфейс для реализации того, что им нравится и чем им хочется заниматься, а именно: информировать власть о «противоправном контенте».
Лично у меня нет оснований сомневаться в точности приведенных цифр о количестве поступивших жалоб за период с 2012 года. 2,7 млн раз граждане просили Роскомнадзор убрать из Сети содержание, нарушающее, на их взгляд, законодательство.
Читатель, надеюсь, понимает, что собственными силами штат РКН (да и целиком Министерство связи и массовых коммуникаций РФ) за 100 лет не смогло бы инициировать такое число ламентаций. Перед нами, несомненно, инициатива снизу, и уже по этой одной причине нелепо упрекать РКН в создании интерфейса для оперативной подачи и отслеживания жалоб по алгоритмам, опробованным в сервисе «Госуслуги». Вы просили — мы вам дали.
Я понимаю, откуда у либеральной общественности возникло желание ограничить обсуждение IT-инициативы РКН политическим дискурсом. Все прекрасно знают, что «детская порнография, пропаганда суицидов и наркотических средств» — это лишь стыдливый фасад черного списка Роскомнадзора. Запрещены бесчисленные народные библиотеки (вроде «Либрусека), энциклопедии («Луркморье»), торрент-трекеры («Рутрекер»), социальные сети (LinkedIn), подавляющее большинство сайтов, представляющих взгляды реальной политической оппозиции Кремлю.
В силу сказанного обсуждать мобильное приложение «РКН» в политическом контексте банально бессмысленно.
Черный список — это однозначное проявление цензуры в интернете, а приложение «РКН» — это интерфейс для обслуживания цензуры.
Посему не вижу смысла обсуждать очевидное.
Гораздо продуктивнее и интереснее обсуждать IT-инициативу Роскомнадзора в контексте, как я уже сказал, социологическом и культурологическом. А именно: откуда вообще взялась идея необходимости защищать какие-то ценности в интернете? Причем речь идет о ценностях не только абстрактной власти, но и значительной части населения (2,7 млн жалоб!).
Вот тут-то мы и переходим органичным образом к манифесту Константина Богомолова. Сразу скажу для исключения разнотолков: мне позиция режиссера близка и понятна. Как минимум в аспекте новой идеологической инквизиции западной цивилизации, которую Богомолов называет «этическим рейхом».
Эту инквизицию я чуть ли не под микроскопом изучаю уже более 25 лет (начиная с пятичасовой танковой атаки на резиденцию секты «Ветви Давидовой», которую дядя Сэм устроил в Уэйко в 1993 году под видом «защиты интересов детей»), поэтому разговоры о том, что Богомолов якобы что-то не знает или не понимает в западных реалиях, воспринимаю не иначе, как риторическую уловку.
При этом отчетливо вижу, где Богомолов то ли сам себя обманывает, то ли сознательно деформирует тему. Речь о попытке представить оборону идей («этический рейх») как некий эксклюзив Европы 2.0. **** В реальности никакого эксклюзива нет в помине, потому что перед нами кричаще универсальная тенденция, которая проявляется сегодня практически во всех частях света: и в США, и в ЕС, и в России, и в Китае, и в Индии, и в Латинской Америке.
Да что там Индия и Китай! Даже внутри Евросоюза нет единообразия «ценностей».
Забавно, что уважаемый Иван Вырыпаев, проживающий в Польше, оппонируя Богомолову, скромно умолчал о том, что власти страны его ПМЖ, исповедуют идеологию, мягко говоря, отличную от той, что душит сегодня многообразие мнений в западных странах Европейского союза.
Не только в Польше, но и в Венгрии, даже шире — в Восточной Европе ценности во многом отличаются от ценностей Западной Европы. Особенно в плане мультикультурализма, традиционной семьи и религиозной терпимости.
Короче говоря, подавляющее большинство стран и народов во втором десятилетии XXI века встало в позу агрессивной защиты (переходящей в нападение) собственных «ценностей».
Именно эту универсальность тенденции по каким-то соображениям игнорирует режиссер Богомолов. Мобильное приложение «РКН», которое мы сейчас препарируем, выступает просто идеальной иллюстрацией моей гипотезы. РФ пытается оборонять собственные «ценности» (как они понимаются властью и большинством населения) ничуть не меньше, чем США и члены Евросоюза.
Показательно, что оборона ценностей не имеет ни малейшего отношения к удушению свободомыслия. Стоит расширить социологические рамки анализа IT-инициативы Роскомнадзора до культурологии, как тут же обнаружится, что экосистема «народных жалоб и черных списков» является проявлением мифологического ритуала, а не объективной реальности.
Звучит, знаю, страшно, но смысл прозрачен: черные списки и запреты — это на самом деле не всерьез, а, конечно же, понарошку. Это символические знаки, отдаленно напоминающие то, что делает песик, когда гуляет по парку и метит территорию, которую мнит своей.
Ритуальность и мифологизм запретов во имя защиты ценностей не нужно даже доказывать: достаточно установить на компьютер VPN, прокси или просто открыть «запрещенный» сайт в браузере Opera, Tor или Puffin. И — о чудо! — оказывается, никакого запрета нет, все сайты замечательным образом открываются и просматриваются.
Что же тогда защищает РКН? На что жалуются граждане?
Происходит ритуальная защита собственного национального мифопространства.
Все, кому очень хочется посмотреть, почитать, скачать запрещенное содержание, легко преодолевает символическое «нельзя».
Соответственно, перед нами знаковый жест, а не упразднение свободомыслия. Государственное тело защищает ценности, которые разделяет большинство населения. Меньшинство и вообще всякий желающий защиту преодолевает играючи.
В завершении хочу еще раз вернуться к тому, что я сказал об универсальности оборонного сознания и агрессивной защиты ценностей, которые стали знамением нашего времени. По ощущениям, этот феномен определенно и тесно связан с событиями 11 сентября 2001 года и наступлением нового мирового порядка, который проявил себя в черед беспрецедентных репрессивных законов, уничтоживших завоевания гражданских свобод не только в США, но и в Западной Европе, и в России.
Что происходит с миром? Что за тектонические сдвиги заставляют нации и правительства становиться в боевую стойку? Как с этим вектором связано единое информационное пространство интернета и гиперинформированность общества?
Вот это было бы интересно исследовать. Но, увы: общественное мнение предпочитает хохмить на тему «приложений для доносов» и отмахиваться мемами вроде «ОК, бумер!».
