«Москва не смогла удержать здесь свою культуру»

Всю новейшую историю России Урал остается поставщиком новостей, связанных с протестами и гражданской активностью. Уральская республика в 1993-м, студенческие выступления в 1998-м, битва за сквер у Театра драмы в 2019-м, прошлогодняя осада Среднеуральского монастыря, в этом году — одни из самых крупных митингов в стране.

Писатель Алексей Иванов, родом с Урала, недавно выпустил книгу «Тени тевтонов». В ней можно найти отголоски уральской мифологии и характера — характера земли, населенной потомками раскольников, беглых крестьян, политических заключенных, создателей металлургических, машиностроительных и атомных предприятий.

«Уральскость — несомненный факт, набор уникальных черт жителей региона. Люди тысячелетиями приходили на Урал, вступали в определенные отношения с ландшафтом. Именно он и формировал их и их собственное понимание свободы, — говорит кандидат политических наук, руководитель Центра авторских экскурсий «Екбгуляем» Дмитрий Москвин. — Когда на Урал пришли московские колонизаторы, они не смогли удержать здесь свою культуру. Мы еще видим на севере, в районе Чердыни или Верхотурья, следы этой привычной русской жизни с белокаменными храмами и даже попыткой создать кремль. Но дальше ландшафт и зависимость от горных ресурсов порождают совершенно другой образ жизни. Храмы заменяют трубы, волевой характер крушит любые преграды. Вспоминаем Ельцина».

Например, на Урале псоглавый Христофор в храме Ныроба пережил все эпохи и режимы, а святая Екатерина превратилась в Хозяйку Медной горы, потому что языческое на этой земле сильнее православного.

И конечно, москвоборчество хоть и присуще многим регионам России, но на Урале особо выпукло. «Здесь москвичей воспринимают хитрыми: того и гляди чего-нибудь умыкнут», — объясняет он. В то же время, по мнению Москвина, в уральской идентичности есть важная черта — терпимость к другим: надо очень сильно постараться, чтобы разбудить в уральце злобу.

Политический публицист, автор книги «После России» Федор Крашенинников также полагает, что на Урале есть своя идентичность. Правда, она не первична: прежде всего уральцы — россияне, тем более коренных уральцев здесь мало. Коренные народы Урала — финно-угры. Позже здесь обосновались татары и башкиры. Сегодня Урал в основном заселен потомками мигрантов. Русские сюда пришли, приведя людей со всех окраин империи. Но при этом никто на Урале не чувствует себя чужим. Вторая идентичность — это противопоставление себя Москве, а третья идентичность — собственно уральская.

«Урал — раскольничий край, — напоминает публицист. — Сейчас тех раскольников почти не осталось, разве что в каких-то глухих местах старики доживают свой век с диковинными иконами, которые потом в лучшем случае переезжают в музей. Но осталась «закваска»: любые рассуждения об официальном православии как безусловной «вере предков» здесь, на Урале, — от лукавого».

Поэтому, уверен Федор Крашенинников, несмотря на постоянные попытки центра превратить Урал в предсказуемую территорию, он был и остается землей свободы.

При этом Урал удален от столицы. Более того, тот же

в каком-то смысле сам себе Москва. Неудивительно, что в 1990-е и начале 2000-х региональная демократия в Екатеринбурге и Свердловской области расцвела: конкурентные выборы со скандалами, мощные региональные партии, насыщенный рынок СМИ — здесь было, да и до сих пор остается многое, о чем большинству регионов России даже не приходится мечтать.

От Бажова

Однако среди экспертов есть и сомнения в том, что уральская идентичность существует. Такова, например, позиция профессора департамента философии УрФУ Татьяны Кругловой.

«Еще совсем недавно казалось, что можно обнаружить объективные характеристики географического места проживания, описать специфику хозяйствования и бытового уклада, собрать фольклор, проанализировать произведения профессионального искусства, созданные жителями региона, — и при тщательной и добросовестной работе у нас просто обязан появиться более-менее непротиворечивый образ уральца. Это детерминистский подход: если существует определенный набор обстоятельств, то из него следует конкретная конфигурация характерных черт. На самом деле эти исследовательские установки дают очень невыразительный результат», — рассуждает она.

Профессор полагает, что формирование идентичностей пока науке непонятно. Единственное, что можно утверждать наверняка: идентичности — продукт усилий интеллектуалов. Итоговые образы чаще всего имеют под собой незначительный фактический материал. Яркий пример этого — уральский писатель Павел Бажов и созданный им художественный мир.

«Бажовские мастера — продукт авторской мифологии, невероятно убедительной и привлекательной, а главное, сочиненной вовремя. Но этот миф перешагнул границы его книги и стал основой идентификации огромного региона. Искать секрет его популярности в реальных горно-заводских рабочих XVII и XIX веков — неправильный путь: ни этих рабочих, ни их жизненного уклада нет уже больше 100 лет», — говорит Круглова.

Кроме того, придуманные Бажовым мастера составляли небольшой процент от всего населения Урала. Ни северный, ни южный Урал вообще не имеет отношения к горнозаводской цивилизации и, соответственно, к мифу, возникшему вокруг нее.

Бизнесмен, создатель уральского франка, а в прошлом политик, принимавший участие в выборах губернатора Свердловской области, Антон Баков утверждает, что уральской идентичности пока не существует. «Те художественные миры, которые создали Павел Бажов или Алексей Иванов, не несут в себе отдельной идентичности. Может быть, завтра найдутся люди, которые создадут такую идентичность, но пока их нет. Наша идентичность — российская, но при этом наш регион очень силен, поэтому имеет свои политические притязания», — полагает он.

Демократия не бывает монолитной

Как проявляется уральская идентичность в текущих политических событиях? По мнению Федора Крашенинникова,

«Ни одно демократическое государство не бывает монолитным. Сейчас в России, от Калининграда от Владивостока, насаждается одна официозная идентичность, которая предполагает единую Россию — исключительно православную страну, почему-то до сих пор имеющую прямое отношение к Киеву, а не, например, к финно-угорским народам. Эта идентичность связана с войнами, которая вела Российская империя, с венчанием на царство Романовых в 1613 году, хотя это событие никак не касалось большей части территории, которая сегодня входит в Россию», — объясняет он.

Уральскую идентичность в политике можно наблюдать в череде событий. Например, говорит Крашенинников, в 2008 году Екатеринбург избрал депутатом гордумы Леонида Волкова и тем самым сделал его политиком (сегодня он соратник Алексея Навального и объявлен в розыск), а в 2013 году на последних прямых выборах главы города избрал таковым Евгения Ройзмана. Где еще такое возможно?

Схожих взглядов придерживается Дмитрий Москвин: «На Урале сосредоточены учебные и научные центры, мощная культурная инфраструктура. А значит, здесь живут просвещенные и активные люди. Протесты в Екатеринбурге последнего десятилетия — реакция этой части общества на происходящее. В этом смысле Екатеринбург или Пермь — это зрелые гражданские и политические центры, уступающие Москве и Петербургу только количественно».

Правда, есть и другое мнение. «Политическое поведение меньше всего зависит от традиций региона. Традиции — это повторяющиеся приемы и способы поведения, но политика в современной России живет и осуществляется поверх традиций, тем более региональных. Попытки задним числом увидеть, например, в массовых протестах хабаровчан какие-то следы региональной идентичности, идущей из глубин веков, — бесполезное занятие», — говорит профессор УрФУ Татьяна Круглова.

Наверное, главным событием в новейшей истории, через которое проявилась уральская идентичность, стало учреждение в 1993 году Уральской республики. По мнению Федора Крашенинникова, это было необходимо для поднятия статуса региона до уровня соседних этнических автономий. «С тех пор призрачная Уральская республика — один из главных страхов федеральных чиновников и их назначенцев, хотя ничего серьезного и не было, только декларации, название и флаг», — дополняет публицист.

Дмитрий Москвин также считает, что Москве не стоит сильно переживать из-за Уральской республики.

«Тогда это было стратегически выверенное решение. Его не стоит воспринимать как сепаратизм. В 1993 году страна стояла на грани гражданской войны — в ответ Уралу была предложена идея консолидироваться вокруг Екатеринбурга и попробовать плыть дальше в новых условиях. Интересно, что наследие республики дожило до 2010-х годов: в Свердловской области был создан двухпалатный парламент, появилось разделение губернаторской администрации и областного правительства, возникли собственные региональные политические партии», — говорит политолог.

«Уральцы — новые горцы»

Каково место Урала на современной политической карте России? Доктор политических наук, главный научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН Сергей Мошкин считает, что сегодня Урал — или, точнее сказать, Средний Урал (так называют в местных СМИ Свердловскую область) — выглядит намного скромнее в федеральной повестке, несмотря на скандальные ситуации последних лет: борьбу за сквер, казус схиигумена Сергия, регулярную критику Ельцин Центра со стороны охранителей и т.д. В свое время большое значение Свердловской области придал Борис Ельцин. Но сейчас среднеуральская политическая инаковость выветривается.

«Доказательством тому служит правление нынешнего губернатора Евгения Куйвашева, уроженца Тюменской области. — поясняет политолог, — Можно сколько угодно давать ему хлесткие эпитеты типа «чужак», «варяг», «пришлый», но сегодня они уже не играют своей роли, как в первые годы его губернаторства. Куйвашев игнорировал все упреки. Должность главы Екатеринбурга занял еще один тюменец — Алексей Орлов. Такое было бы немыслимо в 90-е годы. Но сейчас Екатеринбург это принял».

На взгляд Серея Мошкина, сегодня политическая особость Свердловской области, пожалуй, главным образом сохраняется в претензиях к Москве по поводу несправедливости межбюджетных отношений. Но это признак не только Среднего Урала — многие регионы недовольны бюджетной политикой центра. При этом с нынешним губернатором, всецело лояльным к Кремлю, вряд ли возможны открытые претензии к федеральному центру.

«Екатеринбург в любом случае будет входить в тройку-четверку ведущих городов, проявлять высокую степень политической активности, в том числе уличной. У города есть героическая мифология и реальный опыт гражданских побед. История борьбы за сохранение сквера предопределила недавние массовые митинги в поддержку Навального.

Схожих взглядов придерживается Антон Баков: «Екатеринбург — это, безусловно, одна из столиц России; третья, четвертая или пятая — уже другой вопрос. Урал стал политическим центром. Иное дело, что не хватает денег и людей, которые поддерживали бы этот статус. Но это вовсе не означает, что у нас остановились общественно-политические процессы».

«Быть уральцем сегодня — значит быть новым горцем. Искать способы обживания сложного пространства и вырабатывать новые принципы взаимодействия с ним, — говорит Дмитрий Москвин. — Уральцы — свободные люди с сильным характером. Потенциал этих качеств велик, и им еще предстоит развиваться».