Оксана Черняева, 46 лет, медицинская сестра отделения анестезиологии и реанимации:

«Тема — про деньги, доплаты медикам, — которую сейчас многие обсуждают. Иногда хочется сказать таким людям: надевайте костюм, приходите к нам помогать. Это тяжело. У нас много пациентов, которые находятся на ИВЛ, их нужно поворачивать каждые два часа, чтобы не было пролежней. Я, когда шла работать, не знала, что нам президент будет доплачивать. Шла потому, что это моя работа, так надо».

Анастасия Попова, 35 лет, медсестра инфекционного отделения:

«О себе я не думала. В первую очередь переживала за своих родителей, за друзей, за детей. Но мама у меня все-таки заболела, сама заразилась на работе (она у меня тоже медработник) и заразила папу. А я до сих пор держусь. С друзьями я общаюсь теперь только по телефону, стараюсь с ними не встречаться и не контактировать.У нас 12-часовой рабочий день. В течение всей смены мы вынуждены находиться без еды, без воды и возможности сходить в туалет. Были случаи, когда медработники падали в обморок от усталости и нехватки кислорода, проводя целый день в спецодежде, которую категорически нельзя снимать».

Паутова Марина, 21 год, палатная медсестра инфекционного отделения:

«Я учусь в Сыктывкарском медуниверситете. Так как я уже на 4-м курсе, нам дается справка, что мы можем работать в больнице. Когда нас перевели на дистанционное обучение, я поехала домой, решила поработать в Котласе, уже знала, что заболеваемость ковидом очень высокая в городе.

Я устроилась на работу 16 ноября, в свой день рождения. В «красной зоне» уже переживать было некогда, надо было быстро помогать медсестрам — раскладывать таблетки, кормить пациентов. Помню, как в первый день я одну бабушку полчаса кормила, она очень медленно кушала. Смена длилась 12 часов. Пить очень хотелось, и ноги у меня сильно заболели. Когда вышла со смены, еле-еле дошла до остановки. Сейчас уже все вошло в привычку. Мне осталось 6 смен, и я уеду учиться».

Руслан Гаджиев, 35 лет, терапевт, кардиолог, врач УЗИ-диагностики:

«Все сначала думали, что пандемия на месяц, максимум два, потом все закончится, и мы вернемся обратно к себе в отделение. Но я еще и не возвращался. 5 дней в неделю у меня рабочие, еще совмещаю УЗИ. В субботу выхожу на переводы — выписка из инфекционного отделения в другой корпус. В воскресенье обычно дежурю в приемном. На работе я каждый день».

Елена Петухова, 47 лет, медсестра терапевтического отделения:

«Я работаю в терапии, но в октябре меня попросили выйти в ковидное отделение, в помощь старшей медсестре. Я принадлежу к тому поколению: если надо, значит, надо, так воспитана. Мне было страшно идти, потому что я понимала — надо будет изолироваться от мамы, ей 73 года. Это очень тяжело, я уже 4 месяца не видела маму и тех людей с кем общалась постоянно. Только телефонные разговоры нам остались. Еще страшно было надевать костюм. Но ко всему привыкаешь. Только психологически привыкнуть не могу — бывает, поступает человек, ты с ним разговариваешь, но настолько непредсказуема эта болезнь, что на следующий день приходишь — а человека нет в живых. Вот это тяжело».

Ольга Сухих, 42 года, уборщица отделения кардиологии:

«Я раньше немного сомневалась, что вирус опасен, но теперь верю. Во всем убедилась своими глазами. В сентябре еще нормально было, самый пик пришелся на октябрь-ноябрь. Люди даже в коридорах лежали. Я сама переболела, не почувствовала. Мы каждые две недели сдаем анализы. У меня взяли кровь — и выявили антитела. Хотя температуры и других признаков у меня не было. Счастье это, когда пациенты радуются запаху дезсредства: «Ой, девочки, я иду на поправку!»

Любовь Осташова, 63 года, медсестра инфекционного отделения:

«Одну ночь я запомнила — 30 октября. У меня была юбилейная смена — 35 лет работы в инфекционном отделении. В ту ночь 19 человек привезли. Шли потоком. Я только об одном молилась — скорей бы дежурство закончилось».

Инна Мирошниченко, 33 года, врач-инфекционист:

«Коронавирус изменил всю нашу жизнь, и надо привыкать жить в мире, где ковид есть. Когда это все закончится, никто не знает. Я надеюсь на вакцинацию. Это, конечно, личное дело каждого, но я буду прививаться. Меня после всех нейроинфекций, поражающих мозг, больше всего пугает ковид. Он страшен тем, что невозможно сделать прогноз».

Яна Каплоухая, 32 года, врач анестезиолог-реаниматолог:

«Есть случай, которым я и мои коллеги можем гордиться. У нас была пациентка — 61 год, кроме ковида, у нее было много сопутствующих заболеваний. Она 29 дней пролежала на ИВЛ, у нее было много осложнений, но мы смогли ей помочь. Реаниматологи, хирурги, терапевты, кардиологи, эндоскописты — все участвовали в ее лечении и последующей реабилитации. 68 дней она провела у нас и выписалась с полным восстановлением. Меня вдохновляет, когда удается справиться и помочь пациенту. Радует, когда по телефону приходится сообщать приятные новости».

Сергей Иванов, 28 лет, фельдшер скорой помощи:

«Многие не верят в коронавирус. Послушаешь разговоры, и выясняется, что у нас каждый третий специалист по боевому бактериологическому оружию. Ехал однажды в такси, водитель всю дорогу утверждал: «Это ведь боевой вирус, боевой вирус!» Много таких историй. Я дипломатично отношусь к таким высказываниям, себе дороже с ними в спор вступать».