— Это ваш первый опыт работы в качестве защитника в суде?

— Да, первый. Я был свидетелем того огромного количества задержаний — рекордного для России. И мне было понятно, учитывая устоявшуюся практику, что людей, которые давно занимаются защитой, катастрофически не хватает. Они писали везде: «Господи, у нас не хватает рук, мы не знаем, как защищать это огромное количество людей». В один момент мне написала знакомая юрист и спросила: «Илья, ты не хочешь принять участие?». Я сказал: «Да, хочу, давай».

— Помните, к кому поехали первый раз?

— Помню. Свой первый суд, так сказать. Было, конечно, очень страшно, потому что я как защитник никогда не участвовал в суде. Это достаточно большая ответственность. Я примерно представлял, как это происходит, из теоретического университетского опыта, но практически никогда не испытывал. В целом, получилось нормально. В паре моментов я допустил ошибки, судья начала на меня кричать: «Господи, как вы смеете, вот вы должны были заявить ходатайство сейчас». Я говорю: «Ваша честь, я не так понял».

Она начала орать на меня: «Я здесь веду процесс, не вы. Вы должны были подать ходатайство». — Я говорю: «Извините, пожалуйста, ваша честь, я не так понял, мне казалось, вы спрашиваете, есть ли отводы к составу суда. Отводов не было, ходатайство есть». — Она такая: «Вот, ужасно». Но в целом я испытал чувство какого-то спокойствия, когда понял, что это все дико похоже на школу.

А так как в школе я был хорош исключительно в хулиганстве, то я нашел нечто близкое мне: судья пытается вести процесс, а я никак не могу понять, что происходит. Но уже на второй раз я зашел, понимая, что мне предстоит.

— **А как сами подзащитные относятся к тому, что у вас еще небольшой опыт защиты в судах? **

— В целом, конечно, хорошо. Потому что это люди, которые провели сутки в отделе полиции, они абсолютно не понимают, что им предстоит. Они никогда не принимали участие в таких судилищах. Конечно, хорошо, что приходит какой-то человек и начинает им рассказывать, что будет, как мы сейчас проведем процесс, дает какие-то советы — не нужно быть семи пядей во лбу юристом, чтобы провести процесс по делам об административных правонарушениях. Там в целом все достаточно легко, так как дела типовые. Я говорю: «…здесь такое-то нарушение и такое-то, давайте вы займете такую позицию — я ее поддержу, дальше мы будем обжаловать, пойдем в ЕСПЧ». ЕСПЧ, скорее всего, будет говорить о том, что эти решения вынесены с нарушением, и будет присуждать компенсации.

Я вижу свою задачу как защитника так: прийти в процесс для того, чтобы грамотно обозначить нарушения в протоколе, в рапортах сотрудников полиции, в каких-то моментах самого ведения процесса, и потом уже, чтобы это получили юристы, которые будут отправлять жалобу в ЕСПЧ. Чтобы заявить наибольшее количество нарушений, чтобы получить соответственно наибольшую вероятность присуждения какой либо компенсации.

— **На днях вы записали видео, в котором рассказали о своей первой победе: задержанному дали штраф в 10 тысяч рублей вместо ареста. Может быть, вы для себя отметили, что пошло не так, как обычно? **

— Кое-что пошло по-другому. Это была уже вторая неделя протестов, спецприемники заполнены. Я абсолютно никак не отождествляю себя с этим успехом, потому что по качеству процесса, который вела судья, было все то же самое. Судья была не очень заинтересована в процессе, у нее там огромное количество дел лежит, и ей это спихнули. Единственное, что я заметил: моего подзащитного, которому дали штраф, очень жестко задержали, и он был весь грязный, у него была ссадина на лбу.

И единственный момент, когда я увидел какой-то проблеск человечности в судье: она на него так посмотрела, спросила: «Это вас так задержали?» — Он ответил: «Да». — «И на лбу ссадина это дополняет?» — <спрашивает судья>. — Он говорит: «Да-да, по каким-то причинам меня так жестко задержали». Она на него так посмотрела и говорит: «Понятно». Больше эмоций никаких не высказала.

Но я все-таки считаю, что данного рода дела проходят по разнарядке, сверху им спускают, говорят: «Пятерых арестуйте, пятерым дайте штраф». Поэтому, думаю, вероятнее всего, она решила, что личность моего подзащитного такая, что пусть он лучше выплатит штраф.

— В видео, которое вы записали, вы сказали, что процесс по КоАПу несложный. В чем с юридической стороны его «несложность»?

— Все процессы между собой более или менее похожи. Когда мы имеем дело с процессом по КоАПу, в большинстве случаев само рассмотрение дела по существу занимает не очень много времени, потому что и доказательств там не очень много. По КоАПу четко видно, каким должен быть протокол, чтобы он был допустимым доказательством.

Мы смотрим на протокол, видим нарушения: время неправильно поставлено, место задержания неправильно указано, и мы говорим: «В законе написано иначе, данный протокол не может быть доказательством в этом процессе». Мы видим, что зачастую доказательством служит такая видеозапись, которая в нормальном процессе никогда бы не являлась доказательством. Человек, который прошел курс уголовно-процессуального права и в целом представляет, что такое нормальное доказательство, а что — нет, понимает, что эта видеозапись сделана в другом месте. Она никак не относится к процессу.

Административное правонарушение — это не уголовное преступление с точки зрения сложного юридического состава. Это обычно деяние, которое совершилось за пять минут.

В целом за один-два процесса ты уже вникаешь и понимаешь, как стоит поступить.

— Сколько времени у вас сейчас занимает работа в судах?

— Последние три дня я посвятил этому каждый свой день. Я встаю утром, выхожу из дома, мне сказали, где нужна помощь, и я туда поехал — провел там весь день. Из-за этого, конечно, накопилось огромное количество долгов по учебе. Поэтому сегодня я занимался исключительно тем, что разгребал то, что не сделал за последние три дня.

— А в университете преподаватели знают о вашей юридической практике?

— Нет, преподаватели вряд ли знают. Но после того как я сделал в твиттере запись: «Ура, первый штраф!» — мне написали три человека с моего факультета. Сказали: «Илья, мы тоже хотим». — И я им сказал: «Окей, давайте, это несложно, я вам все покажу, скажу, с кем связаться». Хорошо, что появилась какая-то студенческая солидарность, что ли. Основной своей заслугой я теперь вижу не то, что человеку дали штраф, а то, что удастся привлечь побольше людей к этому всему.

— В университете вам могут теоретически зачесть эту работу за практику?

— Теоретически это невозможно, потому что практику нам нужно проходить в каком-нибудь юрлице, у работодателя. И у администрации есть свой набор, по которому могут распределить. Но если хочется пройти практику в суде, то там нужно идти помогать секретарю суда или что-то типа того. Как защитник — конечно, нет.

— Может быть, вы думали, кто еще мог бы проявить такой жест солидарности и оказать поддержку задержанным? Может, в том числе студенты других факультетов могли бы что-то сделать?

— Мне кажется, любую форму поддержки может проявить студент любого факультета. Конечно, в помощи задержанным. Основные моменты упираются в то, что: первое — людей нужно как-то вытаскивать, второе — если людей вытащить не получилось, им нужно сделать передачку.

Студенты юридических факультетов как-то больше подходят под это все, но это абсолютно не мешает даже студентам-журналистам прийти и сказать: мы тоже хотим помогать в суде. Потому что это все дело непроблематичное, есть огромное количество общественных защитников. Это ребята с культурологии, в том числе. Нужно просто сообщать, говорить, если вам кажется что-то несправедливым. Если не можете помочь, задонатьте небольшую сумму <[правозащитным организациям>. Проявить гражданскую солидарность в наше время достаточно просто.