Слов нет, как хочется свободы слова. А иногда даже тех четырех слов, которые нам то и дело запрещают. Нет, извините, только трех. Одно уже, кажется, вырвалось на свободу, и я прямо сейчас вижу его за окном на заборе.
Тут с первого февраля подорожал «Платон», и один дальнобойщик решил от души высказаться по этому поводу в интернете. Но ему вовремя подсказали, что с того же числа вступил в силу закон о запрете мата в социальных сетях. И, пнув со злости двенадцатое заднее колесо фуры, возмущенный водитель сел в кабину и мучительно набрал на клавиатуре гаджета: «Милостивые государи, будучи субъектом транспортной сферы, не имею чести знать, кто является реципиентом возросших денежных отчислений, но я и без того еле зарабатываю на хлеб, блин…»
Мы уже успели забыть, в каких словесных перепалках принимался новый закон о мате, но, надо надеяться, никто из депутатов вынужденно не пропустил заседания в следующие 15 суток.
И можно предположить, что лоббировали закон наши футболисты, игру которых болельщики в социальных сетях каждый раз охарактеризовывают преимущественно ныне запрещенными словами.
Что ж, важный для страны закон приняли. Народ ждал. Хотя некоторым казалось, что после предыдущих запретов вопрос уже решен. Что граждане давно матерятся только в специально отведенных для этого местах. Ну, скажем, как курильщикам отвели специальные комнаты в аэропортах, так и желающим обругать нелетную погоду — тоже. Эти комнаты, если они уже есть, должны иметь на дверях понятные таблички. Для матерящихся на автобазе — «Автомат», для желающих отвести душу в банке — «Банкомат»…
Но нет, победа над матом, оказывается, еще не одержана. Он вытеснен из библиотек, театров и консерваторий, но энергично трепыхается в Сети. При этом трудно отнести матерщину к проискам Запада — за рубежом значения тех четырех слов понимают лишь приблизительно и не всегда различают части речи и части тела.
Чего же в законодательном плане следует ждать дальше? Вероятно, внесут изменения в правила пунктуации и запретят многоточия, которыми иногда заменяют нехорошие слова. Возможно, сократят русский алфавит на три буквы. Объяснение придумают находчивое: пусть в нем будет ровно 30 букв.
Только надо учитывать, что мат — это наша своеобразная скрепа,
и не ослаб бы без него язык межнационального общения. Чего доброго, распадется Россия после таких запретов — спохватятся наши депутаты и поймут, что надо было поменьше запрещать и побольше заботиться о культуре. Чтобы народ образование получал и хорошие книжки читал — Тургенева, Некрасова, Пушкина…
Ой, нет! С Пушкиным надо осторожнее. Александр Сергеевич, как известно, не пренебрегал никакими русскими словами, даже теми самыми. Правда, использовал их поэт без грубостей, к месту и по делу. Но мы же так не умеем.
