Друзья первой молодости Вити Коваля убиты горем, поэтому сбивчивые слова прощания решусь сказать я. Теряя человека навсегда, начинаешь перебирать воспоминания. В 70-е годы до меня раз-другой доходили слухи о гении и чудаке с дудочкой (Коваль их мастерил из бамбука), а как-то меня занесло на их с музыкантом и певцом Андреем Липским концерт в огромной мастерской вблизи Арбатской площади, и я помню радостное изумление, охватившее меня уже на начальных куплетах этих диковинных песен. Наутро, пробудившись и распив на чужой кухне бутылку, мы с Ковалем познакомились и говорили, говорили, как говорят только в молодости, и я ощутимо и стремительно влюблялся в случайного собеседника.
А спустя годы нас заново свел поэтический спектакль «Альманах». Участникам нравились стихи друг друга, но, понятное дело, через какое-то время мы знали назубок весь товарищеский репертуар и могли без обид курить или болтать в гримерной, пока не наставал черед каждого.
Но все мы, как завороженные, из раза в раз открыв рот от восторга, смотрели из-за кулис, когда на сцене появлялся Витя Коваль.
В лад его камланию у меня начинали дрожать поджилки, меня охватывало какое-то физиологическое веселье. Это зрелище просто, что называется, не лезло ни в какие ворота, настолько оно было всегда неожиданным! Вот, например, запись тех лет:
В семейный речевой обиход большого круга людей вошли на поколения вперед крылатые слова из его стихотворений. «Расходитесь по домам, ваши катастрофы — там», — кричит в мегафон гаишник зевакам, столпившимся на месте ДТП; и ведь годится на все случаи жизни.
А этот шедевр, в котором автор умудрился извлечь искру праздника из скуки и тоски советской газеты?!
У разбитого корыта Сидит Тэтчер Маргарита. «Здравствуй, Тэтчер, добрый вечер! Я — Захарченко, диспетчер».
Но под этим балаганом слышится реликтовая струя какого-то фольклорно-скоморошьего толка, в которой живая вода равномерно перемешана с мертвой, отчего нередко делается не по себе.
И такой дар был преумножен человеческой доблестью, житейским артистизмом и обаянием! И вот еще: вопреки обыкновениям нашего ревнивого и злоречивого цеха, Коваль ни о ком никогда не сказал худого слова.
Заочно представляя Коваля какому-нибудь новому знакомому, я говорил, что доведись мне объяснять инопланетянину или ребенку смысл слова «талант», проще было бы показать ему Витю.
Однажды журналист спросил Коваля, сможет ли кто еще прочесть его стихи так, как он. «Сможет, если я его научу», — со скромным достоинством ответил Коваль.
Нет, дорогой Витя, никого ты ничему подобному не научишь! Ужас и величие жизни, быть может, как раз в том, что главное и лучшее в ней конечно и неповторимо. Спасибо тебе за все и прощай!
