23 января 19-летний Максим Щербаков, активист РРП с двумя товарищами решили прогуляться по центру Ярославля в поддержку Алексея Навального. Около 14.00 колонна людей двинулась к Советской площади — запланированному месту проведения митинга. Атмосфера во время шествия была спокойная, люди скандировали лозунги и пели песни. Площадь к этому моменту была уже была полностью оцеплена полицией. Колонна остановилась около ворот правительства Ярославской области, начались выступления и первые задержания. По словам Максима, сотрудники ОМОНа агрессивно толкали людей и несли их в автозаки.
«Уже все заканчивалось, мы думали расходиться, но тут с трех сторон вышли сотрудники ОМОНа, которые нас с товарищами жестким способом скрутили. Они сначала посадили нас в автозак, где находился сам ОМОН, и
их капитан на вопрос одного из задержанного ответил: «Вы для меня не люди, я вам не буду отвечать»,
— рассказывает Максим.
По его словам, в РОВД сотрудники полиции общались довольно вежливо, но постоянно торопили и повторяли, что «время не резиновое». Уже после дачи объяснений и идентификации личностей всех задержанных отвели в актовый зал отделения, где они находились около семи часов. Максим насчитал там около 30 людей. Щербаков отмечает, что на его вопросы о том, почему им не предъявляют обвинений и держат больше трех часов, он получил ответ от сотрудника полиции: «Ждите, у нас просто непривычный наплыв людей, бюрократы не справляются».
В какой-то момент в актовый зал зашли люди в масках. Максим предполагает, что это были сотрудники Центра «Э». Они вывели молодого человека в коридор, угрожали ему отчислением из учебного заведения и пинали его по ногам.
«Один из них сказал, что я «чепушила». Устроили мне допрос в отдельном кабинете. Я долго добивался, на каком вообще основании они это делают, кто они такие. Кто такие, они так и не пояснили, а насчет основания ответили, что это допрос, и они имеют право его провести», — рассказывает активист.
После этого его отвели обратно в актовый зал, где он пробыл до полпервого ночи, так и не объясняя причины и основания для задержания. Далее Щербакова «заставили подписать бумагу», которую он не успел прочитать, и повезли в изолятор временного содержания (ИВС) Красноперекопского района, где активист провел больше суток.
Максим поясняет, что сотрудники Центра «Э» общались с задержанными выборочно, в том числе и с его 17-летним товарищем Олегом П. (полное имя есть в распоряжении редакции). Основываясь на показаниях последнего, Щербакова и отправили в ИВС.
«И на него, и на его мать оказывалось давление, они были запуганы. Его сначала прессанули двое эшников к стенке, начали говорить, что мол
если ты мирно не дашь показания против своего друга, мы тебя отведем в туалет и покажем, как разговаривают со всяким отребьем.
Он сам писал свои показания. И по почерку видно, что от страха у него тряслись руки. Допрос шел без адвоката. Мать параллельно тоже допрашивали, поэтому она не могла услышать, о чем спрашивали ее сына и как он отвечал», — поясняет Щербаков.
В материалах дела (находятся в распоряжении редакции) есть рапорт старшего лейтенанта полиции, сотрудника Центра «Э» по Ярославской области И.С. Репина, в котором он сообщает, что Щербаков с 20-го по 22 января вел разговоры со своим несовершеннолетним другом «о важности принятия участия в акции в поддержку Алексея Навального», так как только таким образом «можно изменить политическую ситуацию в стране и отпустить всех политических заключенных».
О том, что его обвиняют по статье о вовлечении несовершеннолетнего в участие в несогласованной публичной акции (ч. 1.1 ст. 20.2 КоАП), активист узнал только на суде 26 января. Максим вспоминает, что во время заседания прокурор Наталья Кваша давила на его несовершеннолетнего друга, чтобы тот давал показания против него.
Однако судья Кировского районного суда Андрей Гасюков принял решение о прекращении дела активиста.
«Не было уже той гнетущей обстановки и за дачу ложных показаний все-таки идет административное взыскание, товарищ все честно рассказал, что на него давили, что я не агитировал, что он добровольно пошел на митинг. Из-за этого дело и развалилось, — объясняет Максим. — Прокурор в тот же миг предложила переквалифицировать мне статью с привлечения несовершеннолетнего на обычное участие в несанкционированном митинге, на что мой адвокат Олег Крупочкин ответил, что такой возможности у них нет — вот так на ходу менять статьи».
При этом в постановлении суда указано, что несовершеннолетний друг Щербакова объяснил изменения в своих показаниях тем, что в момент дачи показаний он устал и из-за этого безразлично относился к формулировкам в своей письменной объяснительной.
«Я вообще с иронией отношусь к тому, что произошло. Вышел за свободу и в итоге сел, хорошо, что ненадолго.
Возможно, что в следующий раз не буду пытаться идти на рожон», — отвечает Максим на вопрос о своем отношении к произошедшему.
В подобную историю с изолятором и судом он попал впервые, до этого его лишь однажды забрали в отделение для установления личности за раздачу газеты у завода.
«Мы как общественные деятели помогаем рабочим в их трудовых конфликтах, участвуем в пикетах и митингах, правда на несанкционированный я вот впервые попал. Пытаемся помочь рабочим чем можем. Я в партии уже третий год, связал свою жизнь с РРП, потому что партия идет по стопам Ленина, а всегда считал себя коммунистом, — объясняет Максим. — Когда у нас закрывали первое троллейбусное депо, шли слухи, что рабочих хотят уволить. После нашего митинга, как мы потом узнали, никого не уволили, всех перераспределили в другие депо».
Максим говорит, что Владимир Путин «явился собирателем русской буржуазии, которая довольно вальяжно чувствует себя при его власти». «В ближайшее время не будет каких-то изменений через выборы. Путь только один — мы уже прошли его в 1917 году. Мы против политических репрессий. Они недопустимы в демократическом обществе, поэтому мы и вышли на митинг 23 января», — объясняет активист.
Екатерина Мищук — специально для «Новой»
