— Молчать сложнее, чем говорить. Я вообще не понимаю, как живут эти люди — которые молчат. Мы так созданы, у нас природа такая: пять тысяч лет мы живем, реагируя на происходящее. Тора, Каббала, Библия, Моральный кодекс строителей коммунизма — это все про то, как нам жить в ладу друг с другом. Все эти книги — про сострадание, а сострадание — это не молчание, а действие. Я сочувствую людям, которые отказываются говорить или, может, даже реагировать.

Когда мы такое слышим, мы просто говорим: к расстрелу и все. Поэтому люди, не склонные к тщательному прочтению информации, в том числе об уголовных делах, конечно, не могут поверить в его невиновность. Проще, когда хата с краю, проще сказать, что «правильно Дмитриева посадили». Все вокруг делается хорошо, все у нас правильно, Кесарево — Кесарю, слесарево — слесарю, царь всегда прав, а власть нам об бога — вот принцип непротивления и скудоумия. Если бы я была или моложе, или старше, я бы сказала, что у нас нет шансов. Но я хорошо помню 91-й и 92-й годы, пока парламент не расстреляли, когда в стране все переменилось. В России не было ни одного человека, который не хотел бы перемен и который бы задавал себе вопрос в их необходимости. Я видела страну, в которой хотела жить, которой хотелось гордиться, и было чем. Мы упустили этот шанс, наше с Юрием Дмитриевым поколение. Простите нас. Посмотрите на нас и не делайте так. Но сейчас идут исторические дни. Есть ощущение, что сейчас вершится судьба будущей России. Потихоньку. Я думаю, Дмитриев не досидит свой срок. Не досидят свой срок Шестун, Пичугин, Навальный. Дело идет к концу. К концу путинской эпохи.

— Вот Дмитриев умеет внушить уважение к себе. Не только потому, что он сидел, что для русского человека почти всегда неизбежно и почти всегда полезно, просто он умеет построить самую непослушную аудиторию, и делает он это не за счет окрика или силы, а за счет авторитетности и дисциплины, которые от него исходят. Главное же, он выполняет последнюю волю расстрелянных. Когда человек понимает, что он будет расстрелян, у него остается последнее желание — чтобы об этом кто-то узнал. Отомстить невозможно, убить в ответ — это не месть. А вот то, что о последних минутах может быть рассказано, Дмитриев доказал. Сандармох — это ад, и то, что он о нем рассказал, навсегда останется его заслугой. Поэтому его люто ненавидят те, кто хотел бы дальше запугивать общество, кто хотел бы дальше этим безвестным концом пугать миллионы. Но вот уже не выйдет. В нем есть те лучшие черты русского характера: бесстрашие, энергия, знание, которые сейчас нам пытаются заместить покорностью. И он именно русский историк, потому что русский историк должен знать много страшного. Когда он мне показывал фотографии выкопанных тел (а на это было тяжело смотреть, как минимум с точки зрения физиологии), то я увидел, что он относится к ним не как к просто покойникам и соотечественникам, а как к своей семье. Такое отношение заслуживает всяческого почитания.

Петрозаводск сейчас знают как город, где гнобят Дмитриева. Россия — страна людей авантюристического склада, где медленно запрягают, но быстро ездят. Это не страна лоялистов. Не очень мы склонны к бунту. Ну да, у нас и погода не очень, и ОМОН. Но еще больше русские не любят подлости и продажности. Россия не принимала подлости и не будет никогда принимать. Нам не нужно помогать, нам достаточно, чтобы не мешали.

— Я поддерживаю не только человека, которого знаю и уважаю, я поддерживаю дело его жизни. Оно сейчас подхвачено и продолжено многими людьми, процесс восстановления памяти движется вперед, несмотря на то, что сам Юрий все еще в заключении. Изучением истории Сандармоха, восстановлением биографий занимаются самые разные группы людей: это Анатолий Разумов, друг Дмитриева, историк, руководитель центра «Возвращенные имена» в Петербурге, активисты, объединившиеся вокруг проекта «Сандармох. Возвращение имен», созданного Максимом Лялиным, преподаватели и студенты Московской международной киношколы, мы, его коллеги из петербургского и московского «Мемориалов». Сейчас нам известно 6241 имя из тех, кто был убит на этом полигоне в 1937–1938 годах, если говорить о судьбах — восстановлена и прослежена едва ли десятая их часть. Но мы видим, как передается эта эстафета, как к поиску подключаются все новые силы. Абсурдность обвинений, выдвинутых против Дмитриева, разбудила людей, заставила их о многом задуматься. Эту память, которую он начал восстанавливать, оказалось невозможным заглушить, это победа в моральном смысле.

— Юрий Дмитриев возвращает нам нашу историю.

Замалчивать прошлое — позорно. Лгать о прошлом — это значит лишиться будущего.

— Больше 20 лет Дмитриев практически бесплатно занимался тем, что вообще-то должно делать государство — создавать могилы расстрелянных тридцатых годов. Сейчас он за свое дело сидит. Незаконное преследование человека, который заслуживает медали, а если привлечь и другое измерение, — то и статуса праведника. Но надо сказать, это произойдет вне зависимости от воли нашего начальства, потому что имя Юрия Дмитриева теперь навсегда впечатано и в русскую историю, и в русскую церковь. Его имя запомнят, а имена тех, кто его преследовал, — вряд ли. Дети этих преследовавших, если вырастут порядочными людьми, будут стыдиться родителей. Этот мучительный, постыдный процесс закончится, Юрия Дмитриева в конце концов освободят, и мы сможем пожать ему руку и поцеловаться со всеми друзьями, которые уже много лет борются за его свободу.