В хаотичном потоке властных репрессий, направленных на самосохранение, весть о питерском суде над японскими мультфильмами затерялась как бугагашный курьез, недостойный общественного внимания.

На мой взгляд, напрасно, потому что одно дело — реакция на злобу дня (арест политических оппонентов, борьба с несанкционированными митингами и призывами в социальных сетях к «противоправным действиям»), совсем другое — идеологические демарши. Последние, конечно, не столь драматичны, однако гораздо рельефнее _телеграфируют _обществу о внутренних процессах, бурлящих во властных элитах.

В списке идеологических демаршей последнего времени фигурирует думская инициатива с замаскированным под заботу о подрастающем поколении лицензированием научно-популяризаторской деятельности, а также выбранный мною для обсуждения сюжет с борьбой против японских мультфильмов, закамуфлированной под ту же заботу.

Предлагаю читателю освежевать в воображении канву событий. 20 января Колпинский районный суд Санкт-Петербурга рассмотрел иск прокуратуры, требовавший запретить распространение четырех аниме: «Тетрадь смерти», «Токийский гуль», «Эльфийская песнь» и «Инуяшики», размещенных на порталах jut.su и animeteatr.club.

Лично мне судебное заседание запомнилось тремя моментами: групповым просмотром компромата в зале, аргументацией профессиональных психологов и одной репликой судьи, которая оказалась красноречивее всего данного мероприятия в целом.

Во время группового просмотра судье Дмитрию Никулину сначала поставили неправильную — вторую — серию сериала «Инуяшики», в которой поводов для запрета не оказалось, однако затем нашли правильную — третью, в которой второстепенный персонаж совершает ужасное: убивает других мальчиков пальцем (в прямом смысле слова). Ну убивает и убивает, в кино не привыкать, но при этом персонаж не демонстрирует должного сопереживания.

Приглашенный прокуратурой эксперт, кандидат психологических наук, доцент, заведующий кафедрой педагогики семьи Санкт-Петербургской академии постдипломного педагогического образования Олег Эрлих так и сказал: «Жизнь — самое дорогое у человека, но здесь мы видим, что жизнь ничего не стоит вообще. Потому что убить человека, направив палец, [легко] — убил и вообще никаких эмоций отрицательных не испытал. Фактически мы видим, что такими фильмами зарождается деструктивное начало, а у нас подростки в среднем в России завершают жизнь самоубийством порядка двух тысяч. В том числе за счет таких фильмов, может быть, такой большой рост цифры. А подростки — самое ценное в популяции».

После такого откровения эксперта всем в зале стало понятно, что это только в остальном мире подростки сводят счеты с жизнью из-за безысходности своего бытия — прозябания в бедности, отсутствия перспектив карьерного и духовного роста, безнравственности и лицемерности окружающего общества, презрения к «ценностям» и идеалам консюмеризма и т.п.

Второй запомнившийся момент — это совокупность аргументов, задействованных знатоками духовной жизни «самого ценного» в нашей «популяции». Комментировать это бессмысленно, достаточно просто процитировать. Навскидку:

— Такими сценами формируется будущее поколение убийц и садистов. Через образ переформатируется психика. Мы в будущем столкнемся с обществом убийц и садистов. У нас и так сейчас много психопатов, которые мешают нормально жить обществу. А вот такие фильмы… У нас как раньше формировалась психика ребенка? Бабушка или дедушка рассказывали сказку и комментировали, что хорошо и что плохо. А тут никто не говорит, что хорошо и что плохо, понимаете? (Василий Георгиевич Белов, доктор психологических наук со стажем работы более 30 лет).

— Даже доцент расчленил, где тормоза максимально сильны, а ребенок — это не доцент, он увидел, что это хорошо. У него пробуждают интерес к этой тематике, зло и жестокость культивируются. Я уверен, что родители столкнутся с непропорционально жестким отношением детей к близким. (Он же.)

— Педофилы родом оттуда, потому что фильм показывает, что инцест допустим. Вот вам готовый педофил. (Он же.)

— Здесь за счет ярких образных воздействий на психику ребенка формируется разрушительный потенциал, потому что здесь демонстрируются акты агрессии. Агрессия вовне легко перейдет в агрессию в отношении себя. (Доцент Олег Эрлих).

Вступать в дискуссию с экспертами — занятие непродуктивное. Не потому, что обсуждаются произведения искусства, которые давно уже отнесены в Японии (и остальном мире) к классике современной художественной экспрессии (скажем, наиболее одиозная в глазах экспертов и прокуратуры «Тетрадь смерти» по результатам опроса, проведенного в 2007 году министерством культуры Японии, вошла в десятку лучших манга всех времен), а потому что неадекватна интенция, подлежащая прокурорскому иску и подкрепленная аргументами экспертов.

Никто не спорит, что рассматриваемые мультипликационные сериалы весьма специфичны, особенно для цивилизаций, далеких от традиционных японских представлений о жизни, смерти, духах, самоубийстве и отношениях между полами. Контроль за аудиторией необходим и во всем мире; он реализуется рейтинговыми агентствами, которые устанавливают возрастные ограничения на рекомендательном уровне. Выполнять или не выполнять эти рекомендации — забота семьи и родителей, а не государства.

Показательно, что возрастные ограничения в прокате на порталах, проигрывавших аниме, были соблюдены и пометка «18+» видна даже на экране монитора в процессе демонстрации компромата в зале суда. Проблема, однако, в том, что прокурорский иск, подкрепленный аргументами экспертов, направлен не на установление возрастного ценза, а на запрет показа четырех мультипликационных сериалов на территории РФ.

Третий запомнившийся момент — это короткий обмен двумя репликами между судьей и экспертом (цитирую по расшифровке судебного заседания, приведенной на портале «Медиазоны»):

— Чем у нас заканчивается, уважаемый эксперт Белов, мультик? — спрашивает судья.

_— У нас сексуальных перверсий множество, и они мешают адаптации. Здесь гомосексуальные тенденции. Мальчик пришел с киборгом-мальчиком, этого мальчика попытались привлечь к сексуальным нетрадиционным отношениям, а мальчик отреагировал агрессией и сломал ответчику руку, — пересказывает сюжет Белов. _

Эксперт Белов нагнетает ужас японского насилия над отечественными подростками с помощью вербальных маркеров угрозы, заимствованных из российского (вернее, советского) уголовного права: «сексуальные перверсии», «гомосексуальные тенденции», «привлечь к нетрадиционным отношениям», «отреагировал агрессией» (про маркеры — это, уж простите, я говорю тоже как эксперт с ученой степенью в филологии).

В ответ на нагнетания эксперта Белова судья Дмитрий Никулин меру собственной вовлеченности в действо, происходящее в его _ _зале, обозначает одним-единственным (зато каким сакраментальным!) словом: «МУЛЬТИК»! Делает он это, разумеется, не демонстративно иронически, а подсознательно, но расстановку акцентов это нисколько не меняет.

Профессиональные жаргонизмы, которыми пропитаны выступления экспертов, обслуживают ключевую интенцию: поддержать иск прокуратуры, дать психологическое обоснование опасности японской мультипликации для «самого ценного» в российской «популяции» (= подростков) и оправдать запрет.

Единственное слово, выскользнувшее из уст судьи, обнажает интенцию прямо противоположную, а именно: отношение к происходящему как к потешному, несерьезному, театральному действию!

Разве может умный взрослый человек как-то иначе относиться к судебному процессу над мультфильмами?!

Как можно выводить из реплик и поступков художественных, вымышленных и, более того, абсолютно фантастических персонажей — гулей, эльфов, киборгов, бога войны, пославшего на землю «Тетрадь смерти», и т.п. — сентенции, связанные с угрозой национальному генофонду, национальной безопасности, психологическому комфорту подрастающего поколения, тем более — взаимодействию этого поколения с объективной реальностью?!

Дабы читатели в полной мере ощутили абсурдность аутодафе над героями японских мультиков, предлагаю заменить чуждых нам Кэна Канэки, Хиро Сисигами, диклониуса Люси и Лайта Ягами на кого-нибудь близкого и родного. Скажем, на старуху Шапокляк. Чем не мерзавка, своей перманентной установкой на сотворение зла изуродовавшая психику нескольких поколений?

Или вот кандидат еще круче — Чебурашка! Какая у него половая принадлежность, а?! Что за гендерная ориентация? Вы не забыли, кстати, откуда Чебурашка вообще взялся в провинциальном русском городе? Правильно: его извлекли из контейнера с апельсинами, присланными из-за границы!

Остается лишь догадываться, какой страшный вред нанес этот маленький ушастый шпион-гермафродит поколению, из которого вышли современные наши судьи, прокуроры, депутаты и сенаторы. Про остальную популяцию даже думать не смею.

Правоту моей догадки о том, что слово «мультик» является маркером отношения судейских к навязанным им прокурорскими обязательствам искоренять произведения искусства, якобы подталкивающие нашу молодежь к самоубийству, садизму и смене пола, подтверждает и другой любопытный постфактум.

Дарья Лебедева, руководитель объединенной пресс-службы судов Санкт-Петербурга, уточнила приговор: «Мы не запрещали саму «Тетрадь смерти»… Закрыто ровно то, что было произнесено судом, — две конкретные ссылки, которые указаны. Экспертное заключение говорит о том, что есть воздействие на психологическое состояние детей, нарушаются их законные права, и нет на сайте ценза 18+».

О том, что ценз был, я уже говорил, но это неважно. Важно, что решение, произнесенное судом, в том виде, как он его произнес, — это продолжение того самого «мультика» и театральности всей этой идеологической фантасмагории.

Прокуратура хотела оградить российскую молодежь о тлетворного японского манго-яда, а получила запрет двух сайтов, в то время как манго-яд продолжает сочиться со страниц нескольких тысяч других порталов!

Ну и для чего это все делалось? Для чего тратилось время стольких представителей закона и профессионального сообщества? Как-то уж очень откровенно напоминает имитацию деятельности…

На самом деле, конечно, никакой имитации нет, а есть закономерный этап развития социальной мифологии. Когда властные элиты начинают бороться с эльфами и гулями, можно не сомневаться: социальный миф вступил в свою заключительную стадию. Стадия эта называется «осмеяние». На языке почтенных экспертов — «персифлирование». На языке ярмарочной толпы — «петросянизация».

От терминологии, впрочем, ничего в судьбе осмеянного мифа не меняется. Впереди у него всегда только одно — забвение и тишина.