_Материал подготовлен социальным проектом _ «Гласная» _, который направлен на преодоление гендерных стереотипов в современном российском обществе. Подпишитесь на проект в _ инстаграме _и _ фейсбуке , чтобы узнать больше историй.

Знакомство

Я родилась и выросла в Грозном. Он тоже в Грозном родился, грозненский ингуш. Во время чеченской войны переселился в Ингушетию. А в Чечню просто приезжал. Мы познакомились в паспортном столе. Сперва он заговорил с моей мамой про документы и так узнал, где мы живем. Потом как-то появился, узнал мой номер телефона и позвонил. Мне было тогда 23 года, он старше меня на 12 лет.

У меня в тот период было очень много ухажеров, почему я выбрала его — сама не могу понять. Не знаю даже. Судьба, наверное. Тогда я просто не разбиралась в людях.

В моей семье не обсуждали, выйду я замуж или не выйду. Для мамы главное было, как для многих чеченских женщин, устроить сына, моего брата. Сыновья в Чечне по-прежнему больше ценятся. У нас горевание такое, когда дочь рождается, да вы что! Я знаю лично: соседка у меня трех девочек подряд родила — после каждой девочки муж ее избивал, избивал, избивал до потери сознания, инвалидом ее сделал за то, что она девочек родила. И от дочерей, и от нее отказался, такой вот козел.

Из-за дочери у семьи могут возникнуть проблемы. Из-за женщин у нас стреляются, убиваются, все бывает. Как только девочка родилась — сразу думают, что будет у нее в жизни, какие проблемы она может создать… Вот эти все разговорчики. А мальчик для семьи никогда не бывает проблемным: хоть алкаш, пьяница вырастет — все равно гордость семьи!

До брака мы особо не встречались, как сейчас делают… Наши мужчины всегда преподносят себя красиво, но это до свадьбы. У некоторых еще привычка такая: когда идут на встречу к девушке, они достанут костюм у друга, у брата, у свата, у соседа, но предстанут в лучшем виде перед ней, в лучшем образе. А потом ты узнаешь, что он на самом деле из себя представляет, но часто уже после свадьбы. Там ни костюма, ничего — рваные штаны, женщинам самим потом до конца своих дней приходится работать и костюмы покупать мужьям-оболтусам.

Так все и было в моем случае. Когда у меня первый день рождения был после свадьбы, или это 8-е Марта было, я его спросила: «Что это ты мне ничего не подарил? Тогда же дарил, до свадьбы-то». Он ответил: «Раньше я жениховался, а сейчас я — муж».

Его мать была изначально против нашего брака, потому что я чеченка.

Но она не могла ему отказать, потому что хотел жениться младший. У нас, вайнахов, раньше как-то это некрасиво было, считалось позором, если младший женится раньше старшего. У младшего, видать, дела какие-то там пошли, он хотел жениться, а тут старший, неженатый, мешал ему. И они хоть куда готовы были его пристроить, женить. Но мать все равно хотела свою, ингушку.

В итоге она уступила. Недовольно пришла свататься сама и заодно взглянуть на меня. По традиции это должны делать старики, но она даже не посчитала нужным звать их. В этой семье за ничто меня приняли. Мне ведь еще отец говорил: «Тебе там житья не дадут, ты же видишь, что происходит». Вот такой вот джекпот я выиграла в своей жизни.

Традиции

Если бы у нас по настоящим вайнахским традициям воспитывали сыновей, мы, женщины, жили бы в шоколаде. По нашим традициям женщины сидят дома, их уважают, их обеспечивают. А сейчас — вы на рынок «Беркат» пройдите, вы там ни одного мужчины не увидите. Везде бабьё! Сейчас женщины — кормят своих братьев и их семьи, сыновей, дочерей, свою семью помимо остальных, всё несут наши женщины на своих плечах. А мужчина выходит вперед — якобы это он делает. Вот как сейчас со мной, видите?

Женщина должна всё! Вот воспитание нынешних вайнахов — чеченцев и ингушей.

Женщина должна всё: сама родить, сама воспитать, сама накормить — еще мужа и всю его родню! А мужчина — это только бесплатное приложение. Сейчас, когда стараются женить сыновей, ищут побогаче сноху, которая будет их кормить. Вот насколько опустился менталитет и традиции, о которых так душераздирающе говорят. Ищут сноху, ищут жену, которая будет кормить и содержать.

Сейчас я вижу, что женщина на Кавказе — мужик в быту: и слесарь, и электрик, и добытчик, и повар, и няня, и прачка, и в некоторых случаях медсестра на дому. Женщина у нас должна быть многофункциональна.

А на самом деле быть женщиной — это не значит только растить детей, сидеть дома взаперти. Есть моменты, когда ей нужно выйти куда-то — естественно, в сопровождении мужа: в салон, в магазин, в парк погулять. То есть не быть рабыней Изаурой, а быть нормальной женщиной, которую уважают. И у которой муж знает, для чего он предназначен и какая на нем лежит ответственность (аманат). Вот это — быть женщиной.

А я как вышла замуж, так и начала работать, и тяну, и тяну. Да зачем оно мне надо, такое замужество? И так не только у меня, это замужество всех женщин. На чеченском когда говорят, что женщина вышла замуж, не говорят «за него замуж» — говорят «за ними замужем». Свекор, девери, золовки, остальные родственники, а в некоторых случаях даже соседи мужа — все становятся «мужьями», и женщина должна им всем угодить.

Получается — не я замуж пошла, а за меня вышли замуж. Конкретно, всем тейпом вышли. А я и мой тейп их всех содержали.

Семейная жизнь

Честно говоря, я уже запуталась во времени. Когда мне было 24 года, родился первенец-сын. В браке житья не было с первых дней, мне с первых дней надо было — вещи в узелок и когти рвать. Не знаю, почему я осталась, — видимо, судьба.

Мы не жили вместе. Я вам объясню, как все это было: он был гастролер. И появлялся, когда ему нужны были деньги, когда ему было удобно. Приходил как квартирант, со своим шмотьем на стирку, и я — это папа же, детям отец — я как-то допускала. Он из меня пытался сделать удобную женщину, которая будет и в горе, и в радости, «пока смерть не разлучит». Причем в мои радостные и горестные дни рядом не видно было никого.

Он вообще участия не принимал в нашей жизни никогда, никакого. В Чечне, Ингушетии — так живут очень многие семьи, когда женщина сама рожает, заблаговременно готовится, копит деньги, проходит сама все обследования, платит за все сама или ее родители, всё-всё-всё сама. Наш мужчина в роли отца приходит посмотреть, кто у него родился, и всем рассказывает, что у него сын. Всё, праздник удался!

У нас мужчина по шариату может взять еще вторую жену, третью, и вот так он гастролирует между семьями. За корову в Ингушетии надо платить, а жена обходится дешевле, чем корова. Был фильм «Дождя», где девушки снимали хиджаб, и там очень справедливо одна девушка говорит: «Для мужчин что удобно — то и шариат».

Я тоже готовилась к появлению второй жены, задумалась о пристройке к домику. Потом случился какой-то скандал, я посидела-подумала: какая дура! Мне оно надо? Сейчас я приведу ему в дом вторую жену, а потом мне придется и ее кормить, и ее детей, он же не хочет работать.

Дети мои практически все погодки, рожала почти каждый год. Когда я захотела уйти, у меня уже было двое детей. Я посмотрела на них и подумала: как я уйду, у старшего сына не будет брата, у дочки не будет сестры, как они в будущем будут, когда меня не станет? Только дети меня притормозили. Для меня дети — это мое продолжение. Но сейчас я думаю, что так жертвовать собой нельзя. Так я родила пятерых детей.

Он говорил: «А, свиноматка, посмотри на себя!». Но я знала — если захочу, буду выглядеть лучше, чем до замужества. Я на это даже не обижалась. Я сказала себе: когда меня любят, я склоняю голову, не любят — поднимаю. И он это понял. Он все это говорил не для того, чтобы я исправлялась, а чтобы понизить мою самооценку. Я же знаю себя, если захочу — приведу себя в порядок и буду жить для своих детей.

Женщина работает

Я открыла вещевой магазин на «Беркате». Но во время пожара в 2013 году он сгорел по вине администрации рынка. И в этот момент, когда магазин горел, я была в больнице со своим отцом, который буквально через несколько дней умер.

Мне пришлось вернуться к тому, чем я занималась раньше — сетевому маркетингу, вообще я маркетолог, люблю структурно работать. Если у меня будет доступ к компу — я всегда заработаю денег. Говорят, на двух стульях не усидишь, но если я узнавала, что где-то можно заработать, я туда шла, даже пускай это был уже третий стул. Конечно, были компании, где я достигала результатов, должности директора, но если я видела что-то другое, получше, где можно побольше заработать, шла туда, потому что дети, понимаете, дети.

Он за все это время не устроился никуда. Наоборот — деньги тащил, тащил, тащил, уже надоел, уже невозможно было просто… Когда я покупала машину, сказала мужу: «Хоть что-нибудь сделай! Выйди на работу, хотя бы потаксуй». «Ты что! Я — таксовать?» И отказался.

А потом — меня вообще это убило: когда он приезжал в Грозный, я всегда его водила по заведениям. Все-таки у меня бизнес был, деньги. И вот мы пошли как-то в кафе. «Вайнах-экспресс», что ли, называлось. Я его снова уговаривала что-то сделать. «Может, потаксуешь, может это, может то…» Мы сидели на первом этаже, за окном стояли таксисты. И там стояла одна BMW красного цвета, красивая такая машина. И он мне вдруг заявляет: «Вот если бы эту машину ты мне купила, я бы еще таксовал». И меня это просто убило. Я ему пару месяцев назад купила «Ладу Гранта», нашпиговала всем, чем нужно, тюнинг сделала, у меня ушло 600 с лишним тысяч на нее, и он мне такие вещи говорит. Просто этот человек не ценил ничего абсолютно, ничего. Я понимала, что с каждым разом все хуже и хуже, это бесполезно, с ним жить нельзя. Он не тот, кто созидает, он — наоборот…

Но я продолжала его материально поддерживать. Я думала: рядом с успешной женщиной должен быть успешный мужчина, хотела чтобы рядом был достойный мужчина, соответствующий моему статусу на тот момент. Муж — это мое лицо при людях, я пыталась сохранить это лицо главы семьи.

Сейчас у чеченцев и ингушей так: даже если женщина работает, зарабатывает, все равно должна разрешение спрашивать, как ей потратить деньги. У меня есть подружка, она зарабатывает деньги, 25 тысяч, и она должна эти деньги положить на стол свекрови. Нет, даже не мужу. Свекровь говорит: «Так, чтобы у меня всегда стол был накрыт». И стучит по столу. То есть чтобы мясо было, чтобы все было, если к ней пришли родственники — чтобы было, что поставить. А если подруге зуб полечить или заболело что — это пусть ее родители платят. Благодарна должна быть, что вообще дали разрешение работать.

Женщины — обслуживающий персонал для семьи мужа. Даже дочку мою семья мужа оставляла себе. Моя девочка приходила из школы, неважно, успела перекусить или нет — шла сперва в дом к свекрови. Убирала там полностью посуду грязную, все, что там испачкали за весь день, если успевала — ела, потом уже уходила к себе домой, уставшая, уроки делать не могла, ложилась спать. Это жизнь? Одно дело, когда она в своей семье приберется — не жалко. А там люди, которым до нее дела нет. Болеет — ни лекарства, ни продукты не купят, денег не дадут. Зачем? Только чтобы убирала им?

Дом

У нас, на Северном Кавказе, считается, что семейный дом надо строить на родине мужа. Я начала его строить в Ингушетии, когда уже было двое детей.

Он пришел в один день и говорит: «Мы дом (который я построила) должны подарить моему брату». — «Почему?» — «Потому что человеку плохо. Ему нужно жить, а ему негде жить». Он знает, что у меня в Грозном свой бизнес, что есть деньги. Я думаю, его мать на эту мысль натолкнула: чтобы я подарила дом своему деверю, а себе другой сделала. Я говорю: «Почему я должна дом дарить?» Он мне сказал, что его семья — это его дети и его братья. А я никто. Даже если я дом построила на свои деньги — я никто.

Чтобы меня посчитали хорошим человеком, я должна поклониться свекрови и домик отдать. А мои дети должны быть на улице. Сдохну, но этот дом не оставлю. Мне сам дом не нужен. Завтра мы помрем, а мои дети и их дети будут стреляться: семья мужа будет думать, что это их дом, а мои-то знают, что он их! И будет кровопролитие. Я этого не хочу.

Вешалка

Четвертая девочка у меня родилась с повышенным внутричерепным давлением, порок сердца у нее был, очень больной ребенок родился — из-за того, что когда я была в положении, он меня отдубасил.

Потому что слово я сказала неправильное. Я весь день убирала, полы помыла, детей накормила, искупала, уроки с ними сделала, и у меня, извините, в положении, вóды и все такое — у меня квадратные ноги. Я легла в двенадцать часов ночи, уже детей положила спать. И тут в полпервого заявляется с друзьями, алкашами своими. Заходит, у нас коридор большой. «Выйди, поздоровкайся, друзья пришли, кенты-менты…» Я сказала, что не выйду, потому что они пьяные были, еще с собой водку принесли, матерились, зачем я туда пойду? Я принципиально не вышла.

На следующий день старшему мальчику моему захотелось погулять, когда стемнело. А я их не выпускаю, когда темно, мало ли что. Уже ночь на дворе, он говорит: «Мама, я гулять хочу». Я говорю: «Нет, ты не пойдешь гулять, уже поздно». Он подходит к папе и говорит: «Папа, я хочу гулять». «Иди, сыночек», — говорит ему папа. Я говорю: «Стоять! Никуда ты не пойдешь. На улице ночь, посмотри в окно».

И тут муж взорвался, вчерашний день вспомнил: «Не вышла поздоровкаться». И начал матом, туда-сюда, и стал меня, короче, бить, беременную, ремнем бил, бляшками железными…

Дети стоят испуганные, плачут. Вешалка, которой он меня продолжил бить, на мне сломалась. Бил хорошо, у меня была спина вся черная, полностью все было черное. Я сесть не могла, спать не могла. Пошла на следующий день к так называемому тейпу, к его родственникам. Так и так, говорю, вот что он сделал. Спину показала. Они даже не пошевелились.

Это был 2013 год. Я потребовала развод.

До этого были и разборки, и драки, но не такие масштабные, не с такими побоями. Я его прощала, думала, что исправится… Но это бесполезно, мужик полтинник прожил, уже 60 лет скоро, не исправится. Только убегать надо.

Девочка родилась у меня с букетом болезней. Я спрашивала врачей, связаны ли болезни дочки с побоями, они это не исключали. Я же не фиксировала побои, не знаю, какого они рода были. Я не пошла в полицию, потому что это тень бросает на семью. Да к тому же… Я пошла бы, но вы же знаете нашу полицию — никто бы заявление не принял.

У меня все дети, когда рождаются, во сне улыбаются. Только родился — уже улыбается. А у дочки в полтора года на лице никогда не было улыбки, никогда. У нее ноги были — одна короче, другая длиннее. Мне сказали, если ее лечить не буду, она будет дэцэпэшная. И ровно полтора года через день я ездила к массажисту, покупала дорогие кремы, лекарства, уколы. Туда только деньги уходили. И в Нальчик возила, и в Грозный, везде возила ее, лечила, лечила, лечила. В итоге, когда ей было полтора года, она в первый раз улыбнулась. И сейчас ребенок, видите, здоровый, нормальный.

Он ни рубля не дал. Я говорила: «Это же твоя дочь, хотя бы памперс один купи!» «Ничего с ней не будет, бог в помощь».

Развод

Я понимаю, если бы я незаконно просила развод, если бы я была в достатке, если бы он меня обеспечивал, а я какая-то там… легкомысленная. А тут ему — детей рожай каждый год, сама обеспечивай, его тяни, дом ему строй, машину покупай. Сколько можно? Я пересмотрела свою жизнь и поняла, что так нельзя.

Со мной могло получиться как с Умаевой. Вы же помните, как все там было? Хорошо воспитанная девочка, тоже ради детей терпела — и дотерпела до могилы, понимаете? Вот мне то же самое светило. Мне до сих пор это светит. Просто сейчас это как бы на слуху — немножко, мне кажется, легче, когда на слуху. Труднее будет меня убрать, мне кажется.

А другие женщины продолжают молчать! А сколько пропадает без вести, знаете?

Просто эти заявления полиция не принимает. А говорят знаете как? Вот как с Умаевой: «Она гулящая была, она мужу изменяла. И мать такая же была, она несколько раз замужем». Оказывается, замуж выйти — у нас это значит проституцией заниматься. Аллах-то разрешил развод и снова замуж выходить, а кто-то нам другой запрещает.

Женщины боятся уйти еще и потому, что дома их уже не примут, как полагается, обратно. Если женщина вышла замуж и возвращается обратно, она должна знать, что там ее встретят братья со своими женами и золовки… Если она вернется, то жена брата будет главнее, чем она. Сестра — никто. Сестра еще будет детям брата горшки убирать, а жена будет маникюр делать. Ведь сестра свою семью не сохранила.

Еще одно препятствие — то, что заберут детей. Если бы она была гулящая женщина, я еще поняла бы. Но она просто не хочет с мужем жить. А почему она не хочет с ним жить? Потому что он ее не содержит, руки распускает. Братья мужа ее оскорбляют. И соседи ее оскорбляют.

Женщины из-за детей терпят. Из-за детей что угодно, конечно, готовы терпеть, любое унижение, любые побои. И все, женщина в тисках, у нее выбора нет никакого. В Центральной России, может быть, и оставляют детей с матерью, но в Чечне…

А бывает, что просто некому заступиться, и ты идешь в муфтият в надежде, что там тебе попы наши мусульманские помогут. А там наоборот — получаешь… И давление, получается, тройное: менты, попы и родственники мужа. Всё! Понимаете? Тройное кольцо.

Я же писала пять заявлений за эти пять лет в муфтият: «Помогите с разводом, я не хочу его кормить! Я устала его содержать!». И вот меня, наконец, вызвал кадий, служитель божий — подумала, по моему заявлению. Оказывается, нет. Такие же попы из Ингушетии позвонили: «Помоги нашему несчастному мужику, там такая язва сидит». Я ему объяснила всю ситуацию. Он мне придвинул Коран, чтобы я поклялась, что говорю правду. Я поклялась, а он все равно говорит: «Ты лгунья, ты такая, ты сякая. У нас приказ сверху: у непокорной жены, которая не хочет к мужу возвращаться, отбирать детей, отдавать мужу и выдворять из республики». Я ему говорю: «Ну и выдворите меня куда-нибудь в Финляндию, в Лондон». Прямо вот так сказала. Он мне говорит: «Ты что думаешь, я тебе шуточки шучу? Ты хочешь проверить это?» Я говорю: «Я хотела бы уехать, если вы выдворяете. Если акция еще действует, я согласна».

У нас в каждой администрации района есть отдел по гармонизации семейных отношений. Рамзан сказал: «Нет разводов». А я говорю: «Есть!» Это, получается, вызов…

Погоня

Летом прошлого года муж взял у меня детей якобы на недельку — хотел на время летних каникул их забрать в Ингушетию.

Я была удивлена, но отдала. Неделька затянулась на месяц, другой. Он сказал: «Пускай они пока здесь будут». Как оказалось, ему дети нужны были для комиссии. Нам удалось попасть в список на получение квартиры как семье вынужденного переселенца. Я оплачивала все процедуры (у нас ничего нельзя сделать, не дав на лапу), думала, детям останется. Но когда мы должны были уже ее получить, в 2016-м, я случайно услышала, что он эту квартиру собирается тут же продать какому-то своему знакомому. И отказалась подписывать бумаги. Он три года бился, бился, требовал мою подпись. Когда я приезжала в свой дом в Ингушетию, он прислал сотрудников миннаца, полицейских в гражданском домой, они тоже требовали «по-хорошему расписаться». Он говорил: «Не распишешься, я тебя в психушку упакую, уйдешь в забвение».

В итоге в 2019 году он добился того, что меня выкинули из списка вообще. Записал себя отцом-одиночкой. Вместо квартиры он смог получить деньги: отказался от квартиры в пользу жилищного сертификата на самострой. Получил пять лямов — и просто просадил их, потратил на себя и свою кровную семью. Он детьми прикрылся, якобы он отец-одиночка, слезу выдавил, и все, ему деньги дали. Я о его плане ничего не знала.

Ближе к началу учебного года мне позвонила директор нашей гимназии в Грозном: «Приходил отец, требовал документы, я не хотела ему отдавать. Но ты трубку не взяла, и он забрал их». Вот так я узнала о его планах. Я звоню ему: «Да, дети будут теперь учиться и жить здесь, в Ингушетии».

Дети целую четверть отучились в Ингушетии, я ничего не могла сделать. Я ездила туда, пыталась забрать их. Были скандалы, угрозы. Он и его родственники меня не пускали в мой собственный дом. Он обзвонил школы и запретил меня туда пускать, у меня не было доступа к детям. Дети плакали, просились ко мне. В конце концов он их привез — на каникулы, но я решила больше не отдавать. Я их обратно в школу в Грозном устроила. Но он не давал нам покоя.

Однажды пришел в квартиру, когда старшие были в школе. Младшие ему открыли дверь. Он по всей квартире нагадил, раскидал вещи, даже мое белье выкинул. Деньги у меня украл, пальто украл, которое я старшему сыну купила на вырост, итальянское, по скидке было. Все отобрал. Для нас, чеченцев, ингушей — это караул. Что это сделал мужик, понимаете? И ты не поверишь, что это сделал он, такой мужчина с бородой, такой мулла. А он это сделал.

Тогда он снова забрал детей. Когда он их вывел из квартиры, он мне ключи оставил под половым ковриком.

Он пошел в полицию писать заявление, типа я детей бросила, не слежу за ними. А я вышла на рынок всего лишь. Это был уже не первый раз, он так делал за два года до этого. В заявлении написал, что дома хаос, дети голодные. К приходу комиссии я тогда успела убраться, а холодильник у меня всегда забит. Не придерешься.

А в этот раз не успела прибраться. А уже все: звонит участковый, пришли ко мне домой проверять. Они все зафиксировали, протокол составили, но я не стала его подписывать. В общем, вызвали меня на комиссию по делам несовершеннолетних по статье о ненадлежащем исполнении родительских обязанностей.

Ничего не оставалось, как ехать в Ингушетию за детьми. Снова. Он уже раздал указания учителям, чтобы меня не пускали даже в школу к детям. Я для них стала как враг народа. Но я пришла, перехитрила всех и смогла двоих детей забрать из школы. Помчалась с ними на такси домой — за остальными.

Звоню старшему сыну: «Что делаешь?» — «Я дома, дети спят». Я говорю: «Быстро выходите, буди их». — «А что случилось?» — «Ничего, быстро собирай их, одевай…» — «Как я их соберу, они спят?» — «В чем есть быстрей выводи, буди их и выводи!» Пока я ехала, сын, оказывается, успел отцу позвонить за это время. За нами началась погоня.

Успела посадить четверых детей в машину. Оглядываюсь, смотрю: машина мужа, несется по дороге, аж пыль столбом стоит. Я детей закидываю, говорю старшему: «Быстрей, прыгай!» Он, видимо, испугался, замешкался. Так он и остался.

Муж гнался за нами всю дорогу, погоня, как за мафией, блин! Но мы смогли его обмануть, проскочили в один поворот, а он проехал дальше.

Детей он после этого не видел. Тогда начались угрозы, регулярные звонки замначальника РУВД, сотрудников полиции, хозяина квартиры, которую я снимала. Полиция пыталась нас найти. Даже таксиста, который нас вез, вызвали в отделение, допрашивали, мучили, как будто он что-то знает.

Когда я забрала детей, они все были с длинными ногтями, вшами, грязные, оборванные, просто кошмар. Один мальчик заболел, у него открылась язва. Мне врач сказал, что это от сильного стресса. Теперь у него так: вовремя не поел — болит, не то поел — болит, ребенок на лекарствах сидит.

Так я вывезла из Ингушетии четверых детей. В марте прошлого года поехала за старшим. Это было опасно. Если бы меня поймали, мне было бы несдобровать. Я приехала к нашему дому, легла в окопе. Как только его машина от дома отъехала, я сразу в дом. И бегом за пацаном. Захожу — его нет, он в ванной. Из ванной выходит — испугался. Синяки под глазами, такой худой. Я говорю: «Быстро собирайся, паспорт, где твой телефон? Быстро, быстро!» Он растерялся, истерика началась, сел на пол: «Кому из вас верить?» Я говорю: «Я — мама, верь мне! Собирай вещи, оставь паспорт, все оставь, идем, идем!» Короче, он не пошел со мной. Вроде и хотел, и назад рвался… В конце концов сказал: «Я хочу с папой жить». Тут у меня сердце упало. Прикинь: вырастила — и тут на тебе, под конец! Я говорю: «А, ты с папой хочешь жить? Ну ладно».

Вот так я ушла, через поля, поля, поля, чтобы меня не засекли. И вернулась в Грозный. А там уже началась осада. В какой-то момент муж мой с ментами двери выбивать пришли в квартире, где я жила. Они думали, что я с детьми там, а я там одна была. Детей спрятала. А сама в съемной квартире прожила четыре месяца из-за закрытых границ.

1 октября меня вызвали в РОВД. Сначала был разговор: скажи, где дети? Обвиняли: ты гулящая… Загоняли, загоняли в угол… Потом взяли в охапку и повели в камеру. На каком основании задержали? Ни на каком, ментам не надо основания. Мужу чтобы детей отдать, чтобы узнать, где дети.

Ждали, пока муж приедет. Потом участковый заглянул ко мне в камеру: «Ты сейчас нам расскажешь, где детей спрятала!» А как я могу рассказать? Только под пытками. Но я успела написать сообщения всем правозащитникам, адвокату о том, что со мной происходит, поднялся скандал. И меня отпустили. Но на следующий день снова пришли ко мне домой: участковый пришел с военными какими-то. Якобы я подозреваюсь в участии в НВФ.

После этого моему адвокату начали поступать угрозы… Когда открыли границы, я сразу забрала детей и сбежала.

Сейчас

Сейчас у меня дома нет, который был — его тоже нет, всё отобрали. Сейчас в нем живет он.

Если меня грохнут, меня никто искать не будет, понимаете? Я вообще должна была тише воды, ниже травы сидеть, но я не сижу, наоборот, я больше всех открываю рот. Потому что я понимаю, что ничего хорошего ждать не надо. Лучше я открою рот и помру, например, чем я буду молчать и уйду в никуда, никто не будет знать о том, что происходит. В этой ситуации публичность безопаснее, только это и может защитить.

Со мной пытаются связаться, узнать, где я, а на самом деле хотят, чтобы я извинилась на коленях перед Кадыровым, перед страной. «Простите, Чечня, я была неправа». Как заставили извиниться мать Умаевой. Дочку убили — и еще заставили мать извиняться!

Со старшим мальчиком у меня уже связи нет. Муж запретил сыну со мной общаться и, видимо, отобрал телефон. Когда я звоню пацану, я молчу, и там молчит кто-то. В молчанку играет.

Я, конечно, соблюдаю чеченские традиции в воспитании детей, но вот это — мужик всё, а женщина никто — вот это я пресекаю. Потому что даже сегодня мой сын, который со мной, заявил: «Папа сказал, что мужики должны кайфовать». Вспомнил папины слова. Старшая сестра попросила помочь — он отказался, потому что папа сказал, что мужчина ничего не должен делать, а должен жить в кайф, в свое удовольствие. Я тут же его с небес на землю спустила.

В Ингушетии состоялся суд без моего участия, определивший, что дети должны жить с отцом. Мне просто прислали решение. Адвокаты, естественно, опротестовали.

Если бы муж по шариатским законам вопросы решал, он бы без штанов остался. Он по шариату должен вернуть не только мой дом, машину, средства — вообще всё, что за 15 лет мной потрачено. Чеков там на несколько миллионов, он вообще без ничего останется.

И он еще подал на алименты! Это единственный случай, наверное, во всей Чечне и Ингушетии, когда мужчина, который не вкладывал в детей ни копейки, готовыми их забрал. И еще подал на алименты! В шоке все, клянусь! Он, видимо, хочет, чтобы я до гроба его кормила.

А вы знаете, что хотела бы я? Я хочу устроить свою жизнь. Объявить на всю Чечню, пускай смотрят: можно разводиться или нельзя, можно потом замуж выходить или нет. С детьми причем, с кучей. Я хочу снести экскаватором дом, который я построила, полностью — жить там я не буду — и давать интервью прямо там.

Я просто хочу справедливости, я уже устала. Я хочу, чтобы другие женщины в такой ситуации получили хоть какие-то права. Ну, если я рот открыла, может, какой-то свет в тоннеле появится. Если меня не грохнут, конечно.

«Новая газета» связалась с мужем Аси Гажаевой Муратом Льяновым:

— Вы знаете, во что вогнала меня эта женщина? Вы в курсе, что она два суда проиграла в Ингушетии? Что я полтора года даже не слышал голоса своих детей? Какой развод она хочет, если дети рождены просто в совместном проживании, когда у нас брак не зарегистрирован? (свидетельство о регистрации брака имеется в редакции — Ред. ) Я просто хочу знать, где мои дети, живы ли они, здоровы, что кушают, где спят. Пусть она приезжает, живет здесь (в Ингушетии — Ред. ). Я хочу, чтобы дети жили в достатке, в нормальном доме, где будет нормальная забота, родители. Я почему в суд пошел? Потому что она бегает от меня, скрывается. Я много прошел и терпел по воле этой женщины. Но я уже прошел через все это.

— Правда ли, что вы применяли к ней рукоприкладство и угрожали?

— Я сомневаюсь, что вы журналистка, я узнаю так это или нет — и тогда мы с вами продолжим.

Я объяснила, где можно проверить мои данные, позже Льянов написал: жену «пальцем не трогал, клянусь мамой соседского поросенка».