Новая версия генералиссимуса скромнее: это всего лишь бюст, который изготовил местный самодеятельный скульптор Арсентьев. Он раньше специализировался на кладбищенских монументах, в недавние же годы стал «придворным ваятелем»: его руке принадлежат бюсты поэтов и писателей в Мурманске, серия памятных досок, пятитонный «Воин-освободитель» в Кандалакше, скульптурные композиции в Долине Славы… Последней работой стал монументальный памятник воинам Полярной дивизии. Дивизия эта, почти без оружия брошенная на немцев, подступавших к Мурманску, считается добровольческой, хотя в значительной доле состояла из заключенных ГУЛАГа. Правда, зэков Арсентьев не увековечил, ограничившись фигурами красноармейца и абстрактного «ополченца».

Параллельно с работой над памятником безымянным (и, безусловно, героическим) жертвам художник, выходит, трудился над бюстом палачу.

Местные интернет-сообщества поинтересовались мнением северян по поводу возможной установки монумента. Голосующих «за» оказалось больше.

Забавно, но совершенно такие же аргументы (исключая атомную бомбу) приводили пару лет назад, требуя присвоения мурманскому аэропорту имени царя Николая II. Добились.

Что до развития «северов» — силами заключенных и на их костях отстроены воркутинские шахты, комбинаты под Мурманском, Магадан и Дудинка…

Когда бывший мурманский губернатор Марина Ковтун обиделась на реплику Михаила Ходорковского, что здесь все — потомки либо зэков, либо вертухаев, она, видимо, запамятовала: в 30-е годы на маленьком Кольском полуострове было 27 лагерей. Вот только некоторые цифры: на строительство дороги Кандалакша — Алакуртти было брошено 58 тысяч заключенных, Кандалакшского алюминиевого завода — 14 тысяч, кировского химзавода — 6 тысяч, комбината «Апатит» — 10 тысяч, «Североникеля» — 15 тысяч, Оленегорского ГОКа — 1,5 тысячи, недостроенной железной дороги в Гремиху — 5 тысяч, дороги в Ловозеро — 1 тысяча, в Ваенгу (ныне — Североморск) — 8 тысяч, в Печенгу — 5,5 тысячи. На месте некоторых бараков до сих пор действующие зоны — колонии № 16 и 18 в поселке Мурмаши. В книге памяти Мурманской области 6544 имени репрессированных местных жителей. Более 1500 реабилитированных жертв репрессий в этих краях проживает до сих пор.

Юг области — города Кировск и Кандалакша — теперь рекламируют туристам. Им стоило бы перед тем как расчехлять лыжи, прочесть вот это. Прямо на сайте областного правительства висит справка о быте спецпереселенцев — семей привезенных туда раскулаченных крестьян: «Некоторые спецпереселенцы ходят почти босиком, т.к. свою обувь и одежду износили. Отмечены случаи, когда люди полученные рукавицы, за неимением обуви, надевали на ноги. В результате полного отсутствия детского питания, чрезвычайно тяжелого положения с жилищами и вследствие тяжелых климатических условий во второй половине 1931 года была очень высокая смертность детей. Только с августа по декабрь 1931 года здесь умерло 273 ребенка».

Доктор наук Алексей Киселев несколько лет назад в интервью областной газете говорил, что одним из самых громких дел эпохи большого террора на Севере стал «саамский заговор», прогремевший на весь Союз.

«Дело о саамской контрреволюционной организации», или следственное дело № 46197 мурманского окружного отделения НКВД, заключалось в обвинении представителей коренного народа Севера — саами, а также геоботаника Александра Салазкина и краеведа Василия Алымова, автора первого саамского букваря, рукопись которого была уничтожена вместе с другими бумагами ученого, в создании антисоветской организации. 15 человек, в том числе Алымов и Салазкин, были расстреляны, 13 получили по 10 лет заключения. Все реабилитированы в 1957 году.

По легенде, придуманной чекистами, саами собирались убить товарища Сталина и провозгласить «независимую Лапландию».

Это абсурдное дело давно рассекречено. Но когда 3 года назад «Новая» попыталась получить доступ к материалам в архиве ФСБ, нам пришел отказ. Вот с такой мотивировкой: «В следственное дело были приобщены документы, содержание которых решением Экспертной комиссии УФСБ России по Мурманской области от 30 октября 2015 года было отнесено к сведениям, содержащим государственную тайну и не подлежащим рассекречиванию». Так наследники защищают отцов.

Впрочем, как тут ни пытайся прикрыть срам, он виден. Книги историка Киселева, слава богу, никто засекретить не пытается. Вот несколько фрагментов его монографии «ГУЛАГ на Мурмане»:

«Лично Василию Кондратьевичу (Алымову. — Т. Б. ) вменялось в вину: принадлежность в 1904–1906 годах к меньшевистскому крылу РСДРП; арест жены Софьи Петровны и приемного сына Сергея Галицкого (арестованы в Мурманске осенью 1937 года); связь с врагами народа в Ленинграде и Москве; научная работа в качестве ученого-этнографа в интересах саамской общины, ее культуры и традиций… Он знал многих аборигенов края, посещал семьи оленеводов от Туломы до Йокaньги, часто бывал в тундре. Квартира Василия Кондратьевича в бревенчатом доме на улице Красной была для многих оленеводов постоянной и надежной гостиницей. Об этом знал тогда весь небольшой Мурманск. За это и зацепились: «Кто из саамов враждебен к советской власти? Кто из них за автономию и союз с Финляндией?»

Алымов отвечал честно и ничего против саамов не показал. Но уже со второго допроса, через десять дней после первого, в течение которых, по-видимому, подследственного обрабатывали, показания в корне изменились.

10 марта 1938 года В. Алымов на допросе будто бы заявил: «Вошел в контрреволюционную националистическую саамскую организацию в 1935 году». Организация готовила «соответствующие формирования»; надеялась на поддержку буржуазной Финляндии; проводила агитацию за отторжение Кольского полуострова, совершала различного рода диверсии».

Безумное дело — клубок конспирологических версий и безграмотных измышлений: дескать, в саамском погосте ждали самолет из Финляндии, готовили повстанцев из числа белогвардейцев, краевед Алымов метил в президенты «независимой Лапландии», а геоботаник Салазкин — в «военные министры».

Расстрелянный Никон Герасимов был первым журналистом из числа саами, а Яков Осипов, закончивший Институт народов Севера, работал народным судьей.

Дело, которое уже в 1957 году назвали (цитата есть в документах Киселева) «высосанным из пальца», было далеко не единственным. Только за несколько месяцев 1938 года в селе Ловозеро, где проживало 2000 человек, было арестовано НКВД больше сотни.

Сведения о тех, кто шил это дело, скрываются тщательно, но тщетно. Следователь Шабаловский, младший лейтенант госбезопасности А.Я. Тощенко, сержант П.В. Терехов, некий Кольк, оперуполномоченный 4-го отделения МОО НКВД сержант госбезопасности В.П. Школин. Всего в следственной группе было 7 человек. Алексей Киселев называет еще ряд имен из числа причастных к репрессиям против коренного народа: начальник Ловозерского РО НКВД И.М. Михайлов, мурманские сотрудники НКВД и следователи А.Я. Топенко, П.В. Терехов, П.В. Гришунов. Когда дело было пересмотрено, их мотивы в процессуальных документах сформулировали так: «Для поддержания собственного авторитета».

Памятника репрессированным саами нет. Памятник жертвам политического террора в Мурманске установлен — скромная доска в неприметном уголке городского парка.

На памятник Сталину скидываются жители области, собрали уже 300 тысяч рублей.