О том, что происходит в стране, — распространяться не принято. Посещение сайтов независимых СМИ здесь негласно запрещено, а за критику происходящего — карают тюремными сроками.

Но информация из Туркмении все равно поступает. Граждане обходят блокировки интернета и рапортуют о дефиците продуктов питания, повальной коррупции (в отчете Trace International Туркменистан занимает предпоследнее место в мире по эффективности антикоррупционных мер) и катастрофической ситуации с правами человека. А коронавирус, который был запрещен Аркадагом («покровитель» — титул президента Гурбангулы Бердымухамедова), продолжает убивать, хотя, по официальным данным, в стране нет ни одного случая заболевания.

«Новая газета» публикует истории двух жителей Туркменистана, один из которых все еще находится в стране, а вторая — уехала за рубеж.

«Это ад, и я в нем живу»

С Тревором меня связал главный редактор turkmen.news Руслан Мятиев. В следующие три дня мы будем переписываться в секретном чате, но я так и не узнаю настоящего имени и не услышу голоса собеседника. Зато выяснится, что Тревор — бизнесмен и бывший эксперт одного из госсекторов Туркменистана; правда, где и чем конкретно занимается, он не скажет: это опасно. Тревор выходит в туркменский интернет только из-под надежного VPN и бдителен в каждом слове и действии.

«Если они узнают, что это я говорил с вами, замучают вызовами, допросами и проверками. Если не сломаюсь под пытками и издевательствами эмвэдэшников, это же они проделают и с моей семьей. Поэтому у нас мало кто соглашается вот так говорить: люди живут в страхе и недоверии».

Туркменские спецслужбы, рассказывает Тревор, отслеживают ненадежных граждан с помощью единственного доступного мессенджера Imo, но делают это примитивно: запрашивают SMS-коды безопасности на номера абонентов через Türkmentelekom (мобильный провайдер в Туркменистане) и по этим номерам авторизуют аккаунты пользователей на своих девайсах.

Туркмены узнали про это и стали использовать приложение только для аудиозвонков, которые невозможно прослушать. Из-за этого власти теперь блокируют и Imo и планируют заменить его новыми государственными мессенджером и электронной почтой. Согласно исследованиям компании Comparitech и Speedtest, Туркменистан занимает третье место среди стран с самой жесткой интернет-цензурой и идет последним в мире по скорости интернета, а по данным Международного союза связи, интернетом в Туркменистане пользуются лишь 15% населения, «Всемирный банк» назвал его самым дорогим на территории бывшего СССР.

Жители Туркмении часто попадают в поле зрения силовиков по подозрению в использовании запрещенных соцсетей, в посещении или связи с информационными ресурсами и СМИ вроде turkmen.news, «Хроника Туркменистана» или «Радио Азатлык» (туркменское подразделение «Радио Свобода», Минюст считает необходимым маркировать медиа как организацию, исполняющую функции иноагента). В отделы полиции подозреваемых в нелояльности к режиму вызывают по звонку и без повестки, но с угрозами.

«В начале разговора они попросят рассказать о себе, а потом могут заявить, что знают о связи с зарубежными туркменскими СМИ, которые ошибочно называют оппозиционными, и потребуют рассказать, как происходит контакт. Если человек это отрицает, могут пригрозить или реально увезти в следственный изолятор для пыток: там над задержанными издеваются, их избивают и насилуют. Обычно это заканчивается плохо».

То, что переживают люди, попавшие под пытки и в туркменские тюрьмы, Тревор называет адом, который «невозможно описать». «Примерно каждый десятый заключенный погибает за решеткой: там невыносимо. Одну мою знакомую осудили на 15 лет тюрьмы за то, что она рассказала о жизни в Туркменистане и передала копии своих документов родственникам за рубеж. У нее было трое детей. Много талантливых инженеров, экономистов и ученых загубил туркменский ГУЛАГ».

По данным Международного центра тюремных исследований (ICPS), Туркменистан занимает третье место в мире по количеству заключенных (552) на сто тысяч населения.

Тревор рассказывает, что фабрикация уголовных дел для Туркменистана — обыденность. Дела «шьют» по экономическим и наркотическим статьям, на предпринимателей «вешают» преступления, связанные с сельским хозяйством. Чтобы осудить человека, используются слежка и провокации.

«Жизни граждан напрямую зависят от психически нездоровых людей, у которых есть деньги и власть.

Сегодня туркмены уверены, что условия в стране хуже быть уже не могут, но всегда наступает еще более худшее завтра. Это ад, и я в нем живу».

«Страна могущества и счастья»

В 2012 году президент Гурбангулы Бердымухамедов объявил в Туркменистане «Эпоху могущества и счастья». Однако сегодня, по сообщениям СМИ, туркмены вынуждены менять свою посуду, ведра и подушки на еду, драться за куриные окорочка, воровать могильные ограды на металлолом, чтобы добыть дефицитные хлеб, яйца и муку в государственных магазинах. Тревор рассказывает, что туркмены недоедают, а на периферии страны появился голод, но жителей регионов не берут на работу в Ашхабад.

Тревор объясняет, что президент одержим идеей племенного национализма. При Бердымухамедове в столице был введен апартеид по территориальному признаку, а правительство полностью состоит из родоплеменной знати Ахалского велаята (велаят — административная единица страны).

«В стране остались люди, которые честно трудятся. Они по полдня стоят в очередях госмагазинов за буханкой хлеба и кормовым рисом. Достать пару куриных окорочков для обычного человека — большая удача. Это случается не чаще раза в неделю. В Туркменистане гуманитарная катастрофа. Люди покидают страну, но это у них не всегда получается, а заключенных становится все больше».

Тревор рассказывает, что государство манипулирует с выездом жителей из страны. Многих граждан, особенно тех, кто младше сорока лет, погранслужба, не объясняя причин, не выпускает за границу. Туркмены отвечают: выбрасывают паспорта и буквально уходят из страны. Но из-за пандемии люди не могут покинуть Туркменистан с марта месяца. Знакомые Тревора в правительстве рассказали ему, что запрет на выезд сохранится до 2022 года.

«Государство почему-то не выпускает граждан. Это приведет к социальному взрыву. Масса критически настроенных против режима людей понимает, что экономика и социальная сфера разрушены. Они вынуждены голодать и умирают от коронавируса, не получая помощи».

В Туркменистане, по официальным данным, не зарегистрировано ни одного случая заболевания COVID-19, хотя от «неизвестной острой пневмонии», по данным turkmen.news, умерло много людей, в том числе известных в стране. Это народный артист Хакберды Худайбердыев, советник президента Ягшигельды Какаев и турецкий дипломат Кемаль Учкун.

Бердымухамедов, получивший Шнобелевскую премию из-за коронавируса, в ноябре заявил, что отсутствие ковида — большое достижение государства. Весной полиция штрафовала жителей за ношение масок, а президент призывал бороться с вирусами окуриванием дымом гармалы (травянистое растение) и поеданием лапши с перцем.

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), обеспокоенная эпидобстановкой в «свободном от ковида» Туркменистане, отправила туда в июле делегацию, которая не нашла коронавирус. Но Тревор рассказывает, что инфекция появилась в стране еще весной. Она продолжает убивать. Летом власти все-таки ввели карантинные ограничения: обязательное ношение масок от «опасной вирусной пыли с Аральского моря» (о ковиде — ни слова) и запрет на свободное передвижение внутри страны людям старше пятидесяти лет.

«Диктатор не признает, что может допустить ошибку: во всем он гениален и прозорлив. Учитывая мировую истерию с пандемией, сама мысль, что он не смог не дать вирусу проникнуть и не предугадать последствия, недопустима. Но летом был пик смертности от коронавируса. Врачи рассказали, что только в Ашхабаде в неделю умирало до 130–140 человек, а смертность среди заболевших составляет 18–20%. Погибшим приписывают другие диагнозы (также об этом сообщали журналисты «Радио Азатлык»), в стране нехватка аппаратов ИВЛ.

Один из таких карантинных лагерей — бывший камп турецкой строительной компании на севере Ашхабада. Летом сюда свозили больных коронавирусом и людей с симптомами заболевания. Тревор рассказывает, что обе группы держали в общей зоне. Это привело к массовым заражениям. По сообщениям turkmen.news, в лагерях нет условий и лечения.

«Там убивали пожилых: им не оказывали помощь, ставили странные капельницы, кормили дерьмом вместо нормальной еды, они погибали. Люди в основном лечились и умирали дома. Двое моих родственников погибли от вируса, девять переболело. Но серьезные проблемы в здравоохранении были и до пандемии. В Туркменистане не признают ВИЧ, не говорят о гепатите и туберкулезе, потому что эти заболевания — признак нищеты населения. Это нельзя показывать».

Тревор рассказывает, что ВИЧ-положительным гражданам умышленно не ставят диагноз: они не получают антиретровирусную терапию и погибают от СПИДа, преследуются госорганами, и в некоторых случаях им запрещен выезд из страны. Темы ВИЧ в Туркменистане не существует, а людей с положительным ВИЧ-статусом как бы нет.

«Знаю человека, который пытается выжить с ВИЧ. Препараты должны выдавать в СПИД-центре, как в нормальных странах, но на бумаге диагноза нет. Он кое-как получает терапию через знакомых и не может выехать за границу, чтобы спастись».

Охота на ЛГБТ, национализм и «поколение рабов»

Кроме ВИЧ-положительных граждан в Туркменистане преследуют ЛГБТ. Тревор рассказывает, что на представителей сообщества устроена «настоящая охота» с засадами, шантажом и вымогательствами. Пример тому — история Касымберды Гараева, который совершил каминг-аут в интервью «Радио Азатлык», а спустя несколько дней пропал. В туркменском Уголовном кодексе есть статья о «мужеложстве». По ней ЛГБТ-граждан лишают свободы сроком до двух лет. В «Анализе законодательства Туркменистана, связанного с ВИЧ и ЛГБТ» Евразийской коалиции по мужскому здоровью (ЕСОМ) и turkmen.news говорится, что обвиняемым в мужеложстве прибавляют другие статьи, их подвергают моральным унижениям и пыткам.

Кроме ЛГБТ в Туркменистане, по словам Тревора, не любят курдов, персов и армян. «Гоняют» казахов, а узбеков ассимилируют. На юго-востоке дискриминируют белуджей (иранский народ), а туркмен, кроме тех, кто живет между городами Берхаден и Кака (Ахалский велаят), считают второсортными. Проблемы национализма серьезны. Меньшинства вынуждены покидать Туркменистан.

«Они не могут получить жилье. Не могут трудоустроиться и не имеют прописки. На работу в госучреждения берут только туркмен, в университетах учатся преимущественно туркмены, руководящие должности занимают туркмены. Но сейчас «едят» туркмен «неправильного происхождения». Например, отношение к жителям северных велаятов крайне нелояльное. Они считаются недалекими».

Тревор объясняет, что при СССР в северных велятах была высокая рождаемость, а население занималось сельским хозяйством. Сегодня жители тоже работают в полях, но зачастую по принуждению. Это происходит в сезон хлопчатника. Бюджетников, детей и подростков власти отправляют на сборы хлопка, несмотря на внимание международных правозащитников к этой проблеме и запреты США и мировых брендов одежды на импорт волокна и товаров из туркменского хлопка. СМИ сообщают, что практика принудительного труда существует практически по всей стране, по словам Тревора, треть трудящихся — дети из нищих семей.

«Собирают хлопок в основном дети от 9 лет и старше. Это основа рабской силы. Их руки малы, они быстрее извлекают хлопок из хлопковых коробочек. Бердымухамедов обещал прекратить это, но не сдержал слово. Дети продолжают пропадать в полях, хватать там болезни и умирать».

Тревор рассказывает, что в Туркмении также остро стоят проблемы педофилии и детского рабства, причем изнасилования совершаются сотрудниками МВД и прокуратуры. Проверить информацию об этом невозможно. Тревор объясняет, что этим делятся его знакомые по университету, которые работают в органах. Они буквально сходят с ума от того, с чем сталкиваются в работе.

«За несогласие с политикой президента положено уголовное наказание. Два года назад даже велась кампания по поимке людей, которые используют в туалете газеты с его изображением («Новая» писала об этом). Он хуже первого диктатора Ниязова (первый и пожизненный президент Туркменистана, Туркменбаши): у того, сироты, в отличие от Бердымухамедова не было голодной до денег семьи. Они раздербанили накопленные госрезервы: в 2015 году появились локальные кризисы, которые через два года обернулись нищетой и голодом. Это произошло по той причине, что государство возглавил ничего не понимающий в экономике и бизнесе человек, который желает лишь, чтобы его почитали, как монарха. Он не приемлет критики, а все его решения безапелляционно верны. Они не хозяева этой страны, а сам режим непрочен. При непризнании его легитимности и внешнем давлении его срок будет исчисляться днями. Но сегодня протест внутри страны невозможен».

Тревор говорит, что не знает, откуда в туркменах столько смирения.

«В детстве я видел много людей, которые вели себя достойно и не позволяли унижать и оскорблять себя. Но режим Туркменбаши изменил лицо нации. Всего за полтора десятка лет провозгласивший себя народным освободителем Ниязов воспитал поколение рабов. Они не видят места в жизни, понимают, что сильно уступают в развитии даже людям из соседних стран, и очень ленивы, поэтому всячески защищают породившую их диктатуру. Это замкнутый круг, который поддерживается действующим режимом. Но за рубежом есть наши активисты, которые выступают против него, дают надежду на свободу и понимание, что мы не брошены. Благодаря акциям протеста мир призывает режим к соблюдению элементарных прав человека, а это важное признание существующих в стране нарушений и абсурда. Мы не одни».

Страна молчания и страха

Ханум родилась в России, выросла в Туркменистане, но уже восемь лет живет в Турции, а в последний год часто выступает против режима Бердымухамедова на протестах в Стамбуле, которые сама же организует. Ради «свободной жизни будущих поколений туркмен» (как она сама говорит) Ханум вынуждена проходить через угрозы, преследования и давление на близких в Туркменистане.

«Мне страшно. Но я не хочу, чтобы дети росли в этом страхе и нищете, без свободы и образования. В таком положении виноваты наши старшие поколения, которые позволили диктатуре захватить страну. Они терпели и молчали при Ниязове, например, когда тот назвал месяцы года в честь себя, своей матери и своей книги; и молчат сегодня. Не помню, чтобы люди осуждали режим или говорили о президенте даже в узком кругу. Это все страх. Родные наставляли, что такие темы лучше не обсуждать: чужие люди могут донести, а органы прослушать — и будет плохо».

Семья Ханум из Лебапского велаята, где, как говорит девушка, живут «второсортные» для племен из других велаятов туркмены. Неравенство проявлялось в косых взглядах, насмешках и предвзятом отношении, с которым Ханум сталкивалась, когда бывала в Ашхабаде.

Другая активистка из США в разговоре с «Новой» рассказала о речи президента по телевизору, в которой

Ханум вспоминает, как ребенком ездила со школой на хлопок. Каждый год это начиналось в августе и длилось до ноября. Детей селили на матрасах в спортзалах сельских школ, нормальных туалета и еды не было, а труд был тяжелым.

«Работали в жару под сорок градусов, собирали хлопок каждый день три месяца. Это было очень трудно. Выполняли нормы, за это платили, но очень мало. Дети это не выбирали».

Тогда Ханум думала, что у людей нет работы и они бедствуют, потому что не получили профессию, но позже узнала: причина в низком образовании, закрытости страны и повальной коррупции. Чтобы устроиться на работу или поступить в университет, туркмены годами собирают деньги на взятку. Люди дают взятки даже, чтобы не стоять в очередях за хлебом.

«Везде нужно платить. Если нет денег, на работу не устроиться. В каждой семье есть хотя бы один безработный и рабочий мигрант. Раньше еще можно было более-менее жить на туркменскую зарплату, но с годами население сильно обеднело и стало недоедать. У моей семьи не было возможности заплатить взятку университету, чтобы я училась, и тогда я выехала на учебу в Турцию. Живя за границей, я узнала, что у человека могут быть права».

Борьба Ханум

Турция — единственная страна, с которой у Туркменистана действует безвиз. Это самое популярное направление туркменских трудовых мигрантов и переселенцев. По данным Миграционной службы Турции, граждане Туркменистана заняли третье место в 2020 году по количеству полученных видов на жительство (87 180): впереди них только бежавшие от войны иракцы и сирийцы.

Ханум рассказывает, что туркмены в Турции и раньше выступали против режима. Однако за пределы интернета, из-за страха преследований, недовольства не выходили. Но после стихийного урагана, случившегося на севере Туркменистана прошлой весной, когда, по сообщениям СМИ, дома жителей Лебапского и Марыйского (частично) велаятов были разрушены, многие люди погибли и пропали без вести, а власти не помогли пострадавшим и вместо этого сделали вид, как будто бедствия вовсе не было, туркмены словно проснулись.

«Появилось протесты, потому что жители Лебапа, лишившись крова, умирали от голода, а президент в это время открывал новые здания из белого мрамора и думал лишь о своей репутации. Это очень возмутило. Многие погибли и пострадали. Две недели люди жили без воды, электричества, газа и связи, ночевали на улице. Они своими силами и средствами восстанавливали дома, сами тянули электричество. Я не могла дозвониться домой полмесяца, а когда получилось, мне рассказали, что власти и пальцем не пошевелили, чтобы помочь пострадавшим. Разговор прослушали комитетчики, и человек, который говорил со мной, пострадал. Его допрашивали и жестоко избивали».

Издание «Радио Азатлык» сообщало о тридцати погибших в результате стихийного бедствия 27 апреля 2020 года. «Хроника Туркменистана» отмечала, что официальная пресса и власти не предупреждали об урагане и не сообщали о случившемся.

Также издание рассказывало, что власти Лебапского велаята обязали местных жителей, кому была оказана помощь, оплатить стоимость стройматериалов, их доставку, погрузку и ремонт разрушенных домов. Ханум говорит, что на первую акцию протеста в мае в Стамбуле вышло примерно 10–15 человек, на вторую — около пятидесяти протестующих, а на третью, которую объявила она, более двухсот человек. Турецкие друзья, знакомые девушки и обычные прохожие, которые мало знали о Туркменистане, думали, что это богатая страна, а люди там ни в чем не нуждаются, поддержали активистов. Позже на Ханум посыпались угрозы о расправе. Девушку стали преследовать.

говорят, что знают, где я живу, не забыли обо мне и обязательно достанут меня. На одной из акций нанятые режимом турецкие мужчины пытались силой затащить меня в машину. Когда это увидели другие активистки, мужчины отпустили меня и скрылись. Турция в этом смысле тоже небезопасная страна».

Ханум говорит о страхе, который испытывают ее родные в Туркменистане. Получить у них информацию по телефону, по словам девушки, практически невозможно. Например, слово коронавирус они не произносят, а рассказывают лишь про одышку и высокую температуру у знакомых, о смертях от «обычной пневмонии».

Международные телефонные звонки — также прослушиваются и записываются туркменскими спецслужбами. Ханум рассказывает, что ее парня жестоко избивали на допросах и чуть было не посадили в тюрьму за разговор с ней об акциях протеста в Турции и возможном протесте на родине.

«Его и его семью забирали с работ и из дома и таскали по комитетам для допросов. Держали там сутками, не давали воды, не отпускали в туалет, жестоко избивали. Ему включили запись нашего разговора, где я просила собрать молодых людей из нашего села, чтобы они вышли на улицы для того, чтобы заявить о своих правах. Он ответил, что постарается, но не обещает, что это получится. Ему сказали, что за то, что он не отказал мне в просьбе, он должен отправиться в тюрьму сроком на пять лет. Позже его родственники сообщили мне, что его можно отмазать взяткой в размере пяти тысяч долларов. Я нашла деньги, и его не посадили. Теперь он просит меня прекратить активизм. С каждым моим появлением в СМИ ситуация с давлением на меня и близких обостряется».

Ханум рассказывает, что, когда она стала активисткой, круг ее общения сильно сузился: люди стали избегать ее из-за возможных преследований. Кроме того, угрозы поступали к родным девушки. Их вызывали в комитеты и увозили в изолятор, где говорили, что осудят и отправят в тюрьму. Они же сказали им, что на родине Ханум ждут тюрьма для политзаключенных и пытки.

«Я очень скучаю по Туркменистану. Я бы очень хотела вернуться. Но пока режим существует, это невозможно. Единственная их цель — это надавить, запугать, чтобы мы замолчали. Как бы меня ни запугивали и как бы мне ни было страшно, я не перестану выступать против режима ради лучшей свободной жизни будущих поколений Туркменистана».