Не люблю начинать с даты, но 28 декабря я опубликовал фото в Инстаграм с подписью «Целовались на красной площади». Мы с женой, действительно, целовались на днях. Действительно, на Красной площади.

Опубликовал я фото. Узнал, что стал иностранным агентом. Думаю, надо исправить подпись на: «Жена целуется с иностранным агентом». Пришел домой, а любимая читает гороскоп: «В конце декабря 2020 года вас ждет событие, которое перевернет вашу жизнь».

— Это хорошо? — спрашиваю.

— Не знаю, тут не написано, — ответила жена и пошла читать гороскоп на январь, на всякий случай.

Вообще, в тот день я поехал в аптеку за лекарствами. Я теперь, как дедушка Сережа, с утра пью горсточку лекарств — жгу напалмом бактерии хеликобактер в своем желудке, выявленные на ФГДС, которое я ездил делать в Москву. Как раз после этого мы целовались с женой на Красной площади. Я специально повторяю это в третий раз, чтобы показать, как дорога нашей семье Красная площадь.

Еще в тот день я успел помыть машину и съесть бургер в том самом ресторане, который недавно в Петрозаводске открыли под франшизой Black Star. Вынесли мне бургер пафосно, ударив в колокол — уже обо всем знали, что ли? Потому что мне через час буквально написала коллега: «Ты уже в курсе?». И жизнь, как говорится, разделилась на до бургера и после.

Дети вообще не удивились. Они уже давно ничему не удивляются. Попросили заказать пиццу. Заказал им пиццу, себе кофе. Курьер по пути разлил кофе, через полчаса вернул полный стакан и бесплатный сертификат на большую пиццу — то ли испугался связываться с иноагентом, то ли чтобы ел и не болтал лишнего?

Теперь мне пишут, что я должен заходить в кафе со словами: «Кофе иностранному агенту! И две рюмки коньяка, непременно иностранного!». Поздравляют с гордым званием. Жмут руку в переписке в фейсбуке. Добавляются в друзья. Вот она, слава — пришла оттуда, откуда не ждал. Хотя, почему не ждал?

Я планировал немного другое. Получить там премию «Профессия — журналист» или вроде того. Думал, что это будет какой-то длинный список людей, особо отмеченных родиной. Не думал, что войду в ТАКОЙ шортлист.

Жена удивляется: «Ты, вообще, в больнице лежал, когда ты успел стать иноагентом? Ты ведешь двойную жизнь?».

Да, насчет славы. Не только Слава КПСС (российский рэпер — Ред. ) попал в психиатрическую больницу. Когда моя легкая тревожность перетекла в тяжелую и неуправляемую, когда после пары месяцев командировок, после пары написанных с трудом текстов, после пары дней в полном непонимании происходящего, когда стало совсем нестерпимо, когда я окончательно достал жену, которая тогда еще не прочитала гороскоп на декабрь, потому как дело-то было в январе, семейные, — жизненные и личностные обстоятельства занесли и меня в отделение неврозов.

Попал я не в палату №6, да и было мне не до беллетристики. Попал я в ковидное отделение, собирали туда всех подряд, как на ковчег. В палате половина кроватей пустые — только матрас, простынь, тоненькая подушка и одеяло. Есть можно только в палате. Раз в день-два-три, если повезёт, санитарки разрешают покурить, под вечер, когда все засыпают, когда нет врачей. Телефон, книги, личные вещи, ручки, бумагу — отбирают все. Только зелёные стены. Зелёные матрасы. Зеленые лица. И железная посуда. Трехразовое, в принципе, неплохое, питание.

Лежал я там полторы недели. Однажды мне позвонила жена, молодая санитарка ушла смотреть в окно, пока я говорил по телефону, и я спер из под стола пачку сигарет, свою. Пока я думал, где можно тайно покурить, санитарка постарше заметила, что исчезла одна пачка сигарет — а она такая приметная была, иностранная, мне друг дал ее перед моим эпическим заселением в больницу. Тем же вечером я, устыдившись своего сумасшествия, признался, что сигареты взял я — за искренность мне-таки разрешили вечером выкурить одну сигарету в туалете.

Лежал я в одной палате с мальчиком-аутистом и молчаливым мужиком. Заросший волосатый мужик с бородой, как я понял во время обхода врача, молчал из-за голосов в голове и, как я понял из судебного решения, которое лежало рядом с ним на подоконнике, напал с топором на соседа. 18-летний мальчик весь день спал, а под вечер начинал безостановочно прыгать в кровати, играть с Лунтиком — игрушка у него с собой была такая. Ему 18 лет. Медсестра сказала, что мальчик местный, диагнозов у него, помимо аутизма, полный набор, — «И, вообще, нефиг было по-пьяни ребенка делать», — добавила она.

Ночью мальчик становился «злым» и начинал буянить — кричал, что он «злой», бродил по палате, один раз даже ударил меня полотенцем, видимо, совсем разъярился — тогда его, кстати, привязали к кровати, чтобы сам себе не навредил или мне, может быть, вкололи что-то успокоительное, чтобы он уснул. Уснул и я, молча, с мыслью о том, что я в аду и что, по идее я должен возмутиться, мол, нельзя же привязывать к кровати людей, но сил возмущаться совсем не было.

Иногда мальчик просыпался днем, вел себя спокойнее, но все так же прыгал с Лунтиком, надевал на голову полосатое больничное полотенце со словами: «египтянин хороший» или «египтянин злой», в зависимости от настроения. Под тусклый желтый свет ночной лампочки я пытался спать и надеялся, что хоть когда-то выйду из этого места полнейшего отчаяния и пустоты.

Места, где нельзя было выходить из палаты. Только до туалета, который не закрывается, и обратно. Места, где санитарки подобрее разрешали иногда послоняться по коридору, а мужики построже загоняли в палату: «Куда собрался»? Но так, по-доброму. Там, вообще, все по-доброму, пока не начинаешь буянить. Да и медсестры, и санитарки довольно добрые и обходительные, так бы и лежал там дни напролет, только чтобы в проходе не мелькали люди в полиэтиленовых костюмах и масках, в СИЗах, короче, чтобы нигде никто не орал или чтобы нигде ни на кого не орали, чтобы с зеркалами, телевизором, картинами и шторами, чтобы можно было хотя бы высунуть нос в открытое окно, подышать мокрым осенним воздухом, как это стало в нормальном отделении, когда через полторы недели неожиданно пришла санитарка и объявила: «Маркелова переводят», — а я уже начал присматриваться к окнам и дверям, думая, как бы оттуда сбежать.

Выдали мне мою скромную косметичку. Открыли дверь. Повели по коридору. Открыли вторую дверь. Затем третью.

И вдруг, чистые покрывала, теплые уютные медсестры в нормальной одежде, зеркала, телевизор и даже душ несколько раз в неделю. Цветы на подоконниках. Желтые стены. И я — похудевший, осунувшийся, с шелушащейся кожей на лице, помятой больничной пижаме, грязный, вонючий, (наверное — обоняние у меня отшибло ещё дома, когда мы с женой переболели неизвестно чем, так как тесты на ковид у обоих оказались отрицательными). Мне продолжили давать таблетки, затем стали колоть уколы. Таблетки мне помогали примерно как аскорбиновая кислота от диареи. Зато я ближе познакомился с передачами на телеканале «Пятница» и «Первый», дома-то у меня телевизора нет, перешел на регулярное питание, отмылся, немного посвежел, если в моем состоянии пожухлого фрукта еще есть шанс посвежеть.

Вышел я из больницы неожиданно — только мне начали колоть уколы, только я привык к распорядку и трехразовому питанию, только начал набирать вес, как мое отделение перевели под ковидное, а меня — на амбулаторное лечение. И я, сумасшедшенький, поехал домой с диагнозом: то ли сильное, то ли легкое тревожное расстройство. Жена так и встретила меня со словами:

До больницы? Когда всю осень мы с женой решали проблемы старшего сына в школе, точнее наши накопившиеся педагогические ошибки? Или за несколько небольших текстов, за которые получил небольшие, нерегулярные гонорары. Или за фильм про Джея Альберга, трансгендера из Карелии, который я презентовал в сентябре и гонорара от фильма хватило на месяц-полтора жизни? Или в первую волну, когда я тоже написал несколько текстов, фотографировал и снимал видео из судов, писал, опять же, о первой волне? За гонорары, на которые смог, наконец, купить себе новые джинсы, трусы и носки? Хотя, нет, рваные носки на новые мне заменила жена — уже на свою зарплату. Когда я успел стать иногентом? За какие заслуги перед отечеством? Может, не нужно было целоваться с женой на Красной площади?

На днях я получил от юристов портянку — список того, что должен сделать человек-СМИ, выполняющий функции иноагента, чтобы не попасть под штраф. Перечитываю ее и думаю… Хотя, чего тут думать?