В 2019 году на помощь детям шло 47% всех пожертвований. В 2020-м их стало 45%. Снижение небольшое, но принципиально важное. Ведь с ограничениями из-за COVID-19 у благотворительных фондов появилось больше рамок. Требований. Трат.

О том, как детский некоммерческий сектор переживает пандемию, и о том, какой помощи благотворительность ждет от государства, «Новой» рассказали сотрудники трех фондов и их подопечные.

— Жизнь фонда с приходом ограничений сильно поменялась. Вообще, мы работаем с самыми уязвимыми в социальном и материальном плане семьями. У многих из них нет регистрации в Петербурге. Некоторые не имеют гражданства. У всех дети.

Любые потрясения на наших клиентах сказываются быстрее и сильнее, чем на других.

Стали звонить «выпускники» фонда, у которых до пандемии уже наладилась жизнь. Они справлялись без фонда, но карантин опять поставил их в положение выживания.

Еще в апреле–июне было много запросов от полных семей, которые раньше не обращались за помощью в фонды. Но один или оба супруга в карантин потеряли работу, при этом имея детей, ипотеку или съемное жилье…

Было сложно. Все наши силы были брошены на сбор продуктовой гуманитарной помощи. Привлекали волонтеров, готовых купить и доставить бесконтактно еду, подключали партнеров форда. Первая задача была обеспечить едой людей, которые оказались в изоляции и без средств.

Если бы не волонтеры, организовать это не получилось бы. Сейчас в волонтерской группе фонда 426 участников — не все они активны, но количество тех, кто уже помогает, все время растет.

Помогают по-разному: кто-то развозит гуманитарную помощь, кто-то проводит репетиторские консультации с детьми. Юристы, IT, дизайнеры — специалисты самых разных сфер — поддерживают фонд pro bono.

Думаю, волонтерство — отличный способ сбросить напряжение. Во-первых, ты сразу же видишь результат, понимаешь, что твои действия по-настоящему меняют чью-то жизнь. Многим этого не хватает на основной работе. Во-вторых, ты осознаешь, что у тебя вообще-то все неплохо.

Наконец, люди узнают, что кроме государственной помощи, часто неповоротливой, недоступной, есть фонды, куда человек в беде может обратиться. Это дает уверенность в том, что можно взять и самоорганизоваться и решить проблему. Что мы можем на что-то влиять.

Пандемия показала нам важность онлайн-инструментов — чатов, семинаров, обучающих видео. Но нам жизненно необходимо возвращаться к реальным проектам, вживую заниматься с семьями. Это эффективнее. Особенно для детей.

А пока приходится пользоваться всеми возможностями, которые дает интернет. Например, сейчас идет виртуальная акция «Мишка не виновен». Суть в том, что перед Новым годом детей из семей в кризисном положении заваливают игрушками. Хотят порадовать.

Лучше направить средства на это, а не на игрушки, которые дети и так регулярно получают.

Мало кто задумывается об этом, если не вовлечен в волонтерство. Наверное, в этом и значимость перехода в онлайн — так получается рассказывать людям о настоящих, неочевидных проблемах детей.

Как государство может помочь?

Чтобы помочь детям, важно поддержать семью, в которой эти дети растут. Чтобы поддержать семью, нужно, чтобы государственная социальная помощь была доступна именно тогда, когда в ней нуждаются.

Сейчас ситуация парадоксальная. Оформить пособия, добиться — именно это слово — места в детском саду, отстоять свои права, разобраться со всеми бюрократическими моментами может только ресурсная семья, которая в общем-то и сама справляется.

Люди, попавшие в кризисную ситуацию, без документов, без регистрации, без умения противостоять агрессии, хамству, оставшиеся в социальной изоляции, как раз и не могут воспользоваться государственной помощью. Для них почти все двери попросту закрыты. Поэтому главное — это реформирование процедур оформления помощи.

— В марте мы растерялись. Нам запретили посещать детей в больницах, детских домах, приютах, а опыта дистанционной работы у нас не было. Да и необходимых навыков для перехода на дистанционку поначалу тоже…

Волонтерам было трудно привыкнуть к переменам. Пришлось организовать еженедельные онлайн-группы поддержки с психологом организации. Раньше проводили их раз в месяц.

Но никто не сдался, мы постепенно приспособились. Кто не мог, например, дежурить в больницах, стал автоволонтером — стал развозить средства гигиены, игрушки, стерилизаторы для бутылочек, продукты.

Даже появляются новые люди — на дистанционные собеседования приходят после начала пандемии в среднем по 17 человек. Больше, чем раньше. Это хорошо, потому что часть наших волонтеров вышла из игры. Кто-то болеет, кто-то на карантине, кто-то не может сдать анализ.

У каждого волонтера должен быть отрицательный тест на COVID-19 со сроком годности не более чем семь дней. Без него вернуться к детям нельзя. Это все усложнило, потому что анализ платный.

Будущее мы видим оптимистично. Мы хотим помогать выпускникам детских домов и детям-инвалидам после совершеннолетия. Хотим новый проект поддержки будущих мам. Еще в планах — расширять проекты помощи детям в больницах на Ленинградскую область, мы уже налаживаем контакт с тремя больницами и тремя стационарами.

Как государство может помочь?

Было бы здорово, если бы органы власти помогли с необходимыми анализами для волонтеров. Именно с этим сложность у большинства организаций, в том числе и у нашей. Многие и так хотят помогать, но просто не могут из-за цен!

— С организацией «Наши дети» мы познакомились в 2019 году. Тогда волонтеры ухаживали за нашим будущим сыном Колей в больнице, а мы с Тимошей лежали в том же отделении. Волонтеры присматривали за Колей, пока мы с мужем собирали документы на него.

Наша дружба с организацией продолжилась. Продолжается она и сейчас, в пандемию, — я созваниваюсь с психологом, разговариваем о наболевшем. Иногда к нам заезжают — живем далеко, за Красным Селом, но без подарков — никогда.

А вот мы дом покидаем нечасто. Хотя поначалу всей семьей самоизолировались, не веря во все и ругая весь мир. Долго смеялись над массовым затариванием гречей.

Стараемся сидеть дома, чтобы медикаменты в итоге не пригодились. Пришлось отменить массаж и реабилитацию на дому, хотя мальчикам она нужна из-за особенностей здоровья.

Разорились на платных тестах при экстренной госпитализации ребенка с приступом судорог по скорой. Потому что ребенка берут, а маму отправляют сдавать тест, и если сдавать бесплатно, то анализ делают от трех дней до недели. Все это время твой ребенок один!

Он не говорит и не может сказать, что болит, попросить попить, например. Он не понимает, что произошло, и, не видя мамы, очень боится. Поэтому бежишь сдавать самый дорогой — за 4000 рублей, чтобы результат в этот же день… За всю пандемию пришлось так делать четыре раза.

Грустно, что приходится так много тратить, хотя на эти деньги можно было бы купить важное лекарство для ребенка. Это ж как получается: врачи и медсестры каждый день выходят из больницы, идут домой, встречаются с людьми… А родители будто в тюрьме. Так странно.

Как государство может помочь?

Логично, если при вводе ограничений государство начинает оказывать поддержку. Но этого нет. Что такое 10 000 на ребенка для родителя, который остался ни с чем? Нужно либо придумать, как продолжить работу в прежних объемах, либо помогать по-настоящему.

Я столкнулась с комичной ситуацией. Чтобы получить хоть какую-то помощь от Ленинградской области, нужно было подтвердить статус малоимущих. При этом бухгалтерия ушла на удаленку, справку о доходах, без которой никуда, просто не получить. В итоге мы так и остались без дополнительной помощи. Процедура, насколько я знаю, не упростилась до сих пор.

—Раньше мы проводили много образовательных и культурно-развлекательных мероприятий для детей из детских домов и семей в трудной жизненной ситуации. Каждую неделю к нам приезжали дети из отдаленных городов и поселков, мы придумывали для них интересные выходные в Петербурге.

Пандемия все поменяла. Теперь дети безвылазно сидят в учреждениях, поездки прекратились. Наши занятия с репетиторами и мастер-классы переехали в Zoom.

Вообще, прямого запрета на посещение учреждений представителями НКО нет. Так заявили в Минпросвещения 31 июля 2020 года. Но это не закон, а точка зрения Минпросвещения, поэтому руководители учреждений вправе действовать по собственному разумению.

На практике из всех детских домов готов принимать у себя наших волонтеров только один. Конечно, с соблюдением всех предосторожностей: тесты, маски, санитайзеры…

Ситуация работает не на нас. В условиях пандемии вопросы адаптации и развития детей-сирот не кажутся вопросами жизни и смерти, а они ими вообще-то являются. В пандемию дети отрезаны от мира, от дополнительных занятий и впечатлений, от общения с волонтерами.

И детство их происходит сегодня — его на завтра никак не отложить. Все, что сейчас не будет вложено в развитие и образование детей, завтра уже будет упущено.

Другая проблема связана с тем, что волонтеры могут «потеряться» из-за почти полного перехода в онлайн. Но на их места приходят новые.

Сильно расширилась география. Ведущие наших виртуальных встреч теперь выходят на связь с ребятами не только из Питера, но и из Нью-Йорка или Силиконовой долины, например.

Но нас поддерживают. Денежные пожертвования от частных лиц возросли почти на 20%. Есть небольшой отток корпоративных жертвователей, так что по итогу года общая сумма будет равна прошлогодней, наверное. Мы продолжим делать свое дело в любом случае.

Когда все откроется, будет много работы — дети очень скучают по нашим мероприятиям. Я думаю, все хорошо будет. Знать бы только, когда.

Как государство может помочь?

Поддержка детей — это, прежде всего, поддержка их родителей в данном случае.

Малый бизнес пострадал сильно — во всяком случае, туризм, рестораны, негосударственные театры и прочий досуг. Среди его владельцев и тех, кто на них работает, много единственных кормильцев, которые тащат на себе пожилых родственников и детей. Вот они и нуждаются в господдержке. А ее сейчас немного, что только увеличивает нагрузку на фонды.

Ирина Кузнецова, мама шестилетнего Артема, подопечная благотворительного фонда «Апрель»:

— С Людмилой Уманец и фондом «Апрель» я познакомилась, когда была в детском доме. Там я прожила практически всю жизнь. Но помощь я стала получать только в 2017-м, тогда Артему было три года. Получаю ее и сейчас.

В первые месяцы пандемии было труднее всего — обратиться было не к кому, не знаю, что бы делала без «Апреля» и продуктовой помощи. Тогда закрыли садик, отменили рейсы автобусов — мы с сыном живем в поселке Хейлюля, до города надо ехать.

Из-за этого сократили с работы: добираться не на чем было и возить не могли. Искать новую не выходило — сына оставить не с кем. Сейчас стало легче. Снова работаю продавцом в магазине рыболовных товаров, Артем вернулся в садик, а фонд недавно помог с покупкой новой газовой плиты.

Хочется верить, что жизнь налаживается. Но осенью число заболевших резко увеличилось. Я бы даже сказала, что весной и летом было не так страшно, как сейчас.

Поэтому стараемся по возможности не выходить из дома, держать дистанцию с людьми. Но с моей работой это сложно.

Как государство может помочь?

Мы получили два раза по 10 000 в июне и июле, как и все семьи с детьми до 16 лет. А еще летом оформили пособие как малоимущая семья с ребенком от трех до семи лет. В месяц выходит 6500 рублей.

Могло и не быть этих денег от государства. Так что на этом спасибо! <…>

Вообще, когда все было хорошо, я влезла в кредиты. И как раз началась пандемия. Тяжело стало, приходится отказывать себе во многом. Хочется уже закрыть все и жить спокойно. Но без кредитов ни одна семья сейчас не живет, наверное.

Арина Васильчук , специально для «Новой»