— Какое образование сегодня считается престижным? Как определяется «престижность»?

— Престижность частенько путают с востребованностью.

Востребованные профессии на рынке труда, спрос на которые превышает предложение — это одно, а расхожие представления о «хороших» и «плохих» профессиях, которые складываются у абитуриентов и их родителей под влиянием СМИ или после посещения дня открытых дверей в университете — это другое.

В социологии престижность профессии обусловлена не объективными характеристиками, вроде дохода, а субъективным восприятием, формируемым на основе понимания человеком характера и уровня сложности труда, меры моральной ответственности и многих других факторов. Материальное вознаграждение — лишь один из них. Изучать такое восприятие интересно, и это уже давно делается, только нужно понимать, что ваши личные представления о престижной профессии могут не помочь вам при трудоустройстве. Помню, в 2019 году «Газета.ru» опубликовала результаты исследования «ВНИИ труда» Минтруда России, по которым самыми востребованными в России оказались гинекологи, сварщики, инженеры и айтишники.

Скорее всего, это будет либо чиновник, причем какого-нибудь руководящего звена, либо предприниматель. Кроме того, надо разделять престижную профессию и престижную образовательную программу в конкретном вузе. Последняя сильно зависит от конкурса и стоимости за обучение.

Напомню, мы живем в стране, где почти половина выпускников испытывает проблемы с трудоустройством.

— Какие основные модели образования существуют в других странах, какие считаются прогрессивными?

— Про прогрессивность ничего не скажу, потому что все зависит от того, кто и как считает: одно дело — международные университетские рейтинги, другое — неформальное признание внутри страны и за границей. И к первым и ко второму есть претензии. Поскольку, как мы договорились вначале, образовательные модели существуют только в теории, я бы предпочел говорить скорее не о них, а об образовательных практиках и особенностях, а они сильно зависят от страны, региона или даже университета.

В каждом государстве, штате или кантоне высшее образование уникально, и это нормально, ведь у каждого университета — своя история.

Русскоговорящий человек, попадая в западные университеты, сталкивается с принципиально иными административными системами. Они более сложные, более старые, внутри них больше свободы, чем в российских, хотя они тоже очень иерархичны, правда на свой лад. Ну, например:

В Великобритании, поступая, скажем, в Оксфордский университет, человек должен выбрать колледж — один из 38 доступных на данный момент. Практические занятия (англ. tutorials) чаще всего проходят в зданиях колледжей, а лекции организует университет. Последний и выдает выпускникам дипломы. Колледжи бывают молодыми и старыми, большими и маленькими, они отличаются друг от друга количеством специальностей, расположением корпусов, символикой, традициями и некоторыми другими нюансами. За каждым колледжем — своя история, свой символический капитал, от которого в академическом мире многое зависит.

А вот пример с Германией. Там колледжей нет, зато есть система факультетов, институтов и семинаров. Система сложная, завязанная на специфике каждой отдельно взятой земли, а их сегодня в Германии 16, не считая вольных городов, где тоже есть свои особенности. Семинаром в Германии может быть не только практическое занятие, как у нас, но и административная единица. Например, в Гёттингенском университете есть философский факультет, состоящий из семинаров по философии, романской филологии, немецкой филологии, скандинавистике, изучению истории данной земли (нем. Historische Landesforschung) и многих других. Идете вы по коридору, а там надпись: семинар открыт по таким-то дням в такое-то время. Почему филология и история изучаются на философском факультете? Так сложилось исторически — немецкие философские факультеты охватывали многие дисциплины гуманитарного и естественнонаучного профилей. Впрочем, в той же Германии есть молодые учебные заведения, вроде Берлинского свободного университета, устройство которых будет сильно отличаться от того, что есть в Гёттингене, Фрайбурге, Марбурге, Тюбингене и других старых университетских городах.

— А если говорить только об учебе, какие отличия между Россией и западными странамивы бы выделили?

— Во-первых, американские и европейские учебные планы содержат больше элективных курсов, то есть курсов по выбору студента.

Во-вторых, самих курсов там меньше. Например, в Йельском университете студенты слушают примерно 4-5 курсов за семестр. У первокурсников российских вузов их может быть 10 и больше, даже если не считать «физру», БЖД и тому подобное.

В-третьих, западное образование в целом рассчитано на более глубокое освоение предмета,

В том же Йельском университете студенты слушают курс по истории Гражданской войны в США или по истории Великой французской революции. В России таких курсов либо вообще нет (мы читаем всю историю Америки и Франции за две или три сотни лет), либо их ничтожно мало. Эту разницу между ними и нами легко увидеть, если зайти на платформу Coursera и изучить тематику иностранных онлайн-курсов. В Германии, знаю, курсы могут быть только лекционными или только семинарскими, что тоже несколько непохоже на российские реалии.

В Америке и Европе выбирать можно не только майноры (англ. minor), непрофильные курсы, но и мэйджоры (англ. major), профильное направление, причем выбор этот бывает значительно шире, чем предлагают наши вузы. Возьмем, например, программу Фрайбургского университета «Свободные науки и искусства». Все курсы там имеют общую сумму в 240 кредитов (кредиты или зачетные единицы — ноу-хау Болонской системы). 64 кредита — элективные курсы, 56 — обязательные, а 120 — курсы мэйджора, а мэйджоров на программе 4 и внутри каждого есть свои специализации. На курсы могут записываться студенты разных лет обучения.

Второкурсники и четверокурсники могут слушать лекцию в одной аудитории или вместе участвовать в групповой семинарской работе.

Сегодня в России такие ситуации тоже встречаются, но редко, а у людей, получавших образование в СССР, в 1990-е или 2000-е, подобное вообще в голове не укладывается.

Это еще одно проявление принципа свободы образования.

В России элективных курсов катастрофически не хватает. У нас учебные планы составляются и утверждаются администрациями факультетов или вузов, там большинство предметов уже определено, по ним студенты и учатся. Кто-то считает, что российская специфика лучше — больше курсов, тем, экзаменов, стало быть, учиться сложнее. Разве это плохо?

Некоторые мои коллеги любят выдавать особенности российского высшего образования за непременные достоинства. Не согласен. Во-первых, тяжелая учебная нагрузка — это не плюс, а минус. У людей из-за этого случаются депрессии, кто-то бросает учебу. К тому же, если человек за год изучает меньше курсов, это не значит, что он получает меньше знаний.

Еще раз: программу можно настроить на глубокое освоение предмета. Во-вторых, как я уже говорил, чем шире выбор, тем лучше. Если человек может сам составлять свое расписание, значит он может сам планировать время, например, снижать себе нагрузку в одном полугодии или освобождать конкретные дни в году — появляется больше возможностей совмещать учебу с работой. В России такое совмещение — огромная проблема, а ведь все больше студентов хотят работать, ходить в автошколу, учить иностранные языки или заниматься спортом. В-третьих, и это самое главное, конструирование индивидуального учебного плана — тоже часть образования:

— Есть ли на сегодняшний день сферы, в которых образование вообще не нужно? Каким оно может быть в этих сферах?

— Я почему-то сначала подумал о предпринимателях.

Но в искусстве, безусловно, подход к образованию тоже должен быть особенным. Многие революции в искусстве начинались с художников, противопоставлявших себя академической традиции и не боявшихся открывать новое. Если бы не смелость и готовность к экспериментам, появились бы в России передвижники? Творческим профессиям сложно научить, если у человека нет потенциала. Только это не значит, что мы должны теперь позакрывать все мастерские, студии и академии искусства. Даже очень талантливому человеку бывает нужно освоить секреты любимого ремесла, посмотреть на опыт предшественников и взять из него лучшее.

Поэтому в творчестве, да, профессиональное образование бывает необязательно, но существовать оно все равно должно. Повторюсь, чем больше выбора, тем лучше.

— Вам могут возразить, что при такой системе студенты не получат базовых знаний, положенных им по специальности.

— Получат,потому что какой-то процент обязательных курсов все равно сохраняется. И потом, все эти страхи, что, мол, у западных студентов из-за элективных курсов слишком узкий кругозор и они не знают «базовых вещей», выглядят надуманными. Мы живем в XXI веке, в мире с ужасно быстро развивающимся информационным полем. Мы гораздо больше читаем, смотрим и говорим, чем люди прошлых эпох.

Я работаю в «Вышке» с молодыми коллегами. Нам всем по 30 лет. Мы приехали из разных регионов, учились в разных учебных заведениях и ведем разные курсы. Вы не представляете, насколько разная у нас всех «база». Почему кто-то должен решать за меня, что мне положено знать, а чего нет?

Над материалом работала команда «Культура Три» (проект «Пространство Политика»): Аня Калюжная и Ирина Пономаренко.