Хайкара Матильда Германовна, финка, родилась и проживала: д. Белокаменка Полярного района Мурманского округа. Хайкара Карл Карлович, финн, проживал в Териберском районе Мурманской области. Хайкара Фрить Карлович, финн, уроженец Териберского района. Хайкара Хемминг Карлович, Териберский район. Хайкара Алина Генриховна, финка, Териберский район. Все пятеро незаконно осуждены в 1940 году на основании приказа НКВД СССР № 00761 от 23.06.1940 к насильственному выселению по национальному признаку с мест исторического проживания в Карело-Финскую ССР. Хайкара Хеллинг Карлович, финн, рабочий леспромхоза. Проживал в ст. Шалакуша Няндомского района. Арестован 06.05.1944, обвинен по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР. 15.06.1944 умер в местах лишения свободы. Хайкара Ксения Карловна (Якку), Мурманская обл., п. Белокаменка. Ее несовершеннолетние дети: Якку Анерси Иванович, 1926 г.р., Якку Армида Ивановна, Якку Карл Иванович, 1932 г.р. Осуждены по приказу НКВД СССР № 00761 от 23.06.1940.

В списке Агнессы 210 имен. Из них 10 — ее родня. В том числе коммунист Карл Хайкара, вместе с сыновьями вступивший в РКПБ (данные хранит мурманский архив обкома КПСС) и во время войны ставший партизаном. Два года назад Агнесса Хайкара решила составить свое генеалогическое древо. Получился мартиролог.

О репрессиях против финского населения Мурмана практически никто не писал. Есть только книги российско-финского писателя Свена Локко, лично пережившего репрессии. Но историю депортации и расстрелов финских и норвежских колонистов я листаю впервые. Листаю на экране компьютера — у бумажной версии сейчас другие читатели. 22 декабря свеженькие, только отпечатанные книжки из типографии изъяли сотрудники ФСБ.

Гранты получили 10 авторов, в том числе Хайкара, причем независимое жюри, изучавшее присланные рукописи, выставило ее работе наибольшее число баллов. Как сообщает источник «Новой», в материалах проверки речь идет о сумме около миллиона рублей. Примерно столько составлял весь конкурсный фонд, который разделили между победителями. На книгу Хайкара получила меньше 87 тысяч, этого хватило на предпечатную подготовку. К остальным расходам бюджетные деньги не имеют никакого отношения. Причем отчитаться перед государством за честно проделанную работу нужно, по условиям гранта, на днях. Но сделать это теперь невозможно — книг нет.

В типографии удивляются: книгу другого автора, изданную по тому же гранту, опера забирать не захотели, а вот экземпляры Хайкара взяли. Хотя если речь о некоем хищении, то уж за нее типография бюджетных денег, повторю, как раз не получала. И напечатать-то успели пока только 25 штук — не весь тираж, остальной собирались допечатывать на днях. Убедившись, что забрали все, оперативники составили акт о добровольной выдаче и уехали.

«Неизвестная северная история. О трагических судьбах кольских финнов и норвежцев, подвергшихся политическим репрессиям». Агнесса определила жанр как документальную повесть — сквозь документы, свидетельства, интервью ниточкой проходит история ее семьи.

Колонисты на Мурмане появились в середине позапрошлого века: Александр II специальным указом освободил желающих осваивать Кольский полуостров иноземцев от податей, предоставил ссуды, лес для строительства жилья и судов, право свободной торговли с Норвегией. Одно условие: вновь прибывшие должны были принять российское подданство. Вскоре наладилась оживленная торговля с Норвегией, колонии развивались и строились, и Мурманский край все более и более заселялся — чего и добивалось правительство. К 1913 году здесь проживало 3 тысячи колонистов, большинство — финны.

Забавно, но отзывы путешественников, сравнивавших мурманские колонии с русскими деревнями, отчасти напоминают восторги советских людей, впервые попавших в Скандинавию: «Везде чистота до педантизма, не только дома, но и хлевы по несколько раз в день подметаются и чистятся, навоз и сор не валяются возле домов, заражая воздух зловонием, а тщательно собираются и выносятся на пастбища для удобрения, отчего бесплодная пустыня превращается в красивые площадки, покрытые травой, и скотоводство в финляндских колониях, сравнительно с русскими, находится в цветущем состоянии. В домах — заметное стремление к комфорту, почти в каждом есть книги и даже выписываются газеты, конечно, не русские», — цитирует Хайкара один из таких отзывов. Эти «не русские» газеты через несколько лет станут вещдоками в делах по 58-й статье.

В 20-е годы газета на финском издавалась на Мурмане, называлась «Полярный коллективист». Она писала, как ударно финское население «идет к зажиточной жизни, выполняя мудрые указания нашего великого вождя товарища Сталина». Полярный — ныне база подплава Северного флота — тогда был центром национального Финского района. Спустя 100 лет туда же, в Полярный, приедут мурманские опера изымать книги о коренных кольских финнах, подвергшихся политическим репрессиям.

Тогда, в годы репрессий, тоже приезжали из Мурманска. Первого колониста осудили в 1930-м (его звали Хенрик Бергер, родом с Цып-Наволока, что на полуострове Рыбачий) за то, что нелегально ходил на лодке в гости к норвежской родне. Дали 10 лет, сгинул на Беломорканале. Потом взяли его друзей и родственников. Потом «вскрыли» «финскую шпионскую ячейку» из числа цыпнаволокцев.

До мая 1938 года расстреливать возили в Ленинград — Мурманск входил в Ленобласть. На Левашовском полигоне лежат многие мурманские колонисты, рыбаки и лесорубы. После «приводить в исполнение» стали прямо в Мурманске, где именно — засекречено до сих пор, как засекречено и место захоронения.

Жен и детей врагов народа отсылали недалеко — в Хибиногорск. Сейчас это город Кировск, куда на каникулы вот-вот полетят туристы кататься на горных лыжах. Семьдесят лет назад его строили в голой тундре заключенные и спецпереселенцы.

Нелли Хейккинен, узница Хибиногорска: «Наша «родная Коммунистическая партия» отняла у меня все: дом, мотобот, орудия труда, скот, личные вещи всех членов семьи, детские ношеные вещи, надеясь, что дети в ГУЛАГе подохнут, а главное — отняла и уничтожила моих родителей с их традициями, родной финский язык, культуру, радость существования (вся жизнь прошла под страхом)».

Иоганн Хейккинен отказался вступать в колхоз, под угрозой ареста бежал на родину. Но родина его посчитала шпионом и после 14 лет тюрьмы выдала по мирному договору в СССР. Семья — беременная жена и пятеро несовершеннолетних детей — была брошена на стройку хибиногорского рудника. Нелли родилась в бараке. Иоганна не расстреляли. Обвиненный в антисоветской агитации, он умер до приговора, 30 сентября 1945-го. Согласно справке прокуратуры, «от кровоизлияния в мозг». Место захоронения «установить не представилось возможным». Жена его к тому времени погибла в лагере.

Нелли Хейккинен провела в детском доме 13 лет. «В детдоме нас называли «финское отродье», «финские ублюдки», «враги народа», — вспоминает она. Как и многие дети ГУЛАГа, Нелли испытывала на себе его последствия всю жизнь. Поражение в правах, сломанная судьба, ни дома, ни родины. В 90-е мизерные льготы для репрессированных ей пришлось выбивать. В 1994 году она попросила у президента Финляндии гражданство. На листке, опубликованном в книге Хайкара, аккуратным почерком выведено: «Я не хочу жить в России, так как никому не верю. Убедительно прошу Президента Финляндии принять меня в свое государство без всякой волокиты, так как у меня нет больших денег на оформление документов». Сейчас она живет в финском Тампере. В следующем году ей будет 90.

Информацию ей выдали архангельский, мурманский, карельский архивы, архивы УМВД этих регионов, также сведения она искала и находила в церковных книгах евангелическо-лютеранских приходов трех приграничных стран Баренц-региона.

Больше данных удалось получить из-за границы, нежели из российских хранилищ. Память о ГУЛАГе до сих пор «трепетно» оберегается наследниками тех, кто арестовывал, судил и расстреливал. Даже справки о реабилитации собственных родственников Хайкара так и не увидела. Ее матери пришел ответ из МВД, где указано: Хемминг, Матильда, Фрить, Алина и Карл Хайкара реабилитированы 13 июня 2018 года. Но сами справки о реабилитации не выдали. Нужно, мол, сначала в суде доказать родство: защита персональных данных, блюдем интересы репрессированных.

— Финляндия наше родство признала — мама репатриировалась на основании своих документов. А российское государство это родство не признает, отправляет нас в суд его доказывать; больше того, доказывать требуется даже сам факт смерти наших репрессированных родственников, — констатирует Агнесса. — Мурманску 104 года, а мои предки пришли на мурманский берег 150 лет назад. И спустя 80 лет после репрессий их память все еще под запретом. Мы должны восстановить добрые имена невинно пострадавших колонистов.

С тех пор как книгу изъяли, Хайкара кажется, что ее герои снова под арестом. Она очень хочет добиться освобождения своей книги. Потому что писала «не для себя, а для них» — для тех, память о ком так долго пытались стереть. Агнесса снова говорит об абсурдности случившегося с тиражом, пытаясь найти логическое объяснение. Правда, оно уже есть — в ее книге, и хорошо сформулировано. Вот оно: «Кому-то хотелось показать видимость своей неутомимой работы, не отстать от других в поисках врагов».