Есть два способа выйти из состояния хаоса, отсутствия дисциплины, революции. Это — диктатура и государство. Диктатура не знает ограничений, правового регулирования, «социальной инженерии». Методы власти в ней — волюнтаризм и насилие. Государство — постепенное, осторожное строительство порядка, основанного на праве (в первую очередь Конституции). Государство — это понимание власти как комбинации договора и насилия. Это эволюция власти в сторону все большего конвенциализма.

Государство как процесс (т.е. в изменении) есть самоограничение власти с высвобождением — осмотрительным, неспешным, подготовленным — все новых областей социального пространства. Государство — это легальная и легитимная система управления, ведущая общество ко все большему самоуправлению. Причем самоограничение государства происходит не только в социально-пространственном измерении, но и в социально-темпоральном. Обладание власти строго регламентировано и темпорально ограничено. Это тема смены персонификаторов власти. Самое эффективное правительство — временное. В этом смысле государство есть не цель, но средство.

Напротив, закон диктатуры — это расширение полномочий и ликвидация самостоятельных «центров», «секторов» социума.

Современные диктатуры (в т.ч. и российская) научились использовать законодательство как инструмент насилия. При этом законы теряют свое правовое содержание. Происходит разрыв права и закона. Первое не отменяется, как это было у большевиков, но — не принимается во внимание, им пренебрегают. Права человека, выросшие из естественного права (одно из драгоценнейших исторических субстанций человечества), уже не определяют применение законов.

В начале 20-х годов прошлого столетия и в нулевые этого века Россия пыталась (пытается) преодолеть хаос, беспорядок через диктатуры. В обоих случаях открыто отрицается государственный путь. Власть отказывается от малейшего самоограничения и, постоянно разрастаясь в социально-пространственном и социально-темпоральном измерениях, переходит разумные границы внешнего и внутреннего интервенционизма. Репрессии перерастают в террор, который осуществляется во имя неких высших целей, облеченных в форму законов. Большевизм побивал людей, апеллируя к историческим законам. Современная система принуждает к соблюдению «исторической правды» с помощью юридических законов. Единственная настоящая цель диктатуры — продление ее существования, что предполагает экспансию как внутрь собственного общества, так и за его внешние границы.

Принципиальный вопрос: на какой объем насилия способна и готова (та или иная) диктатура? Большевики, неоднократно «умыв» Россию кровью, приостановились в середине 50-х годов. Отказались от массового террора (во всяком случае, от наиболее одиозных его форм), в какой-то мере обуздали госбезопасность, смягчили внешнюю политику. Диктаторы, носившие полувоенные френчи, переоделись в принятое в цивилизованном мире партикулярное платье.

Где и когда остановятся сегодняшние? Не знаю. Представляется, что современная российская диктатура еще имеет потенциалы ужесточения и экспансии. Она даже не вошла в стадию «акмэ». Напомню: все послевоенное десятилетие (вплоть до ХХ съезда) империя ГУЛАГа сотрясалась от восстаний заключенных. И последовавшая приостановка массового террора была не в последнюю очередь подготовлена действиями этих храбрецов (хотелось бы, чтобы все граждане РФ знали об этом, и знали их имена).

Поддержка обнуления президентских сроков Путина, сколько бы ни говорили о фальсификациях результатов голосования 1 июля 2020 года, свидетельствует о еще солидном запасе прочности режима.

Более того, закрепленное в Основном законе обнуление в совокупности с ворохом конституционных поправок является антигосударственным переворотом. И все это дополняется «исторической правдой», физическими лицами как «иностранными агентами» и прочими ударами по правам человека. Диктатура добивает остатки правового государства: еле-еле слышен голос оппозиции. Удивительно, что еще слышен, что само слово «оппозиция» не объявлено вне закона.

Когда много лет назад один из тогдашних видных функционеров «Единой России» сказал, что лучшая форма дискуссии — «допрос», это звучало как пародия. Сегодня — это уже реализм, постсоциалистический реализм нашей повседневности. Зато какими наивными (правда, от этого не менее прекрасными) кажутся слова М.С. Горбачева о примате общечеловеческих ценностей над классовыми (т.е. универсальных над любыми групповыми)! Как «далек» Михаил Сергеевич от народа! Как изменился российский народ! Как счастлив он под скипетром несменяемого верховного правителя! И Россия под водительством своего любимого вождя летит от победы к победе. А мешающие этому победному полету «иностранные агенты» будут выявлены и наказаны…

И еще о соотношении государства и диктатуры. В свое время П.Б. Струве утверждал: носители государственной власти не могут быть смешиваемы с самим государством. Крупнейший французский юрист и политолог Морис Дюверже говорит о принципиальной безличности современной государственной власти, называет «правителей» — «слугами», «должностными» лицами. По его мнению, государство тем совершеннее (т.е. тем больше оно государство), чем государство-«идея»/государство-«абстракция» отдельнее, отдаленнее от конкретных носителей.

Другой классик французской политической науки Жорж Бюрдо пишет: «Люди изобрели государство, чтобы не подчиняться другим людям». Поначалу они не знали, кто имеет право командовать, а кто нет. И потому пришлось придать власти политическую форму. «Вместо того чтобы считать, что власть является личной прерогативой лица, которое ее осуществляет, они разработали форму власти, которая независима от правителей. Эта форма и есть государство». Согласно Бюрдо, государство возникает как абстрактныйипостоянный носитель власти. По мере развития этого процесса правители все больше и больше предстают в глазах управляемых агентами государства, власть которых носит преходящий характер. Подобная трансформация (или эволюция) власти явилась в истории человечества огромным шагом вперед. «В этом смысле идея государства есть одна из тех идей, которые впечатляющим образом демонстрируют интеллектуально-культурный прогресс управляемых. Ведь отделение правителя, который командует, от права командовать позволило подчинить процесс управления заранее оговоренным условиям. В результате стало возможным оградить достоинство управляемых, которому мог наноситься ущерб при прямом подчинении какому-нибудь конкретному человеку» (Ж. Бюрдо).

Так, российская диктатура на этапе своего становления использовала авторитарные, недемократические потенциалы Основного закона 1993 года. Перейдя же в зрелое состояние, так «отредактировала» Конституцию, что от ее либерально-демократического потенциала остались рожки да ножки. Во всяком случае, ныне все эти конституционно-правовые институты и положения в гораздо меньшей степени мешают существованию режима «прямого подчинения какому-нибудь конкретному человеку».

Диктатуры нуждаются в легитимирующих их идеологиях. Большевики подстелили себе марксистско-ленинскую догматику — и в этом находили raison dʼétre своего господства. Цари и прочие «самодержцы» не нуждались ни в чем таковом. Их легитимность носила сакральный характер, не подлежала обсуждению (и сомнению) и была самодостаточной. Государство есть актуализация воли народа через институт выборов. Легитимность и суверенитет вручены ему народом и описаны в конституциях. В идеологии оно не нуждается.

Соответственно, современная российская диктатура самым серьезным образом озабочена выработкой собственной идеологии. Впрочем, она уже есть, но процесс формирования еще не закончен. И если исторический отбор в целом произвели, то наступательный инструментарий (технологии) еще оттачивается. Главные черты идеологии известны: эклектизм, всеядность, антивестернизм, антилиберализм, милитарность, самолюбование, моральный релятивизм, претензия на историко-цивилизационную исключительность, нетерпимость к инакомыслию, неприятие прав человека, агрессивное отрицание европейской идентичности России и т.д.

В годы Гражданской войны идея государства не смогла возобладать над идеей диктатуры. После падения Совдепии в начале 90-х казалось: мы встали на государственный путь. Но не удержались на нем и сорвались в диктатуру. Удастся ли вновь вернуться к строительству государства (state-building)? Предоставит ли нам история еще один, третий шанс? Или мы безнадежно потеряли время для этого? От того, какой ответ на эти вопросы выберет Россия, зависит ее существование.