СюжетыОбщество

И зло качественное, и добро качественное

Рак — это возможность остановиться и подумать: кто теперь я? Заметки пациентки на полях Каширки — московского онкоцентра им. Блохина

Этот материал вышел в номере № 141 от 21 декабря 2020
Читать
И зло качественное, и добро качественное
Фото: Светлана Виданова \ «Новая»
В нашем уютном обществе рак считается чем-то вроде кары небесной. И если ты еще пока живешь, ходишь, лечишься, работаешь, гуляешь с друзьями, люди думают, что это временно. Ведь карающий меч уже занесен. И все только дело времени. Человек, вошедший в длительную ремиссию 15 и более лет, воспринимается как вернувшийся из ада Орфей или святой. Рассказы о нем бережно передаются из уст в уста. Поэтому онкологический диагноз способен отправить в нокаут любого, доселе слышавшего слово «Каширка» лишь по телевизору. Но так ли страшен рак, как его рисует воображение обывателя? Кара это небесная, неудачный поворот Колеса Сансары, очередная хроническая болезнь или же дарованная небесами возможность остановиться и подумать: кто теперь я? И здесь непонятно, что сложнее, — ответ или вопрос…

Упал, очнулся, гипс

Рак на 1–2-й стадии — это всегда внезапно. Как снег на голову. Ты думал, что это просто прыщ. Нет, ты был просто уверен, что это прыщ. Но тебе говорят: «Сделаем биопсию и посмотрим». Разумеется, ты все еще надеешься, что тебя пронесет, изучаешь интернет, выискиваешь на форумах подтверждения. Да и на ютюбе профессор подтверждает: рак не возникает так внезапно. Но результаты биопсии неутешительны: это не прыщ, а злокачественное образование.

Ты растерянно идешь в толпе людей, у которых есть привилегия жить просто: ходить на работу, ныть из-за гастрита, бегать по магазинам и ездить на дачу по выходным. Разумеется, этих прав и тебя никто не лишал. Но некто уже включил часики. Они тикают и начали свой отсчет: бракованные клетки делятся, поэтому с этого момента тебе придется шевелиться быстрее, чтобы спасти свою жизнь. Абсолютно пустое дело задавать себе вопрос: почему именно я? Нет ответа.

В московской поликлинике НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина на Каширском шоссе никто не плачет и не ноет, наоборот, все, кто может, бегают по этажам с бумажками, общаются, что-то обсуждают, смеются. В общем, все как в обычной поликлинике, если не считать, что у подавляющего большинства здесь диагноз — онкология.

Фото: Светлана Виданова \ «Новая»
Фото: Светлана Виданова \ «Новая»

В перевязочной девушка показывает лоскут кожи на груди — аккуратно сделанную заплатку. У нее удален сосок, но грудь врачи сохранили. Она довольна, ведь так везет не всем. И вообще пациентки с РМЖ считаются более простой категорией: опухоль имеет наружную локализацию, часто встречается и в большинстве случаев хорошо поддается лечению, по крайней мере на ранних стадиях.

Другая молодая женщина в спортивной шапочке прошла операцию и готовится к лучевой терапии. «Как переносили «химию»? — спрашиваю. «Абсолютно нормально, — отвечает. — На красной похуже, на белой только и ощущала, что со мной что-то не то. А больше ничего». Кстати, алопеция, которая так пугает женщин, возникает как побочный эффект лекарственной терапии. Лекарство убивает все быстро делящиеся клетки в организме, и оно не знает, что это: клетки опухоли или волос и ногтей. Тем не менее надо понимать, что это потеря временная.

Об одном вас прошу: если вам поставили диагноз, пожалуйста, не читайте на эту тему интернет, кроме научных тематических статей, разумеется. А то начитаетесь и пойдете немедленно писать завещание.

Лучше общайтесь с людьми в коридорах поликлиники и больницы. Сразу поймете, что хороших историй гораздо больше, чем плохих.

Здесь целые команды работают, чтобы вытащить каждого. В НМИЦ онкологии им Н.Н. Блохина на протяжении всего времени я чувствовала себя защищенной: с одной стороны, врачи, мастера, для которых дело принципа — вылечить тебя, а с другой — такие же, как ты, пациенты, готовые всегда поддержать булочкой или жизнеутверждающим рассказом. Все вместе мы сила. И здесь это чувствуется.

Сестра Любовь

Кого только тут не встретишь! Недавно приезжал цыганский табор. У одной цыганки заболел ребенок, она и приехала, но не одна, а с группой поддержки. Разумеется, внутрь весь табор не пустили. Так поддерживающие и ходили вразвалочку у дверей: ай-на-не-ай-на-не… И гадали (между прочим, бесплатно). Общая беда стирает грани.

А в другой раз в коридоре поликлиники сидел священник, такой настоящий батюшка в рясе. Не знаю, о чем думал он в тот момент. Не знаю, дрогнула ли его уверенность и не было ли у него в мыслях, что Бог покинул его… Нет, Бог его не покинул, просто подкинул задачку с непростым решением. Решишь — выйдешь на следующий уровень. Таковы правила игры.

Мы познакомились с Зайнаб, когда вместе сидели в очереди в обеденный перерыв и ждали анализ на мутацию. Я спросила: «РМЖ»? Она покачала головой: «Не у меня — у сына саркома…»

Муж Зайнаб умер от инфаркта два месяца назад, а еще через месяц сын стал жаловаться на болезненное уплотнение на ноге, которое уже в Москве определили как саркому мягких тканей. Я многое видела на Каширке и слышала абсолютно разные истории. Но эта меня просто оглушила. «Сейчас получу анализ и поеду к нему, — говорит Зайнаб. — Он уже пять раз звонил. Ждет меня. Скорее бы обед у них закончился».

Фото: ТАСС
Фото: ТАСС

А потом мы с ней сидели на скамейке и плакали. А мимо шли люди и смотрели: вы что, с дуба рухнули? На Каширке никто не плачет — не принято. Попав сюда, ты оказываешься среди людей, у которых разные диагнозы, но суть одна: мы все теперь — избранные. В конце ожидает приз — долгая ремиссия. Но только тех, кому повезет.

Только не думайте, что все так страшно. Рак пытается убить тебя, но таким образом он же дает тебе силу. Ты никогда уже не будешь тем, кем был раньше. Парадоксально, но многие люди, заболев, гораздо лучше чувствуют себя не дома, среди родственников, а среди своих на Каширке. Здесь никто не причитает, не носится с повышенным давлением или опасаясь заразиться ковидом. Через некоторое время ты превращаешься в человека, из которого можно делать гвозди. И эта сила уже останется с тобой навсегда, ее не пропьешь. Кто теперь ты?

Совсем не тот, кто еще пару месяцев назад был готов упасть в обморок от одного упоминания об онкологии. Смысл борьбы — и в самой борьбе тоже.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

Любовь Александровна работает медсестрой в хирургическом отделении РМЖ на 12-м этаже. Каждое утро к восьми приходит на работу, с короткой модной стрижкой, стройная и подтянутая. Еще не прошло и года после ее собственной последней операции. А всего у нее их было пять. Любовь Александровна берет у меня кровь и рассказывает: «В этой перевязочной я себе химию капала». «Сама себе?» — удивляюсь я. «Конечно, — смеется она, — я же знаю, как это делать. Другим делаю, почему себе не могу».

Это трудно переварить обычному человеку, потому что это уже совсем иной уровень сознания. Она смеется. В ней одновременно столько силы и смирения, что понимаешь: в обычной жизни ты бы никогда не увидел такую мощь. Только здесь. И на войне, пожалуй. Хотя это и есть война. Но у каждого она своя.

Любовь Александровна пережила два рака. Говорят, снаряд два раза в одну воронку не падает. Еще как падает. Знаю людей, у которых этот самый снаряд падал в одну воронку аж три раза. Поэтому всех пациентов в НМИЦ онкологии им Н.Н. Блохина проверяют на мутацию генов. Именно мутации способны стать причиной образования нескольких опухолей у одного человека. Так ли уж была неправа Анджелина Джоли, которая согласилась на превентивную мастэктомию и удаление яичников?.. В отличие от непросвещенного большинства, она неплохо разбиралась в теме и хорошо себе представляла, что мутация генов brca1и brca2 вызывает рак молочной железы в 70% случаев.

У Алины сын в третьем классе и девять лет ремиссии. Она красивая молодая женщина, худенькая и очень современная. Девять лет назад, опершись о бортик детской кроватки, Алина внезапно почувствовала увеличенный лимфоузел под мышкой. У кого они не воспалялись, эти лимфоузлы? Но Алину ждало неприятное открытие: трижды негативный рак молочной железы неуточненной локализации, то есть саму опухоль ни УЗИ, ни маммография не показывали. Алина считает, что отделалась легким испугом. Хотя на самом деле испуг был совсем не легким: двусторонняя мастэктомия с установкой имплантов, а потом долгая химеотерапия. Но важно одно: рак отступил. А девять лет ремиссии при трижды негативном раке — считай, победа.

Ангелы и врачи

Если вы при слове «врач-онколог» представляете себе седого немолодого человека с тяжелым взглядом, то вы ошибаетесь. В отделении хирургии РМЖ 12 хирургов, и только двоим в районе 50, все остальные значительно моложе.

Интересно, что большинство из них — врачи в 3–4-м поколении. Есть и другие области медицины, прямо или косвенно связанные с угрозой смерти, но онкология в этом смысле — болезнь особенная. Целая команда хирургов, химио- и радиотерапевтов и лечащих врачей-онкологов, которые ведут твою историю болезни, стоит на границе миров и не дает тебе уйти в лучший мир раньше времени. С той стороны — ангелы, а с этой люди — в белых халатах. Что заставило их выбрать это?

«Потому что это интересно, — говорит доктор медицинских наук, один из ведущих хирургов НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина Денис Рябчиков. — Потому что в онкологии много моментов, которые нам до сих пор неизвестны. Я принимаю участие в исследованиях, которые мелкими шажками приближают к пониманию, что рак — это не грозное заболевание, а временный недуг, от которого можно излечиться. Если ты выбрал онкологию и она тебе страшна, то, возможно, это не то, чем тебе следует заниматься».

Денис Рябчиков. Фото из личного архива
Денис Рябчиков. Фото из личного архива

Денис Анатольевич работает практикующим хирургом уже 16 лет. И я знала заранее, что если операцию делает Рябчиков, то она пройдет на высшем уровне, а эстетический эффект будет потрясающим.

Я стою в перевязочной с другими женщинами. Они меня спрашивают: «А операция у тебя когда?» То есть глядя на мою грудь, они делают вывод, что скальпель меня пока еще не касался. На самом деле моя операция была всего две недели назад, и о ней напоминает только маленькая полоска-шрамик, не больше одного сантиметра. Это работа доктора Рябчикова.

Данила Денчик, кандидат медицинских наук, мой лечащий врач, рассказывает: «Моя мама — химиотерапевт, поэтому проблема выбора передо мной не стояла. Единственно, в чем я сомневался, — куда идти: в хирургию или химеотерапию. Выбрал хирургию в итоге». Данила Александрович может часами рассказывать о видах опухолей, протоколах лечения, как лучше сделать надрез при секторальной резекции. Все отлично раскладывает по полочкам, и вообще из него бы вышел отличный учитель. Теперь даже я со своим совсем немедицинским образованием благодаря ему знаю, чем люминальный А рак отличается от люминального B и чем грозит репликация белка her2/new.

Эдуард Межецкий — самый молодой практикующий хирург в отделении. И несмотря на молодость, тоже кандидат медицинских наук. Он организовывал мои дооперационные обследования, то есть руководил одним из самых важных этапов, на котором нужно было, с одной стороны, сделать все быстро, а с другой — точно поставить диагноз.

У Межецкого потрясающее сочетание логики с человечностью. «Иногда я не мог объяснить родным, почему вынужден ночевать в реанимации, куда перевели моего тяжелого пациента, — говорит он. — Но это просто моя ответственность. Ответственность и человечность — это понятия тождественные». Я абсолютно согласна с его размышлениями и здесь, на Каширке, полностью ощутила, что одно не может существовать без другого. Просто в обычной жизни происходит постоянная манипуляция этими понятиями.

И напоследок вот что я хочу сказать. Онкопропаганда у нас не то что слабая, а вообще никуда не годится. Да, разумеется, на каждом углу твердят о пользе раннего выявления злокачественных опухолей, в поликлиниках висят плакаты, но никто толком не объясняет, почему их надо рано выявлять. Врачи часто говорят, что послеоперационная гистология может подтвердить или повысить стадию, но понижения практически никогда не происходит. Хотя бывают счастливые исключения. Все мы знаем, что чем ниже стадия, тем прогноз выживаемости лучше. При некоторых видах рака выживаемость на первой стадии в современных условиях приближается к 99%. Но, к сожалению,

наша, с одной стороны, настырная, но с другой — слабая онкопропаганда до потенциального пациента не доносит одно важное знание: чем ниже стадия, тем легче будет проходить ваше лечение.

К примеру, на 1-й стадии РМЖ при некоторых видах опухолей химеотерапию не назначают. Что касается лучевой терапии, то это просто СПА-салон по сравнению с химией. И лучше замучить своим прыщом районного онколога, чем через год узнать, что этот прыщ оказался опухолью 3-й стадии и придется проходить тяжелое изматывающее лечение. Если часики начали тикать и вы чувствуете это, не отмахивайтесь от проблемы. Она либо есть, либо ее нет. И ваше нежелание знать о ней ее не сотрет.

Надежда Евдокимоваспециально для «Новой»

«Мы теряем детей, которых могли вылечить»

«Мы теряем детей, которых могли вылечить»

Почему «Первый канал» не показал в эфире онкологов, которые требуют вернуть эффективные препараты вместо дешевых заменителей

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow