Издание первой подробной биографии Афанасия Афанасиевича Фета (М. Макеев. Афанасий Фет. М.: Молодая гвардия, «Жизнь замечательных людей», 2020)входит в список важнейших литературных событий 2020 года не потому, что 5 декабря отмечали его двухсотлетний юбилей. И не только потому, что читателю, с детства знающему стихи «Я пришел к тебе с приветом…», «Шепот, робкое дыханье, трели соловья…», «На заре ты ее не буди…», интересно побольше узнать о поэте.

Важно то, что жизненный путь этого человека позволяет весьма подробно разглядеть ряд интереснейших особенностей хозяйственной, политической, военной, духовной жизни поздней предреволюционной России.

Судьба Фета была драматичной еще до его рождения, когда «орловский помещик средний руки» Афанасий Феофитович Шеншин привез в свое поместье из Германии, где он лечился, чужую жену, дармштадтскую мещанку Шарлотту Фёт, уже глубоко от него беременную.

В результате двухлетних письменных переговоров с ее заграничными родственниками удалось добиться развода. Шарлотта приняла православие, стала Елизаветой и вышла замуж вторично. В церковные метрики ее родившийся сын был внесен как сын Шеншина, причем задолго до венчания матери и «отца». Вопрос о сословной и фамильной принадлежности ребенка до поры оставался в подвешенном состоянии.

Проблемы начались, когда мальчику исполнилось 13 лет. Немецкие душеприказчики умершего за границей «биологического» отца начали кампанию по взысканию с русского «разлучника» денег, и скрывать происхождение ребенка стало невозможно. Вопрос решался на уровне российских министерств внутренних и иностранных дел. Афанасий «официально перестал быть членом семьи Шеншиных, лишился не принадлежащей ему по закону фамилии, а вместе с ней права на дворянское звание и российского подданства». Стал Афанасием Фетом, не более.

Его, пока не подозревающего об этом, отправляют учиться в пансион Крюммера в лифляндский городок Верро (сегодня – эстонский город Выру). И вот, как вспоминал сам поэт,

Закончив пансион уже под новой фамилией, он поступает в Московский Императорский университет, всерьез увлекается поэзией и записывает в тетрадку чуть ли не по стихотворению в день. «Однокашник» по университету Яков Полонский показывает тетрадку Гоголю, который даже в этих первых опытах отмечает «несомненное дарование».

Студент Фет выпускает первый сборник стихотворений. Все свои книги (за исключением одной) он публиковал за свой счет. Новизна их для того времени состояла, кроме прочего, в «детском взгляде» на окружающее. Критик Аполлон Григорьев назвал это способностью «отрекаться от своего я, переноситься в предметы». Избегать «банальных связей» и вместе с тем «открывать внутреннее через внешнее». Создавать удивительную, тонкую, насыщенную действием картину, «просто» перечисляя существительные в именительном падеже, как бы нехотя разбавленные определениями («Шепот, робкое дыхание…»).

Этот «таинственный вздор», как сказано в пародийном стихотворении Тургенева на поэзию Фета, оказался хорош еще и тем, что требовал читательского сотворчества, соучастия, делающего произведение лично близким.

Окончив университет (в котором дважды оставался на второй год), Фет поступает на военную службу. Он надеется дослужиться до чина, дающего потомственное дворянство. Определяется в кирасиры. Но едва Фет начал обучение, как вышел царский манифест, «согласно которому отныне на статской службе лицам недворянского происхождения потомственное дворянство давал только чин статского советника (V класс по Табели о рангах), а на военной — чин майора (VIII класс). Это означало, что теперь, чтобы стать дворянином, надо было служить уже не около года, а не менее 15–20 лет».

Фет службу не бросает, одновременно продолжает печатать в журналах стихи и переводы. Близко знакомится с Тургеневым, Некрасовым, Анненковым, позже — Л.Н. Толстым…

Примечателен эпизод, когда, перед тем как выпустить новую книгу, Фет подвергает ее редактуре целой «комиссии» профессиональных литераторов во главе с Тургеневым.

Результат получился довольно спорным. Среди слабых стихотворений, не включенных в сборник, там не оказалось и тех, «которые сейчас входят в антологии и хрестоматии».

Правка же оставшихся выглядела порой «прихотливо-субъективной» до смешного. Когда, например, концовка

«Ты руку подаешь, сказавши: до свиданья!»

трансформировалась в

«Ты предаешься вся для страстного лобзанья».

В итоге сам автор признавался, что «издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным».

Интересно наблюдать, сколь многое во времена Фета сходится с современными реалиями. Вот, получив отпуск на военной службе для поправки здоровья, он отправляется за границу. Тут же выясняется, что и тогда, например, одежда в Германии стоила дешевле, чем в России. А глядя на Страсбургский собор, путешественник Фет говорил ровно то же, что мог бы сказать любой из нас: «Это не наши современные здания, в которых холодные камни сплочены с целию укрывать человека в ничего не говорящих клетках от непогоды».

Вернувшись из-за границы, Фет оставляет военную службу, получает наследство от умершего отчима. Человек «довольно обстоятельный, несмотря на то, что пишет стихи», как выразился о нем один из знаменитых Боткиных, с которыми он породнился через женитьбу на одной из его сестер, Афанасий Афанасиевич приобрел имение Степановку в Орловской губернии. И показал себя весьма рачительным управленцем. Настолько, что вскоре стал получать стабильный доход, а позже купил дом в Москве и другое поместье, уже гораздо большее.

В книге приводятся подробные и точные расчеты Фета по организации прибыльного многопрофильного сельхозпроизводства в условиях российского «рискованного земледелия». Восторженный лирик с первых шагов рассматривал эту работу как «коммерческое предприятие», в основе которого не барщина, а трудовой договор. Фет публикует цикл очерков «Из деревни» и «Записки о вольнонаемном труде». Они весьма поучительны и для России сегодняшней.

Ключевыми проблемами, препятствующими расцвету крестьянской страны, предприниматель считает, во-первых, отсутствие уважения к закону, недостаток внятных общепринятых правил. И во-вторых, общину, которая, с одной стороны, не дает крестьянину умереть от голода, а с другой — препятствует его развитию как работника и потребителя.

А ведь как раз надежно охраняемое законом имущество — это еще и основа политической стабильности по Фету: «Каждый собственник есть в силу вещей блюститель порядка и исторический консерватор». И что примечательно, особенно для тех, кто учил историю в советской школе, Фет на конкретных примерах доказывал, что законы в царской России гораздо больше на стороне работника, чем нанимателя. Кроме того, и «царь, склонный к защите «слабых», ненавидевший буржуазию и капиталистов, был намерен не только сохранить, но и укрепить общинное землевладение». Позже основные идеи Фета попытается воплотить реформатор Столыпин, но не успеет.

За все это либеральная пресса окрестила Фета чуть ли не крепостником. «Мы увидели в нежном поэте, порхающем с цветка на цветок, расчетливого хозяина, солидного bourgeois и мелкого человека».

Как из первого, второго и третьего выходит последнее, понять трудно, но ярлык «пламенного контрреволюционера» висит на Фете до сих пор. Сам он писал об этом проще и убедительнее:

Отсюда легко понять и отрицательное отношение Фета к ситуациям, когда, руководствуясь «абстрактными идеями, взятыми не из жизненного опыта», «умные люди действуют против собственных интересов, вскармливая своих врагов». И здесь с ним трудно не согласиться, если вспомнить, как ряд российских промышленников оказывали поддержку экстремистским движениям вроде большевистского, всерьез полагая, что обеспечивают себе страховку на будущее…

Уже под конец жизни Фет вернул себе и фамилию Шеншин, и дворянское звание. Произошло это по царскому указу, и не потому, что в истории его рождения открылись новые обстоятельства. Просто таким образом, по его мнению, восстанавливалась справедливость. Победила она не без помощи «товарища детства», давнего покровителя, шталмейстера императорского двора И.П. Новосильцева. Пожалован ему был и придворный чин камергера. Здесь помогли приятельские отношения с поэтом К.Р., великим князем К.К. Романовым, которые поддерживались в основном по переписке, но это не мешало им быть теплыми.

Умерший незадолго до наступления ХХ века, который не оправдает ни романтических, ни практических его ожиданий, Фет так и остался в памяти большинства соотечественников «всего лишь» автором нескольких лирических шедевров.

Он всегда был тверд на позициях строителя, певца страны труда и порядка, а настоящая, «неидеальная» Россия пошла, как известно, иным путем.

Тем не менее судьба Афанасия Фета, немца по крови и русского по духу, «либерала до мозга костей» в молодости и убежденного консерватора в зрелые годы, тонкого лирика и крепкого хозяйственника, — увлекательная история для каждого россиянина. Особенно если он пытается сделать свою страну лучше.

Арсений Анненков,специально для «Новой»