Конечно, можно успокаивать себя тем, что четыре богатейших американца располагают в совокупности большими активами, чем все новороссияне. Но посмотрим на эту четверку внимательнее. Джефф Безос (Amazon), Билл Гейтс (Microsoft), Уоррен Баффет (величайший инвестор современности) и Ларри Эллисон (Oracle). Все они начинали с нуля и каждый перепридумал какую-то часть глобальной экономики.

Большинство же российских миллиардеров поднялись наверх в 90-х, и главным трамплином для них была приватизация, а в особенности — залоговые аукционы, которым в этом году исполнилось 25 лет. Это событие изменило отечественную историю не в меньшей степени, чем расстрел Белого дома или передача власти в канун миллениума, а значит, по-прежнему нуждается в осмыслении.

О политической составляющей спецоперации с залоговыми аукционами можно прочитать в свежей книге Михаила Зыгаря «Все свободны», главу из которой недавно публиковала «Новая». Центральный персонаж там — Владимир Потанин, на тот момент 34-летний банкир, основной владелец «ОНЭКСИМ банка». Зыгарь в деталях описывает, как Потанин применил комбинацию, которая стала основой российской политико-административной системы, в просторечии называемой «разводкой». Он сыграл на противоречиях между двумя первыми вице-премьерами: либералом Анатолием Чубайсом и консерватором Олегом Сосковцом. В итоге заручился поддержкой обоих, и идея залоговых аукционов была одобрена правительством.

Конечно, мастеров различных схем при дворе Ельцина было достаточно, но, в отличие от того же Березовского, создававшего их буквально из воздуха, Потанин уже на тот момент чувствовал свою принадлежность к наследственной финансово-административной аристократии. Ведь его отец, Олег Романович Потанин, был заслуженным работником Министерства внешнеэкономических связей СССР. Сам этими связями оброс и передал их сыну, который, закончив МГИМО, перешел в подведомственное папиному министерству внешнеторговое объединение «Союзхимэкспорт», а затем в Международный банк экономических расчетов (МБЭС). И уже в 1991 году при МБЭС создается частный банк, МФК, куда переводится значительная часть средств и уходят лучшие клиенты. Владеют банком Владимир Потанин и его партнер, а ранее коллега по работе в МБЭС, Михаил Прохоров.

Ровно по той же модели успеха Потанин и Прохоров построили «ОНЭКСИМ банк», куда вместе с деньгами перешли клиенты сначала Внешэкономбанка (после 1992 года — Московский международный банк), а затем и Внешторгбанка. Как отмечало главное СМИ того времени, «Коммерстантъ», ММБ, до создания ОНЭКСИМа превосходивший по объему активов Сбербанк, после появления на рынке детища Потанина и Прохорова быстро откатился со второго на 13-е место по этому показателю, а Внешторгбанк столкнулся с «кратковременным, но сильным оттоком клиентов в новый банк».

То есть Потанин приватизировал самую вкусную часть банковской системы. И не остановился на этом. Об уровне его связей в правительстве и администрации президента говорил тот факт, что 28 октября 1994 года был принят специальный указ президента РФ № 2023 «О выработке мер государственной поддержки создания и деятельности финансово-промышленных групп на базе финансово-промышленной группы «Интеррос».

Вот так государство, которое только что пережило конституционный кризис с расстрелом Белого дома и готовится развязать войну в Чечне,

Кстати, именно этот указ фактически закрепил особые отношения между Потаниным и «Норникелем»: горно-металлургический комбинат вошел в ФПГ вместе с большим количеством внешнеторговых объединений.

ОНЭКСИМ уже стал крупнейшим кредитором «Норникеля», «красный директор» Филатов все больше попадал под контроль финансиста Потанина, и рано или поздно поглощение, наверное, состоялось бы. Но зачем ждать и зачем платить, если можно получить желаемое быстро и очень дешево?

Формально на залоговых аукционах ничего не продавали. Это был открытый конкурс между российскими коммерческими банками за право кредитовать правительство, нуждавшееся в деньгах, по ставке ниже, чем у Международного валютного фонда. А чтобы обеспечить такие льготные условия, правительству всего лишь требовалось заложить акции 12 ведущих промышленных компаний страны. И только в случае невозврата кредита банки могли продать акции, в том числе и самим себе либо подконтрольным структурам.

То есть государство даже не может выкупить свои самые ценные активы.

При этом финансовый результат от залоговых аукционов не дотянул даже до миллиарда долларов, который требовала от правительства Госдума. Получилось всего 700 миллионов долларов, одна тринадцатая дефицита бюджета в 1995 году.

Если бы аукционы были открытыми, как предполагалось, и между молодой финансовой олигархией шла бы борьба за каждый актив, поступления были бы в разы больше. Но, например, в аукционе по продаже ЮКОСа участвовали АОЗТ «Реагент» и АОЗТ «Лагуна». Финансовую гарантию обеим выписал «Менатеп» Ходорковского, он же и контролировал обе фирмы. «Менатеп» участвовал и в аукционе по «Сиданко», но выставил заведомо низкую заявку и проиграл — такова была договоренность с победителями, Романом Абрамовичем и Бадри Патаркацишвили, о чем сам Абрамович под присягой рассказывал в 2011 году в Высоком суде Лондона.

Попытки «несогласованной конкуренции» пресекались. Например, когда в аукцион по продаже «Норникеля» попытался влезть «Российский кредит», связанный с Бидзиной Иванишвили, комиссия Госкомимущества отклонила заявку. Формальная причина была: размер заявки превышал капитал банка-гаранта. Но была и, скажем так, предопределенность победы ОНЭКСИМа.

Этот нарратив прочно закрепился в отечественной практике. Вспомним, к примеру, как основные добывающие активы ЮКОСа были проданы на аукционе фирме из тверской рюмочной, за которой стояла «Роснефть». Или как схема приватизации, по сути, была доведена до совершенства при создании госкорпораций: это когда ты не только получаешь государственное имущество безо всяких там аукционов, но тебе за это еще и приплачивают, внося десятки миллиардов бюджетных рублей в качестве уставного капитала. И как дети чиновников, подобно Потанину, становятся банкирами (а еще лучше — госбанкирами), придумывая все новые схемы личного обогащения.