В детдоме № 3 Нижнего Новгорода решили «формировать семейные ценности» и отпраздновать День матери. Сирот заставили петь соответствующие лирические песни и участвовать в сценках. В итоге у одной из воспитанниц случилась истерика и нервный срыв. «Сегодня ребенка из этого детского дома увезли в психушку», — пишет президент фонда «Жизнь без границ» Марина Ефимова. Прокуратура начала проверку сообщения о нарушении прав сирот.

5 декабря 2014 года в поселке Тагара Кежемского района Красноярского края второклассник-сирота Константин Чернов сбежал из школы, чтобы не читать стихи ко Дню матери. Его мать убили, когда ему не было трех лет. Отец, лишенный родительских прав, завел новую семью. Мальчика воспитывали дед с бабкой. И в сельской школе об этом все знали.

Тем не менее дали Косте учить соответствующие стихи. Праздник с воскресенья в школе перенесли на пятницу, 5 декабря. В тот день с генеральной репетиции в классе Костя, разрыдавшись, убежал, оставив портфель, сменную обувь, шарф. Это случилось около двух часов дня. Чуть позже, около трех, старшеклассники вроде видели его еще раз — на школьном крыльце. Позже след, взятый собакой, оборвался сразу за углом школы.

Его искали. Дело взяла на контроль Москва. Ориентировки — по всей стране. За информацию о Косте пообещали вознаграждение в 300 тыс. рублей. СК рассказал о шести версиях. Проверяли на причастность к исчезновению ребенка протестантскую церковь «Дух Веры»: в тот день на двух машинах миссионеры приезжали из Усть-Илимска (до осени 2014 года в Тагаре у них был центр реабилитации наркоманов, закрытый по жалобам жителей).

Проверяли заключенных из ближайших колоний: тут их множество, в т.ч. КП-13, где отбывают наказание за действия сексуального характера в отношении несовершеннолетних или за убийство. Проверяли вахтовиков. Убийство на сексуальной почве, несчастный случай, ДТП. Проверили все машины, которые проезжали по Тагаре в этот день и попали в камеры. Проверили все автосервисы. Проверили родственников на полиграфе. Проверили на нем же всех вызывающих сомнения тагарцев. И еще раз. И еще. Разворотили все поленницы в поселке — местному экстрасенсу привиделось, что мальчик в дровах. Ничего.

Учителей только на профпригодность никто не проверял. Опытный 60-летний педагог, давший мальчику учить стихи, позже уволилась по собственному желанию. В школе о ней и слова плохого никто не скажет. Говорят: довели и оклеветали. Могла бы работать еще.

А тело Кости обнаружили через два года и три месяца, 15 марта 2017-го, на школьном дворе, в пожарном резервуаре. Это вкопанная в землю емкость глубиной 2 метра и длиной 14, таких тут три, на каждом по одному смотровому колодцу. Они закрыты деревянными крышками.

Нашли совершенно случайно, вызвав пожарных на проверку (для лицензирования образовательного учреждения). Те выдали предписание утеплить резервуары и прорезать вторые люки. Вызвали рабочих. Те и нашли. Дед опознал по ремню — сам помогал застегивать перед праздником.

У властей по этому поводу появилось много вопросов. Почему емкости не осушили, когда ребенок пропал. Как их осматривали в первые дни поиска (а их осматривали). Кто за ними следит и как, если останки нашли только сейчас.

Но не спрошено:

Да, у нас скрепы, традиции, разнарядка, «для галочки», все эти «праздники урожая во дворце труда», «месячники семейных ценностей» (как раз такой идет во многих регионах, и все соцучреждения обязаны провести «тематические мероприятия»), весь этот чугун напополам с лицемерием и показухой. Но обязательно ли этим чугуном лупить детей?

А раз не спрошено, будет повторяться.

«Скажите мне, коллеги, нормально устраивать в детском доме праздник в честь Дня матери? Заставлять детей петь песни и участвовать в сценках, посвященных матери? Это нормально? Или я чего-то не понимаю? — кричит президент фонда «Жизнь без границ» Марина Ефимова. — Сегодня дети пели песни про маму на странном празднике. Их никто не спросил, хотят они участвовать в этом мероприятии или нет. В переписке с директором мне было отказано в посещении учреждения, несмотря на то, что я являюсь членом Попечительского совета в соцсфере при правительстве Нижегородской области. Я собралась ехать все равно, но дети написали, что концерт отменили. А его не отменили, детей вчера на репетиции записали на камеру и сегодня показали этот концерт детям отдельно по группам. Это деление по группам и показ по видео как-то смягчает трешовость ситуации? <…> На запрос минобра о цели проведения этого концерта руководство ответило, что праздник матери входит в план воспитательной работы в учреждении для формирования семейных ценностей. Скажите мне, это что? Правда, нормально? Это в порядке вещей, что ли? Я написала обращение к Уполномоченному по правам ребенка РФ Кузнецовой.

1. Воспитание семейных ценностей не может идти через коленку. Семейные ценности — это такие конструкты, которые формируются, когда ребенок присваивает определенное содержание. Это глубокая внутренняя работа, ее бесполезно проводить исподволь, будет только протест. 
2. У детей, находящихся в травме привязанности, нет ресурса, позволяющего им присваивать эти ценности. Их семейная система надломлена, эмоциональные связи не сформированы, близость к семье и родителям ассоциируется с болью, а не со счастьем и благоденствием. Именно боль, разочарование и презрение будут чувствовать дети, говоря правильные лозунги со сцены.
3. Есть дети, переживающие ситуацию потери родителей. Для них связь с родителями — место наибольшей боли и скорби, даже если внешне они это не показывают. Разговаривать об этом со сцены — это насилие над ребенком, над его работой горя, которой не место на публике».

Помимо того, Ефимова пишет о недопустимом обращении с детьми — но эти сведения должны проверять соответствующие структуры.

Региональные минобр, аппарат уполномоченного по правам ребенка и прокуратура уже заявили местным СМИ, что проведут проверку.

«Скорбное бесчувствие» — был такой в дореволюционной России диагноз, «живые трупы» — оттуда же. Позже — психическая анестезия, депрессивная деперсонализация. И это не по газетной части, это вопрос к специалистам. Вот что сказал «Новой» психолог Николай Щербаков:

— Дети тем и отличаются от подавляющего большинства взрослых, что воспринимают все всерьез и по-настоящему. Особенно нас, так называемых взрослых, а также все, что мы делаем и велим делать им. У них еще не выработалась способность воспринимать реальность отвлеченно-цинично: ну, казалось бы, стишок прочитать со сцены — ерунда, формальность, выучил–рассказал–забыл.

Это мы, задуренные взрослые, так думаем, потому что все время и подстраиваемся, и участвуем в бессмысленных мероприятиях, и «ничего такого, все так живут, а как ты хотел?», и уже привыкли, что так и никак иначе, и совершенно непонятно, чего это он, собственно?

А у него,

Ему бы помочь с ней справиться или, если нет такой возможности, хотя бы не трогать это место, дать человеку возможность прийти в себя.

В детских домах, как правило, возможности помочь справиться с этой болью действительно почти нет. Потому и работаю с такими детьми, только когда они попадают в нормальные приемные семьи.

Щербаков не стал оценивать профпригодность педагогов и психологов детдома № 3, и это понятно.

Ну а люди, развешивавшие два года по всем плоскостям ориентировки на Костю Чернова, говорят о «феерическом идиотизме» таких воспитателей и пропагандистов «семейных ценностей». А также о баллах, зарплатах и премиальных, побуждающих педагогов быть идиотами.