Часть 1. Луч надежды. Глава 1. Ветер перемен

Напротив площади затормозила колонна полицейских автозаков. Необъятная толпа горожан обеспокоенно шумит, свистит, нестройно скандирует импровизированные лозунги. Некоторые митингующие держат тематические плакаты вроде «Хватит доить страну!», «Шатунова в отставку!», «Натаскал на Тоскану — ответь перед народом!». Кольцо полицейских вокруг площади начинает сжиматься. И серое мартовское небо, нависшее над городом, готово вот-вот разразиться стылым дождем.

17-летний Захар Гордеев стоял в самой глубине толпы. Он удовлетворенно снимал негодующих людей вокруг себя на телефон, испытывая легкое волнение из-за того, что батарейка вот-вот может вырубиться от холода. Удовлетворение Захар испытывал оттого, что пришло гораздо больше людей, чем он мог предположить, учитывая, что их городок находился на самой окраине и никогда не был центром политической жизни в стране. Иногда, когда все начинали скандировать очередную кричалку, он неуверенно, если не сказать вяло, пристраивал свой голос к общему хору, но видно было, что для него это не очень привычно, а может, он вообще в первый раз был на подобном мероприятии.

И все же он был рад тому, что так много людей собралось. Глаза юноши горели озорными угольками. Идя на митинг, он предусматривал гораздо менее оптимистичные варианты: например, что придет всего сто человек, а то и десять. Хотя еще когда в первый раз увидел нашумевший фильм «Он нам не Тимон», рассказывающий о подпольной империи премьер-министра государства, Тимофея Шатунова, уже тогда оценил его неслабый консолидирующий потенциал.

Нигде в толпе Захар не встречал ни одного скучающего, блеклого, унылого лица. Здесь собрались люди разных возрастных категорий (молодые парни и девушки, мужчины и женщины среднего возраста и даже старики и старушки), разного социального статуса и наверняка разных жизненных приоритетов. Но всех их связывала какая-то общая энергетика, общая цель. Захар тоже почувствовал себя частью единого целого. Ему показалось, что то, что они собрались сегодня вместе, уже огромное достижение, как будто теперь в ноосфере что-то изменится и все пойдет не так, как складывалось изначально, а как нужно.

На просьбу сотрудника полиции разойтись народ ожидаемо среагировал достаточно негативно. Со всех сторон посыпались недовольные возгласы (но без мата, так как мат в общественных местах был с недавних пор запрещен законом).

Хотя Привокзальная площадь, на которой происходило выступление, была официальным местом в городе, открытым для собраний без их предварительного согласования с администрацией. И это знали все, включая полицейского. Но он предпочитал отыгрывать предписанную ему роль до конца.

Закон про обязательное согласование митингов был ужесточен несколько лет назад, под шумок событий на Украине, властями, которые не могли не понимать, что рано или поздно «крымский эффект» пройдет и протесты вспыхнут с новой силой. Поэтому решили подготовиться соответствующе.

Именно на этот закон, заведомо нарушающий главный устав государства — Конституцию, и пытался сослаться сейчас полицейский. Но поскольку настроения толпы были весьма решительны, «парламентер» потерпел оглушительную неудачу в дебатах. Однако совсем скоро выяснилось, что его появление было всего лишь обманным ходом…

Позади Захара раздался возмущенный гул. Рой негодующих возгласов взметнулся ввысь. Захар обернулся назад и увидел, как кучка полицейских вероломно тащит за руки и за ноги вырывающуюся активистку с плакатом. Левее другие полицейские грубо вели какого-то мужика, иногда подгоняя его тычками под ребра. Все это происходило под непрекращающиеся свист и вопли толпы: «Позор! Позор! Позор!»

Как понял Захар, полицейские и не надеялись убедить протестующих разойтись мирно. А так называемый парламентер был использован в качестве отвлекающего маневра, и пока все внимание людей было обращено к нему, его сообщники пробрались в толпу с другой стороны и начали выдергивать оттуда протестующих, у которых были плакаты. Всех забрать они бы явно не смогли, так как пришло несколько тысяч человек, так что хватали самых активных и в первую очередь тех, у кого плакаты.

Полицейские, мягко говоря, не церемонились с задержанными, многим заламывали руки за спину как бандитам, хотя все, кого «стражи порядка» хватали, перед этим стояли мирно и никого не трогали. Впрочем, Захар, идя на митинг, ожидал любых последствий, вплоть до омоновцев с дубинками. Как однажды было в 2008 году на другом митинге, на котором Захар не присутствовал в силу тогда еще детского возраста и узнал о нем позже, постфактум…

В первые минуты митингующие были шокированы таким разительным перевоплощением полицейских из пассивных наблюдателей в активно противостоящую им силу. В общем-то, никто не испытывал иллюзий по поводу полиции. Но такое роскошное подтверждение статуса цепных псов воровского режима, данное публично, на глазах нескольких тысяч человек, под прицелами камер сотен смартфонов и в присутствии журналистов… не было сделано еще никогда.

Замешательством толпы по максимуму воспользовались привратники режима и успели схватить еще человек десять-пятнадцать.

Парень справа от Захара, постарше его, с повязанным на шее белым шарфом, протянул ему свой локоть: «Давай?» — и Захар с готовностью ухватился. Окликнув соседа с другой стороны, сцепился и с ним. В свою очередь, соседи состыковались со своими соседями, и так образовалось непрерывное живое оцепление в несколько слоев вокруг центра площади, где под прикрытием новоявленного заграждения спрятались активисты с плакатами, на которых «охотились» полицейские.

Когда полицейские после недолгого затишья попытались в очередной раз нырнуть в толпу, им это не удалось. Они уткнулись в живой забор из людей. Протестующие накрепко сцепились локтями, не оставляя зазора, в который можно проникнуть. Квалифицировать данное действие как сопротивление полицейским было нельзя (поди докажи умысел!)

Полисмены так просто не сдались. Сначала они пытались внаглую протолкнуться или поднырнуть под руки, где-то добивались успеха, но дальше упирались в следующую линию обороны. Потом жандармы стали пытаться с разбега, по несколько человек, нахрапом врезаться в толпу.

Какие-либо спецсредства при этом не использовались. Загвоздка состояла опять же в том, что за передней линией обороны стояли задние ряды, и когда полицейские напирали снаружи, толпа изнутри усиленно давила на передних, чтобы не пропустить неприятеля внутрь. Захар, находясь где-то в самой гуще народа, тоже налегал всем телом, когда спереди шла волна сопротивления. Ощущения напоминали детскую игру в поддавки. Захар даже раззадорился (хотя человек с боязнью толпы на его месте впал бы в панику). В крови бурлил адреналин.

Первый раунд был выигран, и полицейские на время отступили, в этот раз никого не сцапав. Толпа разразилась ликованием. Однако второй раунд получился менее удачным. В результате внутренних передвижений в толпе, которая по определению не могла быть все время в однородном состоянии, Захар теперь очутился в первых рядах, лицом к лицу с неприятелями, которые, как в замедленной съемке, побежали на протестующих.

Захар ожидал, что полицейский ударит или попытается схватить его, когда у него не получилось прорваться, но тот лишь раздосадованно махнул рукой и побежал в сторону — искать другое место, где повезет больше. Захар видел лицо полицейского прямо перед собой и удивился, что на нем не читалось злости или азарта, а только раздражение и усталость от всего этого фарса. У него было лицо человека, который никак не может воткнуть кабель в нужный разъем или найти в связке подходящий к дверному замку ключ.

Полицейский не смотрел Захару в глаза, что придало тому уверенности в своей правоте. Полицейские боялись несогласных. У самого же Захара страх куда-то запропастился, голова опустела, и парень почувствовал себя легко, как во сне, когда можно делать все что угодно и тебе за это ничего не будет.

Однако моральный подъем длился недолго. Полицейские опять использовали хитрую тактику. Пока часть из них пыталась прорваться с той стороны, где стоял Захар, ударные силы зашли с тыла, где толпа протестующих была менее скооперирована, и там прорвали оцепление, после чего все-таки повязали еще какое-то количество людей и потащили их в грузовики. В толпе на некоторое время воцарилась неразбериха. Где-то люди все еще были сцеплены, а где-то образовались лакуны. Автозаки, стоявшие возле площади, уже забитые до отказа, врубили мигалки и поспешно, будто с опаской, рванули с места.

Захар отметил, что прежде внушительная толпа заметно поредела. Кого-то забрали, кто-то предпочел ретироваться, почувствовав, что дело пахнет жареным. Захар был даже немного удивлен, что до сих пор здесь. Он никогда не считал себя героем. Сначала среди оставшихся царило тревожное настроение. Гордеев опасался, что это были только цветочки и вот-вот может подъехать фургон спецназа с дубинками, щитами и водометами. Но время шло, и ничего не происходило. Митинг длился уже более двух часов. Только единичные полицейские, оставшиеся по краям площади, наблюдали, чтобы никто не нарушал общественный порядок. То есть занимались тем, чем они и должны были заниматься изначально.

Видимо, их коллеги задержали самых активных, чтобы отчитаться начальству, что они среагировали на несанкционированный митинг, и на этом пока успокоились.

Ленинский ОВД находился в пяти минутах ходьбы от Привокзальной площади. Наиболее инициативные быстро разнесли по толпе известие: «Идем на прогулку!» Захар не ожидал такого развития событий, потому что предполагал, что митинг будет до самого конца происходить на том месте, где был назначен. Большинство протестующих стали уходить с площади.

Следуя за ними, Захар слишком поздно заметил мужчину, который стоял в стороне от основного потока людей, лицом к ним, и держал в руке камеру. Мужчина был неприметный, в темных очках, по возрасту примерно как отец Захара, с трехдневной щетиной на подбородке. На журналиста не похож, никак себя не проявлял. При этом он так удачно стоял, что лица многих людей, в том числе Захара, скорее всего, засветились в кадре.

«ФСБ, — понял Захар. — Собирают компромат».

Протестующие внушительной колонной двинулись по улице к полицейскому отделению. Захар раньше видел это здание, когда гулял в центре города. Оно выглядело угрюмо, как морг. Экзальтированная толпа живо заполнила все обозримое пространство напротив входа.

Обалдевшие полицейские выходили наружу, выглядывали в окна, но не пытались кричать на собравшихся, а просто глазели, некоторые даже снимали на телефоны. Минут двадцать толпа стояла под окнами, требуя тотчас опустить задержанных и скандируя: «Полиция, будь с народом!»

Захар стоял довольно близко и теперь уже кричал вместе со всеми в полную силу, не для виду, переводя взгляд с одного полицейского лица на другое. Какие у них лица, он при всем желании не мог разглядеть, потому что страдал близорукостью в довольно серьезной стадии, а очков на нем не было (побоялся надевать на митинг, чтобы не разбили). Но Захар невольно опасался, что сотрудники могли узнать его, так как мама работала судьей (хотя на деле вероятность знакомства кого-то из этих полицейских с его мамой была практически нулевой, тем более что та специализировалась по гражданским делам, а не по уголовным). Тем не менее опасение никак не влияло на поведение Захара.

Наконец сам начальник отдела показался «на свет божий» и после некоторых препирательств и безуспешных просьб разойтись пообещал, что все задержанные будут выпущены максимум через три часа — после составления протоколов. Обещание немного ослабило пыл протестующих. Собственно, такой срок и был регламентирован законом: не больше трех часов. Несмотря на это, начальник соврал: когда срок уже давно истек, задержанных только начали отпускать, по одному и с большим интервалом. Каждое появление одного из своих сегодняшних «героев» в проеме выхода толпа встречала радостными криками и овациями.

День стоял прохладный, весенний. На дворе был март, небо затянуло серым войлоком. Дело двигалось к вечеру, и постепенно холодало все сильнее, а Гордеев оделся достаточно легко. Когда народу осталось меньше половины, Захар подумал, что в «основной программе» мероприятия он принял участие и теперь может уходить. Но в паре метров от него стояла девушка, одетая совсем легко, в тоненькую кофту, и ждала, видимо, своего задержанного парня. Захар не представлял, как она еще не превратилась в сосульку. Хорошо, кто-то догадался накинуть ей на плечи свою куртку.

Захар понял, что не сможет уйти хотя бы из солидарности с этой девушкой. Умом он не находил каких-либо оснований, чтобы остаться, тем более и задержанных начали уже выпускать, но что-то внутри не пускало его. И он начал ходить из стороны в сторону, тщетно пытаясь согреться, в буквальном смысле стуча зубами.

Несколько парней успели сбегать домой за гитарами. Усевшись на завалинку, они начали в четыре руки играть разные народные хиты — от «Все идет по плану» до «Неба славян». Сами они называли себя панками и анархистами и утверждали, что пришли сюда поиграть. Захар тоже встал рядом.

Какой-то мужчина средних лет из толпы протестующих подошел и остановил музыкантов, попросив их перестать играть. Вожак анархистов ответил довольно резко, по-видимому, расстроенный тем, что ему помешали, между ними завязалась перепалка. Захар не вмешивался, отошел подальше. Несколько человек поддержали музыканта, и мужчина вынужден был ретироваться.

Захар не то чтобы одобрял подобное поведение, но ему понравились задор и безбашенная энергетика, которые исходили от музыкантов.

— Здоро́во! — услышал Захар голос сбоку. — Меня Витька зовут.

Захар повернулся и увидел рядом парня, своего ровесника. С русыми, слегка вьющимися волосами, чистыми голубыми глазами и капельками веснушек на щеках. Невысокий, легкого телосложения. Обут он был в сине-желтые кроссовки, вызывающие ассоциацию с цветами украинского флага.

— Привет, — поздоровался Захар. — Очень приятно.

— Ты как сюда попал? В смысле, как оказался на митинге? — спросил новый знакомый.

— Ну, я изначально зарегистрир-ровался волонтер-ром, — ответил Захар, пытаясь выговаривать слова членораздельно, что было непросто, так как от холода зубы едва не выскакивали изо рта. — И мне на почту прислали ссылку на фильм. Я его посмотрел, и там же, в конце, сообщалось про митинг.

— Ага, то есть ты наш сторонник, оппозиционер, — сказал Витька. — Молодец. Давай я добавлю тебя «ВКонтакте».

Захар объяснил, как его найти «ВКонтакте», включил мобильный интернет на телефоне и, зайдя на свою страничку, увидел уведомление: «Виктор Постернак хочет добавить вас в друзья». Ответить на заявку он не успел — батарея накрылась от холода.

— Блин, телефон разрядился, — посетовал Захар. — Мама будет звонить — не дозвонится, начнет волноваться. Но ты не переживай, я тебя потом добавлю в друзья, когда домой приду.

— Конечно, — сказал Постернак. — Рад с тобой познакомиться, дружище!

Они пожали друг другу руки, после чего Витя отошел к своим приятелям, околачивавшимся неподалеку. Захар померз еще некоторое время, потом, когда парня той девушки наконец отпустили, он понял, что больше не вытерпит, и подошел к Постернаку с его компанией сказать, что уходит.

Уже смеркалось, и от огромной толпы осталось человек пятнадцать. Витя вместе с товарищами, как выяснилось, ждал парня, которого свинтили самым первым и который, собственно, открыл митинг, взобравшись на постамент памятника Ленину и замахав оттуда российским триколором. Захар помнил этого парня. Пожелав ребятам удачи, он на одеревеневших ногах, испытывая моральное облегчение, направился наконец прочь от злополучного здания полиции.

Отойдя подальше, он припустил бегом до остановки, стремясь размять заболевшие от изматывающего стояния и плутания на одном месте в течение целого дня ноги. Революции сегодня не случилось, но свой неотъемлемый вклад Захар сделал.