КомментарийКультура

Скольких Бархиных я знал?

Памяти выдающегося сценографа и художника

Этот материал вышел в номере № 128 от 20 ноября 2020
Читать
Сергей Бархин. Фото: Юрий Рост / «Новая газета»
Сергей Бархин. Фото: Юрий Рост / «Новая газета» 

Формально одного. Ироничного, желчного порой. Нежного, деликатного, знающего себе цену, и именно поэтому лишенного профессиональной зависти, но сохраняющего сарказм в оценках. Скрупулезного в человеческих отношениях. Внимательно-подробного к творчеству других. Трезвого ценителя достижений мирового искусства и архитектуры.

Учителя, категорически лишенного терпения к ученикам, не отвечающим его требованиям. Заботливого друга своей замечательной жены актрисы и писателя Елены Козельковой. И даже авторитетного руководителя… Одно время он успешно работал главным художником Большого театра, когда его возглавлял блистательный Владимир Васильев.

Бархин — сценограф, архитектор, живописец, график, писатель, сочинитель афоризмов (философ, понятное дело), еще и мультипликатор. С режиссером Андреем Хржановским он нарисовал фильм «Лев с седой бородой» по сказке своего друга, великого итальянского сценариста и поэта Гуэрра. И лучшую книгу о Тонино выпустил он со своей сестрой Таней в их издательстве «Близнецы». Они и правда близнецы.

Он неповторяем и жил, примеряя порой для внешнего мира (пусть в нем живет хоть один человек) разнообразные, часто причудливые с точки зрения «нормальных» граждан образы. На самом же деле любой Бархин — это реальный Бархин, потому что норму взглядов, вкусов и поведения определял сам.

В выдающемся современном художнике театра, архитекторе, живописце, книжном графике, писателе и издателе при ближнем контакте видно человека не от мира сего. Не от сего мира.

Если хочется узнать, от какого — прочтите толстую (хотя мне он категорически не советовал делать толстые фолианты) книгу «Ламповая копоть». В ней видно, как он состоялся в прекрасной московской архитектурной семье, и есть много образцов (разумеется, в полиграфическом исполнении) его мира, в том числе и нарисованного белым по черному.

Фото: Юрий Рост / «Новая газета»
Фото: Юрий Рост / «Новая газета» 

Сергей Михайлович порой писал книжки и небольшие. Афористичные. Такой у него склад ума. Вот небольшой любимый мной томик (естественно, прекрасно оформленный) фрагментов воспоминаний о разных людях, к которым Бархин относится с уважением. Неожиданно для меня таких персонажей набралось много, и портреты начертаны двумя–тремя линиями блестяще. Книжка называется «Заветки». Тексты Бархина — это высокая проза художника, литература чрезвычайно высокого качества, точности, самобытности и воли русского языка.

Прошлым летом он, не вставая, сидел на даче и рисовал картинки на тему поэзии Рембо и Вийона. Бархин сделал больше сотни работ, а когда показывал, я вспомнил его старинные уже книжные иллюстрации (тоже белой линией по черному фону) и нашу длинную дружбу, составляющую больше половины его (да и моей) жизни. Разнообразно хорошей большей частью.

Однажды, году в 77-м, я пришел в Щукинское училище, где студенты должны были играть в декорациях Бархина «Ромео и Джульетту». В эскизе были палладианские капители, которые приснились ему за семь лет до осуществления декораций, и коринфский песок на сцене — наверное, чтоб впитывать кровь. В этот раз обошлись без песка, но капители были, они и дорисовали его портрет с апельсином.

На другом эскизе сцена, изображавшая Верону, была покрыта арбузами. Зелеными, целыми, круглыми. В процессе спектакля они раскалывались, заливая пространство соком — кровью.

Теперь Бархина больше нет. С нами остается его богатое художественное наследие и живые спектакли, которые продолжают жить рядом с нами.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow