Наталья — высокая улыбчивая блондинка. У нее два высших образования, дочь-младшеклассница. Она заведует детским садом и делает много доброго — от доставки продуктов бабушкам до тренировочной квартиры, оборудованной для будущих выпускников интерната. Дело, которым Наташа занимается весь этот год, странное и сложно укладывается в линию ее жизни. Наташа строит лагерь. Концентрационный.

Теория малых дел и большая политика

Наталья приезжает на встречу со мной промерзшая до костей — целый день она провела на стройплощадке в 80 км от республиканской столицы, под Кондопогой. Она уверена в чистоте своего замысла и наотрез отказывается видеть в нем связь с темой советских репрессий, превративших всю Карелию в одну большую зону.

Наталья Абрамова руководит фондом «Открытые возможности». Три с половиной года занимается темой инклюзии, придумывая для детей-инвалидов программы, в которых они будут участвовать наравне с обычными ребятами. Делает ставку на детей в плане воспитания толерантности: научите ребенка, что иного, непохожего, можно и нужно принять как себя, и рано или поздно страна излечится от ксенофобии, — так она считает.

А еще Наташа ездит в интернат для умственно отсталых в 70 км от Петрозаводска. Фонд открыл на его базе тренировочную квартиру — это место, где будущий выпускник готовится к самостоятельной жизни. Учится пользоваться плитой и холодильником, заботиться о себе — совсем как в настоящей жизни, но пока с сопровождением, с подстраховкой. Открыли тренировочную квартиру прямо в интернате, потому что на аренду полноценного жилья просто нет денег. Но помещение привели в порядок, обставили техникой, и Наташа верит, что когда-нибудь она поможет интернатовским детям стать самостоятельными.

Я слушаю, как молодая женщина излагает мне свою теорию малых дел: а еще подарки бабушкам, а еще дома престарелых, им нужно обязательно помочь в пандемию; да, мы детский фонд, но нельзя же остаться в стороне…

У Наташи есть мечта — создать полноценный реабилитационный центр для детей с особенностями. Без очень больших и, главное, стабильных денег эту мечту не воплотить. Или без государства. И Наташа засобиралась в политику — в депутаты. Выборы в республиканское заксобрание — через год. На ее странице на сайте «ВКонтакте» — фото со съезда «ЕР» (куда Абрамова приехала как финалист партийного конкурса), высказывания в поддержку поправок к Конституции, цитаты «из Путина» и текст под заголовком «Свобода слова — инструмент манипуляции общественным мнением».

Турбаза с вышками

Весури — это карельский нож, которым обрезают молодые ветви. И название фильма, в 2019 году снятого петербургской компанией «АТК-Студио» под Кондопогой.

Он о финских переселенческих лагерях для лиц славянской национальности, существовавших в Карелии в годы оккупации. Продюсер Александр Тютрюмов (полковник из «Убойной силы») дает интервью о патриотизме, а также о необходимости ввести квоту на отечественное кино в кинопрокате, «ангажированном иностранными кинокомпаниями». Что закономерно: «Весури» был снят при активном участии Минкульта, выделившего на его создание 30 млн рублей, но в прокат не пошел, попав в результате в раздел «Неисполненные обязательства» на сайте Фонда кино. Однако сейчас в списке не оправдавших доверие «Весури» нет.

Продюсер уверяет, что зрителей было 3 тысячи. Выбраться из черного списка Минкульта, пребывание в котором лишает права на дальнейшую господдержку, «АТК-Студио» помог президентский грант — по словам Тютрюмова, компания получила его на показ фильма в 12 городах страны.

Аннотация к ленте духоподъемна, как «Пионерская зорька»: «Главные герои фильма — Петька и его друзья Серёга и девочка Женя — оказываются в лагере. Ребята понимают, что их детство закончилось и теперь всё обрело другой смысл. Они должны выжить, чтобы защищать Родину, родных и близких людей. А сражаться с врагом можно и за колючей проволокой, несмотря на голод, болезни и страх. Петька и его друзья спасают капитана Красной армии, переживают страшные события, противостоят не только жестокому коменданту лагеря майору Виртанену, но и перешедшему в услужение финнам местному хулигану Ваське Соловью».

Посмотреть сие творение можно в Сети, надо только держать в уме одну деталь: хоть лента и основана на воспоминаниях узников лагерей, память очевидца, как известно, весьма избирательна, особенно в отношении травмирующих событий; кроме того, сугубо детских концлагерей, какой показан в фильме, в Карелии не было. Об этом говорит историк Ирина Такала: «Жили совсем иначе: семьями в бараках — по подъездам и квартирам. В Петрозаводске, кстати, сохранились эти дома, в них до сих пор люди живут».

Да, фильм художественный, а не документальный. И все же придуманный образ детского концлагеря — это явная спекуляция. Как будто в 40-е было мало горя, что понадобилось придумывать пострашнее… Впрочем, и бараки, которые Наталья устанавливает под Кондопогой, — тоже новодел. Хотя и смотрятся очень атмосферно. Абрамова несколько раз подчеркивает: объект — вовсе не музей, без претензии на подлинность.

Год назад он объявил в соцсетях, что декорации фильма «Весури» станут «своеобразным музеем памяти». Наташа говорит, идея сохранить декорации — коллективная и пришла стихийно: киношники их просто не вывезли после съемок. И команда фонда, которая снималась в массовке, придумала на оставшемся материале организовать экскурсию для детей.

Правда, по информации портала «Республика» (самого официального карельского медиа), идея использовать бутафорский концлагерь как «туристический объект» принадлежит самому Парфенчикову.

Артур Олегович — человек с фантазией, которой бывший глава судебных приставов, став главой республики, успел не единожды восхитить население. То потребует гостей региона встречать в аэропорту не на такси, а на оленях, то посоветует многодетной маме утеплить полы в квартире, коли отопление отключили, то спросит у протестующих женщин, не завезти ли им в деревню мужиков побольше. Так что образ турбазы с вышками вполне мог родиться в его воображении. Соответствующий разговор между ним и продюсером Тютрюмовым состоялся, по информации ИА «Республика», в последний день съемок.

Причем предприимчивый продюсер тут же договорился «с одной компанией, которая должна была эти декорации охранять и использовать для привлечения туристов». Компанию зовут Александр Королев, это местный предприниматель, ухватившийся за экзотическую идею.

Вскоре фонд «Открытые возможности» подает заявку на президентский грант и получает 2,8 млн рублей на проект под названием «Историческая реконструкция жизни и быта узников финских переселенческих лагерей 1941–1944 гг.». Средства гранта пошли на перевозку и монтаж сооружений и, главным образом, на оплату доставки, размещения и питания детей на турбазе Королева, где в итоге оказался объект.

Абрамова подчеркивает: предприниматель установил для проекта льготную цену, но конкретных цифр не называет. Детей — девятиклассников — планируется принять 375, рассчитана программа на один месяц, по истечении которого объект перейдет в собственность Королева (пока участок земли под лагерем используется фондом безвозмездно).

«Карельские казаки приехать обещали…»

В поселок Ватнаволок, близ которого строится лагерь, мы едем часа полтора: грунтовка разбита лесовозами. Наталья говорит, что именно из-за дороги школьников придется вывозить сюда с ночевкой.

Первоначально планировалось, что лагерь поставят в более доступном месте. Но что-то пошло не так. Из Сопохи, где снимался фильм, бараки вывезли в Шайдому, где местные пожаловались в республиканскую общественную палату — жить рядом с лагерем им не хотелось. Доски вывезли в Кондопогу, где знакомый нам предприниматель Королев должен был благоустраивать набережную, получив на это из Фонда моногородов 100 млн рублей беспроцентного кредита. Вместо обещанных горожанам финской сауны, турецкого хаммама, «чума Деда Мороза», «казачьей станицы» и «ханты-мансийского дворика» (а может, и вместе с ними) на набережной должны были появиться лагерные вышки. Снова посыпались протесты.

Из письма группы общественников в республиканское заксобрание: «В Кондопоге и районе проживают 160 человек бывших малолетних узников концлагерей. Они требуют остановить этот проект». В письме сказано, что реконструкция лагеря на набережной будет постоянно напоминать об ужасах войны людям, и без того настрадавшимся в детстве. В числе подписавших документ — председатель районного Союза бывших малолетних узников.

Наталья уверена, что протесты стали результатом манипуляций, критиковавшие ее СМИ она обвиняла в травле. В итоге администрация района все равно отказала в размещении объекта на набережной. Тогда Королев предложил перевезти конструкции к нему на турбазу, в Ватнаволок.

Бараки пахнут краской. Наташа увлеченно рассказывает, как подбирали нужный колер, чтоб точно попасть в образ. И тревожно переспрашивает: не выглядит ли все это бутафорией? Не выглядит. Это и пугает.

Три лагерных барака снабжены нарами, в них стоит собачий холод, хотя в Карелии вроде еще не началась зима. То, что получилось у Наташи, каким-то диким, не укладывающимся в голове образом оказалось намного более натуралистично, чем эти же самые декорации в кадре у киношников.

Темнеет рано, и в какой-то момент площадка скрывается в сумраке. Только что мы миновали аккуратные постройки турбазы, справа дном вверх отдыхают лодки, не убранные еще на зиму, тут бы вечером жечь костер да в полдень запускать змея. Но в 50 метрах царит смертный ужас. Ладные вышки собраны качественно, хоть сейчас выставляй надзирателей. Наташа рассказывает, как искала по знакомым старые одеяла и тряпки — бросить на нары, чтобы не смотрелось новьем. Достает из мешка ватник. В бараке холод и тьма; электричества, говорит Наташа, не будет, ведь не было же его тогда. А еще обижается на заголовки коллег: мол, школьникам предложат переночевать в концлагере. Не в лагере же, а рядом, в нормальных теплых номерах…

Игры на проверку эрудиции, знаний о войне. И казаки наши, карельские, тоже приехать обещали, про казачье движение заодно расскажут. И узники приедут, встретятся с детьми».

«Следствие слабости власти»

«Нас обвиняют в недостоверности, но это же не музей, а реконструкция, собирательный образ на основе воспоминаний узников. Пусть он не настоящий, но наполнен хорошим, качественным, исторически верным содержанием. В Европе возят школьников на поля сражений, например. В той же Германии не все в полном виде сохранилось. Тоже где-то новодел. Наша реконструкция не претендует на историческую ценность».

Я думаю, Наташе очень трудно. Она верит в ценность происходящего — не историческую, а человеческую. Она произносит правильные слова о том, что не про войну хочет говорить с детьми, а про человека на войне, который всегда страдает, кто бы и за что ни воевал. Гуманистические вещи абсолютно.

Я допускаю, что прекрасная экспозиция может быть и в «новоделе»: в Кировске есть музей Венедикта Ерофеева, где почти все нарисовано, подобрано или восстановлено, но стало высказыванием, полным пронзительной боли и прямоты. Я не соглашусь с тем, что музей не должен шокировать, быть страшным, потому что страшен музей нацизма на месте разрушенного здания берлинского гестапо, и туда регулярно водят немецких подростков, это доходчивей, чем сотни уроков в классе. Я не буду спорить с тем, что тюрьма может быть сохранена или даже восстановлена частично, чтобы рассказывать о преступлениях режима, потому что есть «Аушвиц-Биркенау» и «Дахау». Потому что есть «Пермь-36».

Музею не позволено одного — быть нечестным, нести полуправду. Но как только наш разговор о травме ХХ века касается других карельских лагерей, в которых сидело и умирало неизмеримо больше народа, чем в финских — да, тоже бесчеловечных, — разговор этот тут же и заканчивается. (Для справки: в Карелии во время оккупации было до 14 переселенческих лагерей. Узников — 24 тысячи. Смертность — от 4 до 7 тысяч человек. В одном только Белбалтлаге содержалось до 1941 года около 108 тысяч человек, погибло минимум 12 тысяч).

Но тема ГУЛАГа в Карелии стала токсичной — после Дмитриева и Колтырина.

И зимней войны там не будет.

Спрашиваю: кто занимается содержательной частью проекта? Учителя истории, работники музея, экскурсовод, поисковики… Из ученых — Веригин. Сергей Веригин — профессор, доктор наук. Тот самый, кто вместе с соратником Килиным, ссылаясь на «рассекреченные архивы ФСБ», инициировал прошлогодние раскопки Российского военно-исторического общества (РВИО) в Сандармохе в безуспешной попытке доказать, что там лежат якобы расстрелянные финнами советские военнопленные.

На эти же «рассекреченные архивы ФСБ» ссылалась официальный представитель Следкома Светлана Петренко, объявляя весной о возбуждении уголовного дела по факту геноцида, учиненного в Карелии финнами в сороковых. А рассекретили документы в рамках работы над проектом «Без срока давности», в котором самое активное участие принимает профессор Веригин. За преступления против мирного населения финны ответили еще в Нюрнберге, выплатили репарации, но разве это Следкому помеха?

С «Новой газетой» Сергей Веригин разговаривать отказался. Так что я не смогла спросить его, считает ли он, что реконструкция лагеря в месте, где его никогда не было, тоже ответит на «спекуляции», которые «наносят ущерб международному имиджу России» и «закрепляют в общественном сознании граждан необоснованное чувство вины». Такими формулами минкульт Карелии обосновывал раскопки РВИО в урочище Сандармох.

«Этот госпроект («Без срока давности». — Т. Б.) поссорит нас с соседями. Финны не понимают, зачем все это. Мы имеем дело с односторонней исторической политикой, нацеленной на поиски врага. А это следствие слабости власти, которая потеряла веру в себя», — считает историк, кандидат наук Ирина Такала. Она недоумевает, почему ресурсы вкладываются в реконструкцию, причем недостоверную, финского лагеря, когда в республике до сих пор нет музея ГУЛАГа:

Вокруг бараков зажигается свет. Руководство турбазы вовсю готовится к Новому году, елки украшены гирляндами. Наташа ежится, говорит, нужно попросить их выключать во время экскурсий, а то как-то нехорошо…

В Петрозаводске захожу в магазин погреться. На витрине среди новогодних костюмов висит арестантская полосатая роба с номером на груди. Интересно, почему, что бы мы ни собрались строить, получается зона. Может быть, потому, что мы так и не пережили свой Нюрнберг и вместо признания и осуждения собственных преступлений пытаемся по новой судить тех, кто уже получил наказание?

Через пару дней на Поклонной горе начнется форум «Уроки Нюрнберга», на котором представят итоги новых расследований на основе «рассекреченных документов ФСБ». В программе — «преступления украинских нацистов», «карельский геноцид» и еще 20 аналогичных томов.