Виктюк умел.
Бросить пиджак на спинку стула в театре и пропасть.
— Где Роман Григорьевич?!
— Он тут, он тут, неподалеку, вышел…
А он уже в Риге, репетицию ведет.
Взять никем не использованную пьесу — «Адский сад», «Служанки», «Фердинандо» — и натворить на сценах хоть «Современника», хоть «Сатирикона», хоть Молодежного на Фонтанке такого волшебства, что ни участники, ни зрители этого уже никогда не забудут.
Кричать на репетиции из зала на сцену: «Гений! Гениально!!!»
И окрылять среднего артиста до возможностей хорошего, а хорошего до немыслимых прежде высот.
Скепсис коллег ему был параллелен: он обитал с своем мире.
Как ни жаль, как ни странно, когда он наконец получил право ставить, что хочет — Театр Романа Виктюка — он словно забыл «петушиное слово», превращавшее его спектакли в события. Так бывает. Роль хозяина не всем предназначена; иногда она отнимает участь. Его, мне кажется, участью была некомфортная безбытность, неприкаянность, необходимость отвоевывать свое у мира и века. Когда он обрел возможность набирать труппу, какую хотел, определять репертуар и прочее, когда ему стало удобно работать, со сцены ушло нечто. Трудноопределимое словами.
Ни в какие времена не совершавший каминг-аутов, но и не трудившийся скрывать свою ориентацию (стоило лишь взглянуть на зал премьер), он фантастически умел работать с актрисами, самых ординарных превращать в праздник женской и сценической иррациональности.
Он играл в мага, и заигрался до того, что стал им. Шуба, кольца, пестрые пиджаки не в счет. Он умел взвихривать пространство сцены до того, что в нем не успевали таять следы движений — внутренних в том числе. Роман Виктюк владел стихией странного, не исчерпываемого словами; очерк тайны в его лучших спектаклях был не просто знанием натуры, способностью прозрения. Вот оттого он и останется явлением.
Наше давнее-давнее с ним интервью началось так.
— У вас 15 минут, пока я допиваю чай.
Через час попросил:
— Спроси еще!
И выдал формулу, многое, на мой взгляд, вбирающую в его даре:
— Меня не интересует отражение колонн в воде, меня интересует рябь, идущая на воде под ветром. Искусство для меня — эта рябь.
Сейчас он там, где это можно обсудить со многими.
