В станице Староминской похоронили Ольгу Журавлеву. 37-летняя роженица умерла на восьмом месяце беременности. Умер и ее не успевший родиться ребенок, которого местные врачи даже не пытались спасти. Эта история стала последней каплей, переполнившей чашу терпения местных жителей, и они заговорили.

Счастье Журавлевых

Михаил часто бывает на кладбище. Олю похоронили рядом с ее родителями. Рядом еще один холм — маленький, здесь его дочь. Он забирал ребенка из морга вдвоем с другом. Друг уложил ее в маленький гроб. Сам Миша не смог.

Ольгу Журавлеву знали не только в родной станице, но и по всему Краснодарскому краю — вместе с мужем Михаилом они несколько лет выступали в группе Barroco Cоver Band. Стильные, энергичные, счастливые.

Михаил с трудом подбирает слова. Ему до сих пор не удается говорить о жене в прошедшем времени.

— Семнадцать лет мы были вместе, — рассказывает Михаил. — У нас долго не было детей. Последние года четыре мы плотно занимались этим вопросом. Мы делали ЭКО, но безрезультатно. И вдруг Оля забеременела естественным путем. Шесть месяцев беременность протекала без проблем.

Как ее убили

На седьмом месяце Ольга неожиданно почувствовала резкую опоясывающую боль в животе. Муж сразу вызвал скорую. Женщину увезли в отделение гинекологии в Центральную больницу станицы Староминской. Это случилось 17 апреля.

Михаила в палату не пустили из-за карантина. В коридоре он слышал, как кричит от сильной боли жена. Дежурный врач сказал, что, возможно, придется вызывать роды. Но после капельницы Оле стало полегче.

Гинекологи проблем у пациентки не нашли, с ребенком тоже все было хорошо. Хирург Гавриш, также смотревший Журавлеву, пришел к выводу, что боль вызвала поджелудочная, отреагировавшая на жареную рыбу, которую накануне ела Ольга.

— Жене назначили лечащего врача, заведующую роддомом Петренко Светлану Анатольевну, — вспоминает Михаил. — Она сразу выписала ферменты, магнезию и обезболивающие. До 28 апреля Оля лежала в больнице, боли продолжались, поэтому ей постоянно ставили обезболивающие. Все лекарства мы покупали за свой счет.

Ольга ела только больничную пищу: вареные яйца, молоко, квашеную капусту, мясной суп. После еды у нее сразу начинались рези в животе. Но врачи говорили, что есть нужно ради ребенка, поэтому будущая мама ела через боль, маленькими порциями.

В больнице ей сделали УЗИ, патологий не увидели. Вот только на момент выписки состояние Ольги не улучшилось, хотя врач Петренко убеждала супругов, что боли в животе у беременных — это нормально, мол, «все терпели, и ты, Оля, терпи». Лекарства не выписали.

После возвращения домой Ольга продолжила страдать от боли, которая становилась сильнее с каждым днем. Она старалась терпеть ради ребенка, как советовала умудренная опытом и годами работы в гинекологии специалист Петренко, но уже не могла лежать и сидеть, постоянно стонала, сгибаясь от боли.

Через сутки боль стала настолько сильной, что Михаил вновь повез жену в стационар.

— Она стонала и корчилась от боли и не могла говорить, — вспоминает Михаил. — В этом же коридоре находилась Петренко. Она сказала, что Олю отправляют в Краснодар, поскольку в роддоме Староминской нет оборудования, чтобы поставить диагноз. Я видел, как жену посадили в машину скорой помощи, она уже не могла лежать из-за сильных болей, поставили ей капельницу и увезли.

Весь день Ольга не отвечала на звонки, а ближе к вечеру перезвонила и сказала, что ее только сейчас будут обследовать, в больнице очень много пациентов из-за коронавируса, и врачи не справляются. Проблем у роженицы обследование не выявило, поэтому в госпитализации ей отказали. Но боли были все такими же невыносимыми, поэтому врачи не знали, как с ней поступить. Подумав, отправили в перинатальный центр (ПЦ) Краснодара, оставили в коридоре и уехали. Там Ольга просидела до часу ночи. У нее подскочила температура, и ПЦ отказал ей в госпитализации. Ночью роженицу отправили в роддом № 1.

— Позже я узнал, что и там ее не приняли в связи с карантином, — продолжает Михаил. — Прокатав ее, страдающую от сильной боли, всю ночь по разным больницам Краснодара, к утру наконец-то все-таки вернули в первый роддом. Уже днем Оля сказала, что сидит в палате на голом резиновом матрасе, никто из врачей к ней так и не подошел, не дали ни воды, ни еды.

— К Оле пришел главврач роддома и сказал, что мы ведем себя не по-человечески, что они стараются найти все необходимые лекарства и что это единственная больница, которая ее согласилась оставить, — вспоминает Журавлев. — Ольгу заставили писать какую-то объяснительную, но жалобу я не отозвал. Пока шли разборки, моя жена продолжала страдать от боли. Вечером ей прокапали спазмолитик, но это не помогло: ни есть, ни спать она не могла.

Ольга жаловалась, что из-за болей практически не спит, у нее держится температура, и ей очень холодно, постоянно просила лечащего врача, чтобы вызвали хирурга, терапевта или гастроэнтеролога. Никто к ней не пришел.

13 мая Ольгу выписали. Ее состояние с каждым днем становилось хуже. Промежутки между болями стали короче, появились отеки. 30 мая, на седьмом месяце беременности, Журавлева снова оказалась в гинекологическом отделении станичной больницы. Врачи объяснили, что сильные боли у Ольги — из-за нарушения диеты, хотя она принимала только больничную пищу.

— Оле постоянно ставили уколы, чтобы она могла хотя бы немного спать, — рассказывает Журавлев. — После двух дней на обезболивающих и снотворном жена позвонила и сказала, что мы потеряли ребенка. Было около четырех утра понедельника, 8 июня. В выходные медперсонал звонил Петренко, объясняя, что нужно что-то делать, что Журавлевой совсем плохо, но врач ехать отказалась, потому что в воскресенье была Троица, которую она праздновала в кругу семьи. Эти показания сотрудников я видел позже в документах у следователя СК.

В понедельник утром врач Петренко наконец-то сделала Ольге кесарево сечение и извлекла из утробы ее умершую дочь.

— Из реанимации ко мне вышел анестезиолог и сообщил, что у Оли обнаружен тромбоз кишечника, поэтому большую часть этого органа удалят, — продолжает Михаил. — Он сказал, что если Оля переживет ночь, то ее отправят в реанимацию в Краснодар.

На следующий день пациентку отправили в Краснодар, в отделение реанимации инфекционного отделения № 2. Вечером 10 июня Михаилу позвонила врач-хирург из Краснодара, представилась Евгенией Игоревной и сказала, что Ольге удалили матку и маточные трубы. Ко всем бедам в инфекционке добавилось воспаление легких. Евгения Игоревна сообщила, что Оля почти все время в сознании, состояние стабильно тяжелое.

Десятого июля Михаилу на телефон пришло сообщение, в котором Евгения Игоревна соболезновала его потере. Позже позвонил мужчина, представившийся врачом, и сказал, что Ольга умерла.

После смерти

Михаил который месяц не может прийти в себя, пытается понять, как все это случилось, кто виноват в смерти его родных?

— Сейчас в бумагах они везде пишут «патология кишечника», — размышляет Михаил. — Но мы делали ЭКО, нас обследовали от и до, как можно было не заметить патологии? Оля говорила, что у нее лопнул аппендицит. Она услышала, как врачи при ней об этом говорили в станичной больнице. Когда я звонил врачу в Краснодар, спрашивал, подтвердили ли они выводы староминских специалистов?

«Судя по данным объективных исследований, результатов УЗИ, у Ольги Журавлевой уже в мае имелась картина острого генерализованного сепсиса, — сказала «Новой газете» Евгения Кротова, адвокат с медицинским образованием. — В таких случаях проводят экстренное оперативное вмешательство, а при возникновении подозрений на аппендицит у беременных им проводится диагностическая лапороскопия.

Медицинские работники обязаны были принять срочные меры, следуя стандартам. Перед отправкой в Краснодар у Ольги выражен воспалительный, гнойный процесс, имеется острая интоксикация, имеются признаки почечной недостаточности, однако необходимая медицинская помощь ей не была оказана».

Журавлев написал заявление в СК по факту смерти жены и ребенка. Он уверен, что врачи могли спасти хотя бы их дочь, если бы вовремя сделали операцию. Ольга сутки молила о помощи, пока Петренко праздновала Троицу.

— Когда моя жена умерла, Петренко сразу уехала в краевой минздрав, — говорит Михаил. — Вернулась и прямым текстом мне сказала, что там она все вопросы порешала, осталось только со мной решить… Мне звонил Демидов, главврач нашей больницы, и убеждал, что так для меня лучше. Мол, у тебя мать — инвалид, бабушек и дедушек нет, что бы ты один делал с ребенком?

В конце августа — начале сентября в прокуратуру Староминской стали поступать многочисленные заявления от местных жителей с требованием проверить деятельность заведующей роддомом Петренко С. А. и заведующей гинекологией Горобец Ю. А. (дочь Петренко). В обращениях шла речь о непрофессионализме врачей и вымогательстве денег.

В прокуратуре Староминской факт массового обращения жителей журналисту «Новой газеты» подтвердили: «Прокуратура начала проверку по данному обращению. Хорошо, что есть такие люди, которые готовы рассказать о подобных фактах в больнице».

«Я этот роддом обхожу стороной»

После смерти Ольги Журавлевой многие женщины, молчавшие о своем личном опыте общения с врачами в Староминской, начали говорить.

— В 2009 году я ждала второго ребенка, — рассказала станичница Юлия Панина. — На шестой неделе беременности после стандартного осмотра Петренко сообщила мне, что плод замер. Разговаривали мы в четверг утром, а на УЗИ она меня пригласила во вторник, то есть все это время я должна была ходить с умершим ребенком внутри? Я помчалась к мужу, а уже вместе с ним — на УЗИ в Ейск. Там врачи очень удивились, как нам могли поставить такой серьезный диагноз «на глазок»? В положенное время ребенок без проблем родился. Староминскую больницу, конечно, стараюсь стороной с тех пор обходить.

Ирина (имя изменено. — И. Д.) теперь тоже счастливая мама. Но путь к этому был очень непростым.

— В сентябре 2019 года я была беременна двойней, поэтому перед родами меня положили в стационар Староминской больницы для поддержки, — вспоминает собеседница. — Нужны были постоянно капельницы с 30-й недели беременности. Мне кололи дорогостоящие препараты, которые сказали купить за свой счет. Я и капельницы оплачивала, и физраствор.

Почему роженицы должны все лекарства покупать сами? В больнице мне на это говорили, что финансирования нет, сами сотрудники покупают многое за свой счет: форму, перчатки, расходные материалы для принтеров…

Ирина рассказала о женщине, которая при ней родила якобы прямо в кровати, хотя вся смена сидела на посту буквально в трех метрах, но никто не пришел на помощь.

— Мы услышали стоны роженицы, а потом уже крик ребенка, — говорит молодая мама. — Персонал нас успокоил: ничего страшного, это у нее уже третий, и без нас нормально справилась.

По словам Ирины, в дни, когда Журавлева лежала в роддоме, там же лежала ее родственница.

— В нашем роддоме рожениц называют мамаши, а в других — мамочки, — вздыхает Ирина. — Это же много говорит об отношении к пациентам. После смерти Ольги однозначно нужно Петренко снять. Нужно снять и главврача, раз он не может порядок навести. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то оформлял роды по контракту, но при этом все платят. Когда рожают свои (медики) — пять тысяч, все остальные — тридцать.

Непонятно только, за что? Кресла стоят с 70-х годов. В палате душ, где не уходит вода, и ты стоишь по колено в грязной воде…

«У вас работают идиоты?!»

— В 2009 году в июле я родила дочь, назвала Миланой, — рассказала Наталия Клименко, жительница Староминской. — Первые шесть с половиной месяцев беременности я наблюдалась у местных врачей.

Результаты всех анализов и исследований были в порядке. На седьмом месяце меня послали на контрольное УЗИ, после которого отправили в Краснодар, не объяснив причину. Там врачи на 10-й секунде обследования воскликнули: «У вас в Староминской работают идиоты?!» В кабинет вызвали моих родителей, на тот момент мне было 18 лет.

Сказали, что у ребенка сильнейший порок сердца, неоперабельный. И как этого можно было не заметить на ранних сроках, они просто не понимают. Собрали консилиум, сделали УЗИ еще раз. Порок сердца снова увидели. Меня отправили домой со словами: «Будет ребенок — будет диагноз».

Когда подошел срок родов, Наталию увезли в Краснодар, там 24 июля она родила девочку с кожей синего цвета. Ребенка не взяли ни на одну операцию. Сказали: ждите, умрет либо сразу, либо в течение трех суток.

Позже Милану из реанимации перевели в детскую хирургию, там сделали несколько операций, чтобы хоть немного облегчить боль. Наталию к ребенку уже не пустили, отправили домой. Милана умерла 7 августа.

— Виноваты в этом наши врачи, из-за них мой ребенок умер в муках, — плачет Наталия. — Это травма на всю жизнь, я одиннадцатый год езжу на могилу своей дочери.

Игра в прятки с СК

У Натальи Александровой проблем весь период беременности не было. Ребенок был долгожданный, носила его мама легко. 29 ноября 2017 года, на 40-й неделе, начались схватки, муж отвез на машине в роддом. Время близилось к полуночи.

— Пока оформляли документы, медсестра ушла будить дежурного врача Макаренко, — вспоминает Наталья. — Схватки усиливались стремительно. Акушерочка Аня мне помогала. Все прошло без проблем, легко, можно сказать. И вот я вижу свою дочь. Помню эти минуты в мельчайших подробностях. На плечике у нее висит пуповина, Аня ее скинула и говорит: «Ой, какая крепышка». Малышка такая пухленькая, каждую складочку видно. И, главное, я помню ее первый плач.

Макаренко забрал доченьку. Я, конечно, в состоянии эйфории была. Но все равно обратила внимание, что нет звука аппарата, которым обрабатывают ребенка сразу после рождения, не слышу, что продувают носик. Хотя с предыдущими двумя детьми я это точно помню. При этом в родовой не было неонатолога. Побежали будить детского врача.

Наталья заподозрила, что что-то не так. Ребенок затих. Медики еще суетились: бьется сердце, не бьется… А потом все стихло.

— Я до сих пор не знаю, что произошло, — говорит Наташа. — Почему умерла моя дочь? Утром в палату зашла Аня. Я пристала к ней с вопросами, но она тоже не поняла, что случилось: «Ну ты же слышала, она плакала и пуповиной не была обвита». Потом пришла Петренко и стала говорить, что такое бывает. При этом ни диагноза, ни внятного объяснения я не услышала. Утверждала, что было двойное обвитие, асфиксия. Но я видела, что не было!

В справке о смерти Виктории Александровой указаны три причины: асфиксия, множественные пороки развития плода и двойное обвитие пуповиной туловища и шеи. Когда супруги Александровы забрали дочку из морга, им не дали заключения. Сказали, что результат экспертизы будет через месяц. С тех пор прошло почти три года. Ничего.

— Перед моргом мы разговаривали с Петренко, — продолжает Наталья, — рядом с ней стояла детский врач. Я помню ее с той ночи, когда рожала, ее побежали будить. Петренко сказала, что они с детским врачом посмотрели и пришли к выводу, что у моей дочери были проблемы с диафрагмой, мол, она у нее короче, чем должна быть, что такое бывает — один случай на миллион. Но как они это определили? Если вы знаете диагноз, почему его нигде не отразили?

Спустя месяц к Александровым пришли из инспекции по делам несовершеннолетних, спросили, почему супруги ничего не сообщили об умершем ребенке? В конце года инспектор ходит в ЗАГС для составления отчета по детям, там и обнаружил данные о рождении и смерти Виктории. Оказалось, что из роддома никто не сообщил о происшествии в правоохранительные органы, хотя они должны были вызвать сотрудника в больницу, чтобы зафиксировать смерть.

После ухода полицейских супруги поехали в прокуратуру, там объяснили, что для проведения проверки нужны все УЗИ. Но все документы в больнице из папки роженицы кто-то изъял. Александровых перенаправили в Следственный комитет. 26 декабря 2017 года они написали заявление по факту гибели дочери. Ответ ждут до сих пор. Нет и результата судебно-медицинской экспертизы.

— Я все еще жду хоть какой-то ответ на свое заявление в Следственный комитет, — устало вздыхает Наталья. — У них камера над дверью висит. Я к ним прихожу, а они мне просто двери не открывают. Звоню — трубку не берут. Женщину из СК как-то встретила, так она побыстрее мимо меня проскочила, чтобы я не успела о чем-нибудь спросить…

А у нас все хорошо!

Главный врач Центральной больницы Староминской Юрий Демидов уверенно говорит, что в его учреждении все хорошо.

— Аппаратов УЗИ у нас достаточно, медикаментов тоже. Такого, чтобы родственники приносили пациенткам стационара лекарства, у нас нет, все необходимое имеется. Деньги выделяются отдельно по родовым сертификатам, поэтому по этой процедуре у нас всего в достатке. Что касается Журавлевой, то лечилась она с участием краевых специалистов. Обследовалась и умерла не у нас. Это ее муж организовал кампанию против врача, хотя Светлана Петренко имеет должное образование и всю жизнь работает в роддоме.

Главврач отказался давать «Новой газете» комментарии о работе роддома и о смерти Ольги Журавлевой, так как все материалы находятся в Следственном комитете.

«Новая» обратилась в Минздрав Краснодарского края с запросом. В обозначенный Федеральным законом о СМИ срок нам не ответили. Впрочем, и в необозначенный — тоже. Объяснили, что высылают ответ на запрос наиболее надежным и защищенным каналом связи — «Почтой России». Ждем…

— Те, кто пережил смерть ребенка, хотят как можно скорее об этом забыть, — говорит Михаил. — Но молчать нельзя. Ради других. Для себя я уже ничего не хочу. Я хочу, чтобы виновные в смерти Оли ответили по закону. Это важно, чтобы спасти тех, кто еще может от них пострадать.