Затянувшееся сверх приличия мероприятие под названием «Выбор американского народа между Трампом и неТрампом» заставило праздно заинтересованную общественность по другую сторону океана возмутиться «архаичностью выборного процесса в США».
Где это видано, чтобы страна, подарившая миру айфон и Теслу, неделю считала вручную бюллетени и возилась с почтовыми отправлениями?
Где, позвольте нескромный вопрос, технологии? Куда смотрят Илоны с Масками?
На самом деле підозра, как говорят наши соседи, познавшие особый цимес в демократии, вышла не в кассу: американские выборы президента напичканы технологиями до беспредела! Скажу больше: если бы не эти самые технологии, бюллетени посчитали в разы быстрее.
Нужно понимать, что разговор о технологиях в абстрактном ключе лишен смысла. Этих технологий много, они совершенно разные, к тому же некоторые из них задействованы на этапах голосования, о существовании которых обыватель даже не догадывается.
Напрасно, надо сказать, не догадывается, потому что эта информация касается его самого в первую очередь.
Об этих выборных технологиях во всем их разнообразии и предлагаю сегодня порассуждать читателям.
Существует расхожее заблуждение, что главное в процедуре голосования — это этап подсчета голосов. С ним в современном русском языке даже связаны плоские паремии вроде «кто считает голоса, тот и выигрывает» (возникшие, видимо, по аналогии с «кто девушку ужинает, тот ее и танцует»). К сожалению, народная мудрость в данной ситуации новых смыслов не добавляет, а лишь сбивает с толку.
Дело даже не в том, что шулерская подтасовка голосов — это удел глубоко туземных сообществ, поэтому применять собственные стереотипы к американской избирательной системе — все равно что разгуливать по Пятой авеню в юбке из бамбуковых трубочек.
Главное в процедуре выборов — это решения в головах избирателей, с которыми они приходят на участок.
Именно на формирование этих решений, от которых только и зависит приведение к власти той или иной политической силы, направлена львиная часть усилий избирательных кампаний. И именно на этом этапе задействована большая часть самых продвинутых технологий.
Коллега Генис сетует: как можно голосовать за человека, за спиной которого стоит «импичмент, 279 дней гольфа, четверть миллиона умерших от вируса и 20 000 лживых, ложных и неверных высказываний»?
И в самом деле: КАК? Выходит, что-то случилось уже ДО того, как 50% избирателей США пришли на участок с уже готовым решением в голове, а на выходе из участка показали дулю в кармане составителям экзитполов, утаив правду о своем выборе.
Именно с этого я и хочу начать — с технологий, которые реально предопределяют исход американских выборов.
Регулярно в мой почтовый ящик прилетают «адресные письма» лично от Сергея Семеновича Собянина. Начинаются они всегда на интимной ноте: «Уважаемый Сергей Михайлович!» На этом, однако, интим заканчивается и дальше идет такой кондовый канцелярит, что мэрская эпистола мигом отправляется в ящик со спамом. Канцелярит посвящен тому, что Сергей Семенович мне предлагает заняться (посетить, сделать, выбрать, принять участие) тем, чем я ни при каких обстоятельствах заниматься не стану.
Для подлинной интимности мне бы хотелось, чтобы мэр Москвы знал об этих моих обстоятельствах и не демонстрировал так наглядно фальшь обращения по имени отчеству.
Рассылка московской мэрией спамерских писем под копирку, где ФИО адресата вставляется в письмо автоматом, а данные берутся из базы Госуслуг — это яркий пример того, как нельзя заниматься политикой, вести пропаганду и работать с избирателем. Это, простите, каменный век.
Американские избирательные технологии начинаются с того, что называется microtargeting, предельно узкого таргетирования, которое давно уже достигло уровня ювелирной работы с избирателем на индивидуальном уровне.
Когда представители Байдена или Трампа (шире — республиканской или демократической партии) вступают в контакт с избирателем, они знают о данном конкретном избирателе абсолютно все: имя, фамилию, дату и место рождения, имена родственников и друзей, привычки, страхи, объекты любви и ненависти, предпочтения в музыке, фильмах, книгах, уровень образования, предпочитаемое время суток для посещения избирательного участка, готовность или неготовность общаться с составителями экзитполов, приемлемость дистанционного голосования и т.д. до бесконечности!
Соответственно, все последующее взаимодействие с избирателем выстраивается на этих точных априорных знаниях.
Вплоть до того, что если известно, что я являюсь ярым сторонником партии оппонента, на меня вообще не будут тратить ни секунды ценного времени.
Если я уже глубоко ангажирован (например, всегда в прошлом голосовал за определенную партию), меня постараются привлечь к активному участию в избирательном штабе, группах поддержки, пропагандистских акциях и т.п.
Если я колеблюсь и еще не принял решение, на меня обрушится с максимальной силой полный набор хорошо отработанных технологий по привлечению, завлечению, увлечению и т.п.
В фундаменте такой точечной работы с избирателями лежат гигантские базы данных, которые собираются годами и десятилетиями. На каждого американского избирателя в этих базах данных (которые есть и у республиканцев, и у демократов) хранится — поверите ли — от 500 до 2500 т.н. data points, информационных вхождений.
Под информационным вхождением понимается любые ценные сведения: номер мобильного телефона, электронная почта, клики, совершенные на том или ином рекламном баннере, и, наоборот, баннеры и реклама, мимо которых я прошел мимо. И так далее.
Информационный левиафан республиканской партии называется Data Trust, в котором big data хранится в централизованном виде, а затем распределяется между всеми заинтересованными структурами, проводящими республиканские и консервативные избирательные кампании.
Партия слонов активно задействуют информацию Data Trust для точечной обработки избирателей с 2013 года. Рискну предположить, что именно Data Trust, а не идиотские твиты пока еще действующего президента, является главным оружием республиканцев, обеспечивающим им серьезное информационное преимущество перед демократами. Преимущество, которое на выборах отливается в то самое невероятное количество голосов, отданных за президента-обскурантиста.
Причина информационного гандикапа: демократы, вместо того чтобы наверстать упущенное время и сократить технологическое отставание, шесть лет занимались тем, что пытались запретить Data Trust в суде. Партия ослов усмотрела в концентрации и взаимном распределении информации республиканцами нарушение правил Федеральной избирательной комиссии, запрещающих кооперацию между политическими организациями, некоммерческими структурами и непосредственно избирательными кампаниями.
Кончилось дело тем, что Юридический фонд американской демократии (American Democracy Legal Fund) с треском проиграл иск, поданный против Data Trust. Только после этого демократы ринулись наверстывать упущенное: в 2019 году была инкорпорирована структура Democratic Data Exchange Inc. (DDx), перед которой поставили задачи, аналогичные Data Trust. В полную мощь информационный конвейер DDx заработал только в июне 2020 года, поэтому говорить о демократической машине по промывке мозгов избирателей, сопоставимой с республиканской, не приходится.
Демократы, однако, отыгрались на социальных сетях. Вся мощь транснациональных монстров Facebook, Twitter, Google была пущена на поддержку картины миры, проповедуемой партией ослов. Яростнее всех сражается за демократическую идею Facebook.
Закрома компании Цукерберга ломятся от бесценных интимнейших знаний практически обо всех гражданах США (о гражданах других стран знаний не меньше, но в контексте американских выборов они не релевантны). Facebook знает все обо всех, особенно — о политических предпочтениях, которые детализированы до предела благодаря статистическому учету и анализу лайков, которые мы беззаботно рассыпаем направо и налево.
Всю эту сокровищницу данных передали демократам, которые сумели организовать очень эффективный microtargeting. Его эффективность объясняется тем, что аналитические наработки Facebook позволяют не тратить время на индивидуальную обработку каждого потенциального избирателя, а промывать мозги небольшими кластерами территориально, то есть с учетом партийных нужд на том или ином конкретном избирательном участке.
Разумеется, никакой партийной дискриминации Facebook не проводит. Pecunia, как известно, non olet, поэтому информацию могут купить не только демократы, но и республиканцы. У республиканцев, однако, постоянно возникают сложности в плане практического применения купленных у Facebook «знаний»: социальная сеть и лично товарищ Цукерберг демонстрируют выраженный политический bias, который проявляется в том, что на дезинформацию, распространяемую демократами, глаза закрывают, а на дезинформацию республиканцев навешивают стыдливый шильдик, предупреждающий о недостоверности.
Аналогично работают и Google с Twitter. Google не допускает проведение microtargeting с начала года, а Twitter запретил политическую рекламу, размещенную структурами, которые непосредственно участвуют в избирательных кампаниях.
На практике, однако, оказывается, что «правильные» мифы распространять через Google и Twitter можно, а «неправильные» мифы — нельзя.
Поскольку президент Трамп и сторонники республиканской партии в целом страдают конспирологическим бредом в несопоставимо более тяжкой форме, чем поклонники политкорректного террора, глушить эмоциональную экспрессию консерваторов для Google и Twitter оказалось значительно более простой задачей.
После того как американские избиратели проходят через беспощадные жернова высоких информационных технологий на этапе предварительного промывания мозгов, они попадают на избирательные участки либо изливают свою гражданскую волю по почте.
И в том и в другом случае на этапе сбора, обработки и подсчета голосов в ход идут технологии более традиционные и даже старомодные — сканер и принтер.
Бюллетени, опущенные в урну и полученные по почте, сканируются, а затем оцифровываются. То, что пришло через мобильные приложения (electronic votes), наоборот, распечатывается, затем повторно сканируется и пропускается через OCR (автоматическое распознавание знаков).
Ситуация усугубляется тем, что двойное делопроизводство — в цифре и на бумаге — ведется в каждом уголке страны на собственный лад. В США не существует единого стандарта проведения голосования, поэтому не только на федеральном уровне, но и на уровне штатов, графств и даже отдельных участков, задействуются сотни технологических решений. Сканнеры разных производителей и моделей, несчетное число баз данных и программного обеспечения для учета голосов, их подсчета и т.д.
Избирательный процесс, который, как мы уже заметили, развивается от высоких технологий (на стадии обработки сознания) к низким (на стадии обработки бюллетеней), закономерно завершается полным отсутствием технологий. В том смысле, что конечный подсчет проводится вручную. Разумеется, существуют машины, которые автоматизируют этот процесс, но конечное слово всегда остается за ручным подсчетом. И это неслучайно.
Здесь я подхожу к смысловой кульминации своей реплики. Все разговоры о преимуществах (а, значит, и желательности) поступательного внедрения современных технологий в избирательный процесс не учитывает самого главного в процедуре политических выборов, а именно: ритуальной важности этого действия!
Главная социальная и психологическая задача всех выборов без исключения: не столько обеспечить технологическую безупречность, непредвзятость и даже точность подсчета голосов, сколько добиться доверия народных масс к самой процедуре!
Парадокс нашего времени состоит в том, что чем совершеннее выборная технология, тем она сложнее для восприятия рядовыми гражданами.
Возьмем, к примеру, самые передовые достижения в этом направлении — голосование на блокчейне, или такую замену недемократических форм подсчета (вроде принципа «один человек — один голос» или, в еще большей степени, непрямого голосования через систему выборщиков) как квадратическое голосование (Quadratic Voting — готов поспорить, что большинство читателей даже не слышало об этой диковине).
Обе эти технологии настолько сложны для восприятия среднестатистическим жителем планеты, что их навязывание без учета локальной специфики и предварительной подготовки является гораздо большим злом, чем сохранение традиционных примитивных техник подсчета голосов.
У всех технологий, однако, есть одно замечательное свойство: если они обеспечивают объективно более качественные результаты, рано или поздно они будут задействованы, независимо от того, нравятся они нам или нет.
С учетом реалий, сложившихся сегодня в мире, резонно предположить, что в обозримом будущем мейнстрим будет определяться тремя разными процедурами голосования. Выбор и адаптация этих процедур будет зависеть от степени развития технологической грамотности населения той или иной страны, а также мерой секуляризации общества.
В архаических обществах со стойкими традициями демократии (в первую очередь, это, конечно, Соединенные Штаты, Великобритания, а также южные страны Евросоюза) самые высокие технологии голосования, связанные с полноценным блокчейном, в ближайшие годы не утвердятся.
Причина — невысокий уровень технологической грамотности населения и, как следствие, отсутствие доверия к непонятным технологиям. Еще более важную роль играет относительно высокий уровень религиозности в этих странах. Последнее обстоятельство автоматически усиливает роль традиции и формирует доверие лишь к тем процедурам, которые проверены временем, освящены историческим опытом и наделены важным ритуальным символизмом.
Соответственно, в этих странах как предпочитали, так и продолжат предпочитать вести подсчет голосов вручную, а при необходимости — пересчитывать их снова и снова, хоть до посинения. Потому что только такое посинение обеспечивает меру доверия, единственно убедительную для представителей этих культур.
Второй вероятный тренд — это адаптация суррогата высоких технологий, которая случится в архаичных обществах без демократических традиций. Тон здесь будут задавать Россия, Бразилия и Индия. В той или иной форме этот тренд поддержит и большинство стран Азии и Африки.
Под «суррогатом высоких технологий» я имею в виду электронное голосование на псевдоблокчейне, подобно тому, что мы наблюдали в прошлом году на выборах в Мосгордуму, а в скором времени будем наблюдать в РФ уже повсеместно (потому как курс, насколько мне известно, на адаптацию этого тренда властными элитами уже взят).
Подробности того, как можно профанировать полноценный блокчейн на выборах, я поведал читателям осенью 2019 года в «Мутной технологии», поэтому не буду повторяться и акцентирую лишь ключевую мысль.
У полноценного блокчейна есть девять основных качеств, однако первое —децентрализованность — ключевое, поскольку при его отсутствии исчезает и большая часть остальных достоинств. Если блокчейн не децентрализован, то есть если у него есть головной сервер, наделенный особыми полномочиями, и есть иерархия, тогда сразу исчезает устойчивость к цензуре, нейтральность, безоткатность, инклюзивность и т.д.
Блокчейн, который экспериментально использовался при голосовании в ряде стран (в том числе и РФ), сознательно не децентрализован, поэтому является вариацией корпоративной распределенной сети. Иначе и быть не может, потому что в противном случае государство полностью утрачивает контроль за результатами голосования, что, как вы понимаете, для власти, управляющей архаичным обществом без демократических традиций, абсолютно неприемлемо.
Но это еще не все. Как только блокчейн лишают качества децентрализации, он превращается в самый удобный на свете инструмент для манипуляции выборами.
Централизованный блокчейн — это «черный ящик», в котором можно бесконтрольно подкручивать, менять и перенастраивать любые параметры.
Какой нужен исход выборов, такой централизованный блокчейн и обеспечит. А как же доверие масс? Доверие обеспечит аура высоких технологий: «Ты это, того… ну-ка, брось чудить! Какие подтасовки?! Это ж сам Блокчейн — не хухры тебе мухры».
Утвердить профанацию с «голосованием на самом передовом рубеже науки» окажется еще проще в странах Азии и Африки, где уровень понимания высоких технологий вообще аховый. Речь сейчас идет не о лицензионном производстве и заимствованных на Западе патентованных ноу-хау и не о смартфонах, где взаимодействие с подлежащими технологиями происходит на уровне тыканья пальцем в инфографику на экране. Когда я говорю о понимании технологий, я имею в виду то, что творится в головах у рядовых фермеров и рабочих, обитающих в данных странах.
Внедрить голосование на псевдоблокчейне в странах Азии и Африки поможет традиционная палочка-выручалочка: местные представления о том, что всякая власть послана богом, а потому священна. Поэтому, когда гипотетический Нарендра Моди или Си Цзиньпин объявит в приказном порядке гражданской пастве, что впредь выборы будут проводиться на чудо-блокчейне, паства с радостью примет эту «передовую технологию». И будет верить результатам гораздо больше, чем ручному подсчету голосов.
Наконец, третий тренд, который (очень хочется верить!) утвердится в обозримом будущем в мире, будет связан именно с полноценным — реально децентрализованным — блокчейном, обеспечивающим абсолютную прозрачность процесса на всех этапах: от регистрации избирателя и фиксации его голоса при сохранении полноценной псевдонимности до подсчета и оглашения результатов.
Чтобы общество приняло подобное голосование, необходимо доверие, которое строится не на социальной мифологии, а на рациональном осмыслении технологии и процесса. Полагаю, сегодня такое возможно в странах, где устойчивые традиции демократии сочетаются с доминированием светского мировоззрения.
В первую очередь, таковыми являются Франция, Чехия, Швеция, Голландия, Эстония, Норвегия, Германия, Бельгия и Швейцария. Думаю, здесь самые совершенные в технологическом отношении способы голосования будут адаптированы без помп и торжественных реляций уже в скором будущем.
Остается дело за малым: довести технологию децентрализованного блокчейна до уровня практической функциональности. Пока, к сожалению, сложностей хватает даже в теории, особенно в плане выбора оптимальной модели блокчейна, его архитектуры и алгоритма консенсуса.
Работа, однако, идет полным ходом, дело движется, и надеюсь, в ближайшие два-три года мы станем свидетелями ситуации, когда театр абсурда, наблюдаемый сегодня за океаном, перестанет ассоциироваться с совершенной формой демократического волеизъявления.
