Лев Матвеевич Фролов шутит, что был зачат на радостях после салюта по случаю снятия блокады в январе 1944 года. В этом октябре ему исполнилось 76 лет. На Крестовском острове, в мемориальной квартире знаменитого отца — радиожурналиста блокадного Ленинграда Матвея Фролова, коллеги Ольги Берггольц, — он уже после смерти родителей, разбирая архивы, нашел коробки с письмами, дневниками и другими документами о жизни блокадного города. Ни отец, ни мать никогда не открывали при нем эти коробки, не говорили об их содержимом, а после их смерти задать десятки вопросов было уже некому.
Лев Фролов,
журналист
…Отец, который всю блокаду проработал в Ленинграде, ни разу не рассказывал мне о том времени. Мама рассказывала редко, я запомнил только два эпизода. Про то, как она работала в детском саду. В блокаду работали детские сады! И в группе был мальчик, у которого погибли родители. Мама говорила, что его звали Витя Гаврилов, и она хотела его усыновить, но не получилось. И про то, как она пошла за водой на Неву и упала в прорубь. Ее спас проходивший мимо военный.
…Дом, в котором мы жили на Крестовском острове, — ленфильмовский. Нашими соседями были Алексей Баталов, Леонид Быков, Александр Иванов, снявший фильм «Солдаты» со Смоктуновским. Они часто заходили к нам в гости и говорили о кино. Я слушал затаив дыхание, и только сейчас понимаю, что эти рассказы надо было записывать — им цены нет.
…Мне казалось, что папа и мама будут вечны, что они никогда не уйдут из жизни. Родители прожили вместе 50 лет. Папа умер в 1995 году, мама в 2014-м — не дожила полтора месяца до 95-летия. Почему она не сказала мне: имей в виду, в этой коробке письма, которые я получала в блокаду от друзей? До сих пор не понимаю.
…Недавно я показал эти находки знакомой, она прочла и увидела в них мощный эмоциональный заряд. Ее потрясла история женщины в эвакуации, которая работала в шахте и делала маникюр.
«Каждый раз, роясь в этих бумагах, я открываю для себя новое. Недавно нашел телеграмму на польском бланке. Отец ездил в командировку во Львов, после того как по пакту Молотова — Риббентропа тот отошел Советскому Союзу. От поездки сохранился сувенир — будильник, ему 80 лет». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Отрывки из писем из эвакуации семье Фроловых
Письмо с фронта
«31 декабря 1941 года, 11 ч. 45 м. вечера
Привет, Мотенька!
Только что подумал, что в первый раз в жизни сажусь за письмо в новогоднюю ночь. В сторону шампанское, паштеты и галеты. В конце концов, выпивка обождет, пока мы с тобой покалякаем.
Да на сей раз программа «встречи» иная, чем обычно. Но мы еще обязательно наверстаем потерянное и свое возьмем. А пока… пока делаем новогодний номер при керосиновой лампочке. Сейчас подпишу уже вторую полоску».
«Письмо от Цубина, школьного друга моего отца, он тоже журналист, а после войны стал юристом. Скорее всего, в письме речь идет о дивизионной, армейской газете, выпуск которой он готовил к Новому году». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
«Мой отец (слева), а вместе с ним приехала полуторка — фургон с записывающей аппаратурой. Иначе в те времена не записывали. Вот он держит микрофон и говорит: «Мы находимся на аэродроме N». Ведь нельзя было называть место, где ты находишься, это секретная информация»
Прошу писать чаще!
12/I 1944 г.
Полевая почта. Ирине Александровне Фроловой
«Дорогие друзья!
Виноват перед вами в том, что не писал вам. Я был очень занят из-за больших боев и дел, которые были. Если хотите знать, что я делал, то об этом написано в оперсводке за 27 декабря, в 1-й части. Вот этот наш успех было очень трудно удержать. Фриц-подлюга контратаковал и все время пытался нас окружить, но этот номер не прошел. Гвардейцев(неразборчиво)не так легко взять.
У меня все хорошо и по-старому. Работаю пом. нач. штаба полка. Интересная хорошая работа. Вот только писем нет еще ни от кого. Даже вы еще не написали. Очень прошу писать чаще обо всем, что делается у вас, об Ане, а нашем городе.
Будьте здоровы, Моня.
«Письмо написано Моисеем Слуцким. Он был фронтовым артиллеристом. Наши семьи дружили и после войны». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
«Такие листки вывешивались в городе. Отец одно время работал в ТАСС, и он заполнял листок последними сводками с фронта. Один боевой листок не заполненный. Остался в архиве отца». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Это настоящая война
Дорогая Ириночка!
Сегодня очень обрадовался, получив от тебя хорошее письмо. Большое спасибо за вырезку из газеты, хотя я эту речь уже читал.
Плоховато, конечно, что там трудно сейчас с возвращением в Ленинград, но я все же верю, что вы сумеете сделать так, чтобы Аня могла вернуться. Мне она шлет очень часто хорошие письма, бодрые, но мне(несколько слов зачеркнуто)кажется, что не все правда. Ведь ей очень тяжело там жить. Да еще она за меня беспокоится.
Ты интересуешься моей работой. Я действительно в разведке, но ведь артиллерийская разведка — это не совсем то, что(неразборчиво).Так что опасность, которой я подвергаюсь, далеко не так велика, как Варенька вообразила. Я писал ей об этом, но она, по-видимому, не верит. Но, безусловно, это настоящая война. За бои последнего времени у меня убило две лошади. А одну из них — прямо подо мной. Я от этого страдаю до сих пор, так как не могу себе хорошего коня подобрать. Ты спрашиваешь о том, где я. Я совсем не там, где ты полагаешь, а гораздо ближе к вам. Это следующий фронт на юг после того, что помогал освобождению нашего города. Ясно? У нас пока тихо.
Ириночка, прошу тебя, узнай, как можно организовать возвращение папы с мамой в Ленинград. […]
Март, 1944 год. Твой Моня(Моисей Слуцкий)
Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Хочу безумно в Ленинград
Дорогая Иринка!
Ничего не получаю, пишу, а ответа нет, не похоже на тебя […] Как ты живешь? Где и кем работаешь? […] Все время вспоминаю нашу былую жизнь в Ленинграде. Повторится ли она? Хочу в Ленинград безумно, но надежды приехать никакой.
Ира, поставила вчера над кроватью карточку, тебя, Аню и твою маму. Помнишь ее? И всех самых близких друзей вытащила. Лешка пришел ночью, разбудил и все говорил, что ему очень это нравится. Посмотришь на карточки, и все старое вспоминается. […]
«Письмо подписано Адой Магид. Это подруга моей мамы, ее ровесница. К сожалению, Ада не писала дат в письмах. Из переписки становится ясно, что ее эвакуировали в Тагил». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
«Почему осталось так много карточек на масло? Я много думал, ведь они не могли не использовать карточки… И потом понял: масла просто не было в городе, оно кончилось». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Салют в честь освобождения Ленинграда
31/1 /1944 г.
Дорогие друзья!
Поздравляю вас с блестящими победами под Ленинградом. Завидую вам, которые видели салют нашего города войсками Ленинградского фронта.
Сегодня получил письмо от Вареньки — как всегда, замечательное. Мотя, она с удовольствием приводит Ваши слова о том, что, несмотря ни на что, не надо терять чувство юмора. Поверьте, я не теряю его в очень мало располагающие к юмору моменты, но совсем теряю, когда думаю о том, как плохо ей в этой проклятой сибирской дыре. Я всегда возражал Ире, когда она писала о возвращении Ани в Ленинград. Но ведь мы диалектики. Сейчас другое дело. Я считаю, что в Л-де им будет лучше и легче, если это возможно, они должны вернуться до наступления лета, когда проезд по ж. д. более безопасный. Думаю и о возвращении родителей. Очень прошу вас написать мне подробно о том, в какой степени это трудно устроить пропуск на въезд, кому и по какому поводу его дают.
Почему вы мне редко пишете? Пишите чаще. Теперь есть о чем писать, ведь у вас так много нового, а Мотя побывал в освобожденных городах, наверное.
[…] Моня(Моисей Слуцкий)
Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Цела ли моя квартира?
Дорогие друзья!
Пишу вам уже который раз, а от вас ни ответа ни привета. О себе я не в состоянии сообщить, что-нибудь новое. Болтаюсь еще в тылу, ловлю с жадностью каждое слово из Ленинграда. О вас знаю только из писем Али, а она пишет мне часто.
Ирочка, у меня к тебе просьба, зайди ко мне домой (3 Кр-ская, 10, кв. 15) посмотреть, цела ли квартира и как там дела? […]
Если бы вы знали, как охота в Ленинград, как надоело это одиночество. Будем верить, что скоро будет победа и конец нашим испытаниям. […]
Каменко — Белинская. 20/VIII 1943 г.
Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Пианино
«Моя большая радость такая: в квартире, где я живу, есть пианино, и его хозяйка — чудная молодая женщина — играет, чем доставляет много радости мне. Приходят соседи, мы слушаем, и у нас хорошие вечера. Только наш кружок — все пары, а я одна. Но я не страдаю от своего одиночества. Мне очень хорошо одной, и я не хочу никаких сердечных дел. Не знаю, как у вас, а у нас женщины прям помешаны на любви. Скучают, им ласка нужна, а ее нет, мучаются».
К сожалению, подпись в письме неразборчива. Судя по всему, Ирине Александровне писала ее подруга из эвакуации.
О возвращении
11/9/43
«Знаешь, нет ничего лучшего, чем говорить о возвращении в Ленинград. Думаем, куда девать кастрюли, перины, сундуки, часы, книги... Шутка ли! Я говорю — продать. Елена Викторовна жалеет. Я доказываю, что с нашим барахлом нас не пустят в поезд. В общем, делим ворону или, как говорят, синицу в небе...»
Подпись в письме тоже неразборчива.
Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
Про маникюр
«На новом месте я чувствую себя своим человеком. Пять дней работала в шахте, помощником забойщика. Сама пошла и была довольна. Хотя уставала ужасно. Приходила домой и хлеба не могла отрезать — так дрожали руки. На совещании директор сказал, что надо помочь выполнить план. А мой начальник глянул на меня с усмешкой: «А с маникюром мы будем в шахты пускать? Ладно, я вам дам свои рукавицы». Правда, потом в коридоре извинился».
Валя(Подруга Ирины Фроловой)
Про благородную зависть
10/7/43
«Поздравляю тебя с медалью «За оборону Ленинграда», на ленточку этой медали каждый ленинградец (разумеется, не по своей вине!) будет взирать с завистью, которая на сей раз будет отнесена к числу благородных чувств». Цубин (Школьный друг Матвея Фролова)
«Эту книгу я написал для друзей и посвятил родителям: памяти Матвея и Ирины Фроловых. В ней я пишу о наших знакомых, о коллегах, родственниках, журналистах». Фото: Елена Лукьянова / «Новая в Петербурге»
