Он оставил яркий след в новейшей церковной истории. Казалось, что последние несколько лет жизни о. Димитрий буквально соревновался по эпатажности высказываний со своим более молодым коллегой — о. Всеволодом Чаплиным. Оба московских протоиерея, периодически взрывавших общественное мнение, ушли в один год. Правда, между их кончинами пролегла зловещая черта коронавируса: о. Всеволод скончался еще в январе, до эпидемии, а о. Димитрий не смог оправиться от тяжело перенесенного в мае ковида.
В этом году «Новая» уже составляла компендиум самых скандальных высказываний Смирнова (в основном на темы брака и судьбы России). Следуя христианской традиции, попробуем отыскать в этом могучем образе позитив.
Будущий протоиерей родился в Москве 7 марта 1951 года. Получил довольно противоречивое, но разностороннее образование: физмат-школа, художественно-графический факультет пединститута, духовные семинария и академия. На стезю церковного служения вступил в 1978 году, когда человеку с высшим образованием (да еще из Москвы) в СССР практически нереально было поступить в семинарию.
Духовное образование (включая академию) он получил экстерном — за три с половиной года. Тогда Смирнов принадлежал к кружку молодых столичных православных интеллектуалов, сплотившихся вокруг простого, но духовного сельского батюшки, служившего в Ярославской области, о. Павла (Груздева). Из этого кружка, помимо Смирнова, вышло еще несколько известных московских священников последнего предперестроечного поколения — протоиереи Владимир Воробьев, Александр Салтыков, Сергий Цветков. Они почитают о. Павла святым старцем и пытаются продолжать его традицию.
Этому кружку были свойствененны очень сдержанный, осторожный антисоветизм, вера в скорое «возрождение России» и «просвещенный консерватизм».
Здесь и следует искать истоки не вполне понятного на первый взгляд «протеста», который выражал Смирнов в последние годы жизни.
Священником о. Димитрий стал 2 августа 1979 года, а уже через год получил назначение в Москву — в Крестовоздвиженский храм в Алтуфьеве. Тогда это было возможно только при хороших отношениях с Советом по делам религий, который тотально опекался КГБ.
Какие-то очень высокие покровители оставались у протоиерея до конца его жизни — ни одно уголовное или хотя бы административное дело по поводу его эпатажных призывов (о погроме «сектантов», срыве концертов, ограничении прав женщин и т.п.) не было доведено до суда…
С 1 января 1991 года начинается принципиально новый этап жизни о. Димитрия — он становится протоиереем, настоятелем храма св. Митрофана Воронежского на Хуторской улице, одним из основателей Братства Всемилостивого Спаса и Свято-Тихоновского православного университета, ведущим программы на фундаменталистском радио «Радонеж».
Вскоре руководству инициативного протоиерея поручают еще один храм — Благовещения в Петровском парке. А к концу своего активного служения, то есть к маю нынешнего года, Смирнов настоятельствовал сразу в восьми столичных и подмосковных церквях, управляя многочисленным штатом духовенства и служащих и большими по церковным меркам финансовыми потоками.
Еще один виток карьеры — назначение о. Димитрия и.о. председателя Отдела Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями в июле 2001 года (ко Дню Победы в 2003-м утвержден в должности председателя).
На этом, казалось бы, самом ответственном участке «симфонии церкви и государства» о. Димитрий вел себя довольно сдержанно. Да, нес православно-патриотическую идеологию в силовые структуры, пробивал внедрение института военных капелланов, освящал храмы при воинских частях.
Но школа, полученная им в молодости, давала о себе знать — полная милитаризация церкви была Смирнову не по душе.
Он, кстати, никогда не высказывал восторгов по поводу гигантского собора цвета хаки в подмосковной Кубинке, где паперти отлиты из пушек, а на подсвечниках висят гильзы.
В глубине души о. Димитрий различал и даже противопоставлял служение Христу и служение Марсу (или — в русской версии — Перуну-громовержцу). Почувствовав запрос власти на укрепление «силовой составляющей» РПЦ, патриарх Кирилл заменил в 2013 году на посту главы «военного отдела» «штатского» Смирнова на боевого подполковника ПВО Стефана (Привалова). Именно он возглавляет теперь военно-религиозные церемониалы в парке «Патриот».
По этой же причине невозможно представить себе в устах Смирнова призывы к ядерной войне, оккупации Украины, массовым смертным казням и т.п., которые ядовитой рекой лились из уст о. Всеволода Чаплина. На этом фоне проповеди о физических методах при воспитании детей («бить по роже»), уподобление гражданских жен проституткам или признание «полного вырождения» русских мужчин выглядят уже едва ли не легким троллингом.
Дух подавленного юношеского протеста против безбожной советской власти трансформировался у о. Димитрия в старости в своеобразный радикальный перформанс. Он так и не решился прямо обличить власть, но этот подтекст хорошо прочитывался, когда он говорил о геноциде народа России, об успехе исламской и китайской цивилизаций, которые в перспективе ближайших десятилетий камня на камне не оставят от РФ. С горькой иронией признавал, что христианства в России уже почти нет, крестят всех подряд без всякой веры, а все «миссионерские императивы» патриарха Кирилла улетают в пустоту.
То, что слушатели часто принимали за юродство или стариковское ворчание, было на самом деле горьким итогом, который подводил о. Димитрий под крушением своих юношеских надежд на православное возрождение России, которое переродилось в уродливый чекистско-криминально-клерикальный гибрид. Он описывал это явление другими словами, но суть от этого не меняется.
Может быть, поэтому о. Димитрий не боялся смерти. За десять дней до встречи с ней, когда в телеграм-каналах появились соответствующие слухи, он только отшучивался, напоминая, правда, что христианство — это школа подготовки к смерти, ради вечной жизни.
Хотя коронавирус не стал непосредственной причиной смерти о. Димитрия Смирнова, он пополнил уже бесконечно длинный список жертв эпидемии среди епископата, клира и актива РПЦ.
Нынешнюю волну эпидемии РПЦ переживает еще тяжелее, чем пасхальную, когда храмы закрывались для прихожан по распоряжению властей.
Теперь такого распоряжения нет, что создает предпосылки для более стремительного распространения «губительного поветрия».
Почему эпидемия так болезненно бьет именно по РПЦ? На этот вопрос есть вполне медицинский ответ. Но, кажется, для верующего сознания его уже недостаточно — ведь масштабы происходящего поистине библейские…
