Дело против Юлии Галяминой возбудили в конце июля из-за акции против поправок к Конституции, состоявшейся 15 июля на Пушкинской площади. Как сообщалось тогда на сайте Следственного комитета, причиной преследования стала публикация в интернете «лозунгов различного содержания» с призывом к участию в несогласованном митинге. Дело завели по «дадинской» статье, так как ранее Юлия уже привлекалась к ответственности за совершение правонарушений по ст. 20.2 КоАП России (нарушение правил участия в акциях). Всего политику вменяют три эпизода. Два из них произошли еще в июле 2019 года, но судебные решения по ним вступили в силу только в феврале 2020 года. В окончательной редакции обвинения следствие также заключило, что политик организовала сбор подписей против поправок в Конституцию с целью конспирации, чтобы скрыть состоявшийся в этот день митинг.

Сейчас дело Юлии Галяминой будет рассматривать судья Анатолий Беляков — это он в конце прошлого года назначил реальные сроки фигурантам «московского дела» Эдуарду Малышевскому и Даниле Беглецу. Во время заседания защита требовала прекратить уголовное преследование муниципального депутата, но судья Беляков отклонил ходатайство, назвав его «преждевременным». При этом адвокаты Галяминой Михаил Бирюков и Мария Эйсмонт (ранее они участвовали в процессе над активистом Константином Котовым, осужденным по аналогичной статье) уверены в невиновности политика и необоснованности уголовного преследования. Как объяснил «Новой» Бирюков, сторона защиты исходит из норм закона и постановления Конституционного суда о том, что для привлечения к уголовной ответственности по статье 212.1 правонарушения должны быть совершены в течение 180 дней до последнего события, в данном случае до задержания 15 июля. В это же время административные правонарушения, которые вменяют Галяминой были совершены больше года назад, во время московских акций протестов.

— Сейчас отклонение ходатайства — это организационное решение, но оно предопределяет направление деятельности суда. Прокуратура однозначно поддержала позицию обвинения, она считает, что привлекать человека по статье 212.1 УК можно, если он в течение года совершил административные правонарушения. Мы считаем, что позиция прокуратуры кардинально расходится с законом, — говорит Бирюков.

Вопросы в деле вызывают не только расхождения дат проведений акций со сроками, установленными в законе. Как поясняет адвокат Мария Эйсмонт, по мнению Конституционного суда, для привлечения по «дадинской» статье недостаточно доказать неоднократные нарушения, — действия обвиняемого должны были нанести ущерб здоровью граждан, имуществу физических и юридических лиц или «реальную угрозу» такого вреда. В деле Галяминой это пытаются доказать несколькими способами. К примеру, за угрозу реального причинения вреда здоровью следствие посчитало выход на проезжую часть участников шествия, прошедшего после сбора подписей,

— К Галяминой это никак не относится: она призывала людей выйти только на Пушкинскую площадь. Поставить подписи и разойтись. И сама при этом Пушкинскую площадь не покидала, ни в каком шествии не участвовала, не знала о нем и ни словом нигде про него не говорит. А у нас же в деле куча видео, прослушки. И нигде ни слова про шествие. Просто какая-то часть из пришедших на Пушкинскую потом решила пойти покричать, — говорит Эйсмонт.

В деле свою роль играет и эпидемиологическая обстановка. Несмотря на то, что самоизоляцию и пропускной режим в Москве отменили 9 июня, задолго до акции, для следствия остается поводом для обвинения призыв Галяминой выйти на улицу в июле — в разгар эпидемии COVID-19.

— Нам показывают видео, где многие участники сбора подписей без масок и не соблюдают социальную дистанцию. Но они забывают, что с 13 июля официально отменили обязательное ношение масок на улице, оставив их обязательными только внутри помещений, — продолжает Эйсмонт.

При этом, как рассказывает адвокат, следствие, чтобы доказать виновность Галяминой даже отправило запрос в Роспотребнадзор, чтобы выяснить наличие зараженных ковидом или перенесших его среди задержанных 15 июля. Роспотребнадзор их не выявил. Митинг не повлиял на количество заражений: если смотреть по графикам, особых различий между заболеваемостью до него и после нет.

При этом в ответ на запрос, заразился ли ковидом хоть кто-то из 150 задержанных, следователь получила ответ, что ни один человек не заразился. Но они говорят, что могли же, — заключает адвокат.

По мнению Эйсмонт, в деле против Галяминой следователи выполняют «работу над ошибками». Год назад для доказательства вины по статье 212.1 УК было достаточно сказать, что несогласованные акции мешали проходу граждан и тем самым создавали реальную угрозу причинения вреда. Именно так было сделано в деле против Константина Котова, которого в 2019 году суд приговорил к четырем годам колонии (в апреле 2020 года Мосгорсуд снизил срок до полутора лет).

— Они увидели, что это плохо работает. Общественное мнение в России и за ее пределами находится на стороне Кости Котова, так как не видит угрозы в том, что он вышел из перехода и прошелся по скверу. Сейчас следствие пытается более тщательно и формально доказать существование ущерба. Или той самой угрозы причинения ущерба, — заключает Эйсмонт.

Другое ходатайство защиты, в удовлетворении которого суд также отказал, заключалось в переносе рассмотрения дела на более поздний срок, после снятия противоэпидемиологических ограничений. Во вторник Мосгорсуд частично изменил режим работы московских судов из-за подъема заболеваемости COVID-19. Несмотря на то, что

— В принципе, я согласна с постановлением о закрытии судов, — рассуждает Галямина. — Когда в стране такая ситуация с эпидемией, кажется логичным, чтобы суды прекратили активную деятельность, но проблема в том, что сейчас это нарушает право общества на открытый доступ к судебной информации, не говоря уже о моих правах. Я муниципальный депутат, у меня только избирателей, как минимум, 70 тысяч человек, не говоря уже о моих сторонниках. При таком раскладе это не может восприниматься как нормальная ситуация.

По словам адвоката Бирюкова, суд аргументировал свой отказ тем, что дело должно быть рассмотрено «в разумные сроки». При этом адвокат соглашается, что введенный «карантинный режим» в московских судах не позволит гражданам принять участие в заседаниях в качестве слушателей, а представителям СМИ освещать процесс, тем самым нарушив принцип гласности судопроизводства.

— Мы надеемся, что суд все же рассмотрит это ходатайство на следующем заседании, потому что отказ может являться очень серьезным аргументом для Европейского суда по правам человека. Кроме того, если 21 октября (на эту дату назначено следующее заседание. —Ред.) к зданию суда придет много людей, в масках и с соблюдением социальной дистанции, это также окажется аргументом для переноса заседания. Сейчас суд основывает свой отказ на том, что к следующему заседанию карантинные ограничения уже могут быть сняты, — продолжает муниципальный депутат.

Сама Юлия Галямина определяет дело против себя как политически-мотивированное (здесь стоит отметить, что следить за депутатом начали задолго до начала уголовного преследования, еще в середине июня этого года Московский городской суд выпустил постановление, разрешающее прослушивать ее телефон). Об этом можно судить и по примененной статье (212.1 УК за шесть лет своего существования дважды становилась предметом изучения в Конституционном суде), а также по грядущим выборам в Госдуму.

— Я одна из немногих, кто противостоял идее обнуления и бесконечных сроков президента Путина. К сожалению, большинство других политиков этого делать не захотели.

Женская сила изначально вовсе не насильственная, не брутальная, не жестокая. Это сила моральной нравственности, а этого очень боятся [власти]. У них у самих этого нет, — говорит Галямина.

Если раньше последствия судебного разбирательства не казались слишком серьезными, сейчас Галямина склоняется к тому, что угроза реального срока действительно существует.

— До того, как отравили Навального, я оценивала эти шансы довольно низкими. Я считала, что это невозможно. Но сейчас я понимаю, что такая ситуация вполне возможна. Как мне рассказывают люди, которые общаются с властью, сейчас у нее возник реальный страх. Страхи диктуют людям делать нерациональные вещи. К примеру, сажать меня — довольно нерационально, но это вполне возможно, — резюмирует политик.