«Здравствуйте, князь!» — произнес Владимир Молчанов в передаче «До и после полуночи» 33 года назад, и Гостелерадио кануло в Лету. Ничто столь убедительно не свидетельствовало о смене вех, как появление в тусклых широтах этой невиданной райской птицы с округлыми жестами, манерами, речами.

Вскоре, однако, выяснилось, что Молчанов умеет не только очаровывать многочисленных отпрысков императорских домов. Со своим «внутренним князем» он легко опускался в шахту и общался с обитателями московской пивной; первым сделал репортаж во время обыска в кабинете председателя КГБ Крючкова и пригласил в свой эфир порнозвезду Чиччолину; разоблачал нацистов и знакомил соотечественников с Барышниковым и Нуриевым. Даже «наше все» Максима Галкина первым к себе в программу пригласил Молчанов.

И вот настало время ответных визитов. Владимиру Кирилловичу исполнилось 70 лет, он в студии у Галкина. Тот для разминки изображает гостя, но как-то без особого блеска. Лучшая реплика вечера принадлежит Юрию Росту: «А вы могли бы его спародировать с завязанными руками?» «Нет», — растерянно отвечает Галкин. Молчанов хорош, как прежде (если не лучше), великолепно выглядит, отлично держится, но глаз не горит. Вечер буксует, ему не хватает энергии. Повествование опрокинуто в прошлое, заслуги и лавры назойливо облепляют героя, которому есть что сказать здесь и сейчас. Только формат не позволяет. Чуткий Галкин ощущает хрупкий дисбаланс, оттого и говорит: мы очень по вас соскучились, потому считаем эту программу не юбилейной, а стартовой. Молчанов в ответ лишь пожимает плечами.

Представить Молчанова в эфирной сетке где-нибудь между Розой Сябитовой и Андреем Норкиным не хватает ни фантазии, ни желания.

Меньше всего в этой колонке мне хочется говорить об азефствующих бывших коллегах Молчанова. Но как не говорить о том, что составляет суть времени. Лейтмотив юбилейной передачи — песня «Сиреневый туман над нами проплывает». Это еще одно открытие Молчанова. Галкин показал фрагмент клипа с чудесной аутентичной хроникой пятидесятых. Я решила найти клип в Сети. Песня популярная, роликов много. На одном из них про сиреневый туман поет Виктор Шендерович, а рядом приплясывают Светлана Сорокина и Владимир Соловьев — гибкий, пластичный, упоенный, как обычно, собой. В первых рядах зрителей — Юра Щекочихин. Смеется громко, взахлеб, по-детски, так, как умел смеяться только он. Когда это было? Вчера! Еще вчера ТВ служило зоной поиска, а сейчас служит зоной провокации.

Зарифмую сюжет Александром Гордоном. Он — блистательное олицетворение пройденного пути: только что дебютировал в качестве главного обвинителя Навального. Начинал броско, профессиональным провокатором от искусства, а затем развился до своих нынешних форм. Ушел из большой политики в сферу частных семейных дрязг программы «Мужское/Женское», да вдруг вернулся. Вчера его бросили на ковид, а уже сегодня — на разоблачение Алексея. Теме «Дело Навального: из пушки по воробью?» он посвящает целых два вечера. Само дело и у ведущего, и у экспертов вызывает лишь «гомерический хохот», что вписывается в канон. Открытий программа не принесла, лица экспертов (основоположник «Новичка» Ринк; грозный государственный деятель Луговой; очищенная от лежалого нафталина племянница Скрипалей) выразительней любых слов. Разве что омский врач Сабаев с перепугу обогатил науку. На вопрос Гордона, могли ли в Германии следы от лечебных процедур принять за «Новичок», главный токсиколог области, застыв на миг от гениальности гипотезы, решительно ответил: «Конечно, могли».

И опять, как в случае с Киселевым в махровом халате, мозг сверлит мысль: неужели Гордон способен быть настолько бездарным? Прежде он мог ярко отыграть любые предложенные обстоятельства, а ныне сразу утонул в пещерной конспирологии. Гордый формат «док-тока» осыпается осенними листьями. В глазах ведущего — тоска и безысходность.

Парадоксы истории — неиссякаемая тема. Молчанову удалось не стать Гордоном. Сохранить себя. В конце века рафинированный Владимир Кириллович, светский лев, знаток Нидерландов, сын известного композитора многим казался манерным, умышленным. Сегодня он воспринимается как эталон нормы. Никого, и в первую очередь себя, не предал. Ушел на вершине славы, потому что более нельзя было оставаться из соображений гигиены. Мудр, точен в оценках, ироничен, мягок, никому не завидует, никого не осуждает. Некогда желчная Зинаида Гиппиус заметила: Чехов безнадежно нормален, не то что Гоголь или Достоевский. Молчанов из той же когорты, что и Чехов, который ему почти что родственник: Ольга Леонардовна Книппер-Чехова — крестная мать Владимира Кирилловича. И в этой безнадежной нормальности его главная нынешняя ценность.

Галкин просит Молчанова: соизвольте к нам вернуться. Оба знают: не вернется. Нормальные люди на пепелище не возвращаются.