Поскольку Бабарико — бывший банкир, то его обвиняют в неуплате налогов, отмывании денег и взяточничестве. Флейтистке Колесниковой отмывание денег при всем желании не пришьешь, поэтому ее обвинение — «призывы к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности, совершенные с использованием СМИ и сети Интернет».

Илья Салей, адвокат Марии Колесниковой, был задержан 9 сентября, на следующий день после задержания его подзащитной. Сейчас он в СИЗО и обвиняется по той же статье, что Колесникова — в призывах к действиям, направленным на причинении вреда национальной безопасности.

Тогда же был арестован Максим Знак — адвокат, возглавлявший юридическую службу штаба Виктора Бабарико. Именно Знак по доверенности подавал документы в ЦИК для регистрации арестованного Бабарико кандидатом в президенты. А 10 августа Знак сопровождал Светлану Тихановскую, которая шла подавать в ЦИК жалобу. Тогда его не пропустили дальше приемной, и возвращения Светланы он так и не дождался — ее вывели через другой выход, после чего она вышла на связь уже из Литвы. Спустя месяц Максима арестовали по той же статье, что Колесникову и Салея.

Сейчас Виктора Бабарико защищают Александр Пыльченко и Дмитрий Лаевский. Марию Колесникову — Александр Пыльченко и Людмила Казак. После 15 октября у каждого из них может остаться только один адвокат. Но и это не предел: Людмилу Казак уже задерживали. 24 сентября она не приехала на судебное заседание к одному из своих подзащитных. Вечером оказалось, что Людмила в ИВС на Окрестина. Адвокатов к ней сначала не пускали, затем все-таки пропустили. Оказалось, что Людмила Казак обвиняется по административному делу — в участии в несанкционированной акции и неповиновении требованиям сотрудников милиции. На следующий день суд ее оштрафовал, и Казак вышла на свободу. Но это был очевидный сигнал: не факт, что адвокат сможет появиться в суде вместе со своим подзащитным —

Вообще, государство борется с адвокатами, осмелившимися защищать политзаключенных, уже давно. Первым, кого лишили лицензии, был Гарри Погоняйло, защищавший экс-главу Нацбанка Беларуси Тамару Винникову и журналиста Павла Шеремета. Он лишился лицензии еще в 1998 году — вскоре после суда над Шереметом. Кстати, Тамару Винникову вместе с Погоняйло защищал Александр Пыльченко, чью адвокатскую лицензию могут отобрать 15 октября.

Массовые масштабы борьба с адвокатами приобрела в 2011 году, во время следствия и судов над участниками президентских выборов-2010 и акции протеста 19 декабря. Первым тогда лишился лицензии адвокат моего мужа Андрея Санникова Павел Сапелко — за то, что съездил на несколько дней в Берлин. В КГБ решили, что за границей адвокат может выдать тайну следствия. Потом лишился лицензии Олег Агеев, защищавший еще одного кандидата в президенты — Алеся Михалевича (он по неосторожности съездил на выходные в Вильнюс), затем то же самое произошло с адвокатом Владимира Некляева Тамарой Сидоренко и новыми адвокатами моего мужа Андреем Варвашевичем и Мариной Ковалевской. Ковалевскую сначала изгнали из адвокатского бюро, а потом не выпустили за границу, когда она ехала на выходные в Литву с мужем и сыном. В ответе на ее жалобу было написано, что Марина уклоняется от срочной службы в армии. В результате Ковалевская предпочла вообще уехать из страны. С билетом в одну сторону ее выпустили. Теперь она — преуспевающий адвокат в Вашингтоне. И кому они сделали хуже, спрашивается?..

Я тоже зимой 2011 года лишилась защиты. После ареста мои родители заключили договор с адвокатом Владимиром Толстиком. Вскоре меня отконвоировали к какому-то большому гэбэшному начальнику, который сказал.

И я написала заявление об отказе от услуг адвоката Толстика. Оно было подшито к делу, но Владимира все равно лишили лицензии. 16 февраля 2011 года, ровно через три недели после того, как я написала заявление. Лишили с формулировкой «за отказ в юридической помощи Халип И.В.».

Как, впрочем, и кагэбэшной глупости — лишением лицензии ему сделали отличный старт в США. Толстик уехал уже не просто как счастливый обладатель green card, а въехал в Америку репрессированным. Еще в Беларуси он пытался через суд восстановить собственную лицензию. Мой папа выступал в суде в качестве свидетеля и объяснял, что я лично отказалась от услуг Толстика, о чем сделала письменное заявление. Бесполезно.

Родители сбились с ног в поисках другого адвоката. Услышав фамилию и дело, все хватались за голову, начинали усиленно шуршать бумагами и говорить, что рады бы, но такая занятость, столько дел, вообще ни секунды свободной. Еще одного адвоката — Тамару Гораеву — удалось уговорить. Но ровно через день после подписания соглашения она позвонила моим родителям и заявила, что отказывается меня защищать. Тем не менее через неделю ее тоже лишили лицензии. С той же формулировкой, что и у Толстика.

Моим последним адвокатом была Анна Бахтина. Она не боялась ничего и с легкостью ставила на место кагэбэшников. (Их, впрочем, в судах она тоже защищала.) Тот бой выиграть было невозможно, потому что приговоры нам всем были написаны в КГБ, а вовсе не выносились в судах. Но Анна была блистательна, и тогдашний посол Германии, присутствовавший на суде, в перерыве сказал ей: «Такого бы адвоката — да в нормальный суд…» После суда ей устроили внеочередную аттестацию, которую она не прошла. Но позже министерство отменило это решение комиссии, и лицензию Бахтина сохранила. Но — ненадолго. Она успела поучаствовать в политических процессах против блогера Эдуарда Пальчиса и антифашиста Ильи Воловика. И окончательно лишилась лицензии в 2017 году, когда защищала активиста Мирослава Лозовского по делу «Белого легиона».

Так что режим совершенно осознанно избавляется от адвокатов, которые защищают политзаключенных.

Их всегда пропускают в СИЗО, не устраивают внеочередных аттестаций и не отбирают лицензий. Те же, кто готов к настоящему, честному бою, просто вышвыривают из профессии. А когда режим избавляется от по-настоящему смелых адвокатов, для которых главное — интересы подзащитного, — он уничтожает не только право граждан на защиту, но и право на жизнь. Потому что в тюрьме доступ к гражданину имеет только адвокат. И именно он будет не только писать жалобы, но и говорить публично о пытках и издевательствах над подзащитным, которые усердно пытаются скрыть тюремные стены и вертухаи цвета тюремных стен. После ухода последних настоящих адвокатов остается выжженная земля, особая тройка и бесконечное перечитывание Шаламова.

Кто будет защищать их самих? Впрочем, об этом они предпочитают не думать. Потому что нутром понимают: никакого «завтра» для них просто не существует.