РепортажиОбщество

«За формирование негативного отношения к стране»

Органы опеки пытаются отнять детей у матери-одиночки

Этот материал вышел в номере № 106 от 28 сентября 2020
Читать
«За формирование негативного отношения к стране»
Фото: Елизавета Кирпанова / «Новая газета»
40-летняя Юлия Мирзалиева — худенькая невысокая женщина с вьющимися русыми волосами. Она юрист с 10-летним стажем и многодетная мама. Сейчас вместе с тремя детьми живет в Костроме в однокомнатной квартире. За аренду и коммунальные услуги платить не может — нечем. Женщина лишилась почти всего имущества и постоянной работы. Теперь у нее хотят отобрать и детей.

Крошечная комната с потрепанными обоями заставлена коробками и папками с документами. Старшая дочь, 15-летняя Полина, спит на кресле-кровати. 13-летняя Лиза и 9-летний Эмиль обычно засыпают вместе с мамой на раздвижном диване. Раскладушка, на которой обычно спал мальчик, сломалась.

Я приезжаю к ним за день до заседания по ограничению Юлии в родительских правах. Иск — третий по счету — подало в суд Управление опеки и попечительства администрации Костромы.

Среди претензий — отсутствие у матери постоянной работы, «неприязненные высказывания» в адрес государства и «формирование у детей негативного отношения к окружающим и стране в целом».

Накануне суда Юлия волнуется.

— Когда я сильно переживаю, то начинаю готовить. Меня это успокаивает, — говорит женщина, доставая из старой духовки огромный противень с выпечкой.

Я спрашиваю, что же все-таки произошло в семье? Юлия нервно улыбается, наливает себе кофе с молоком и начинает рассказ.

Юлия Мирзалиева с детьми: 13-летней Лизой и 15-летней Полиной на кухне. Фото: Елизавета Кирпаноа / «Новая газета»
Юлия Мирзалиева с детьми: 13-летней Лизой и 15-летней Полиной на кухне. Фото: Елизавета Кирпаноа / «Новая газета»

«

Юлия родилась в 1980 году в селе Веренка в Казахстане. Когда девочке было три года, родители Вера и Николай Уйменовы переехали в Карелию. Спустя несколько лет семья перебралась в поселок Зарубино Костромской области.

Юлия говорит, что была «нежеланным ребенком».

— В моем детстве нет светлых пятен, — вспоминает она, плотнее закутываясь в желтый махровый халат. — Отец — алкоголик. Мать все время рукоприкладствовала. Жестокое обращение длилось годами, десятилетиями.

«Я помню эти четыре стены, из которых некуда было деться. Ты все время будто ищешь пятый угол».

В 20 лет Юлия, студентка Современного гуманитарного института, вышла замуж за студента костромского энергетического техникума Федора Кочетова — как она говорит, чтобы «сбежать от домашних».

В первый год после свадьбы у молодой пары родился сын Александр. Федор регулярно подавал на развод, Юлия этому не противилась. Но когда подходило время идти в суд, муж «приходил мириться». Обычно это происходило перед призывом в армию.

В 2004 году у Юлии должен был появиться второй ребенок — Полина. Она была на восьмом месяце беременности, когда решила навестить родителей в Зарубине после очередной ссоры с мужем.

— Мать прилетела домой злая из-за семейных разборок. Начала на мне срываться. Она старалась расцарапать лицо, выдрать волосы и ударить в живот.

«Я не могла дать ей сдачи: мне стыдно, я же дочь, а она — мать», — рассказывает Юлия.

После этого случая Юлия впервые пожаловалась в полицию на побои со стороны матери. Судебно-медицинская экспертиза (документ имеется в распоряжении «Новой») зафиксировала у беременной многочисленные кровоподтеки, ссадины и царапины на лице и шее. Обращение в полицию ничего не дало.

Через три года Юля родила еще одну дочку — Лизу. А Федор обвинил жену в том, что она регулярно «гуляла с другими мужиками, ходила по кабакам, пила водку», и отказался признать отцовство.

Чтобы установить отцовство, Лизе пришлось пройти молекулярно-генетическую экспертизу, которая подтвердила: Федор — папа девочки.

«

Поселок Зарубино Костромская область. Яндекс.Карты
Поселок Зарубино Костромская область. Яндекс.Карты

Когда Лизе исполнился год, Кочетовы окончательно развелись. Юлия была вынуждена вернуться к родителям в Зарубино. В то время она работала юристом на одном из костромских предприятий пищевой промышленности. Многодетная мама платила за квартиру, покупала продукты и помимо троих детей содержала своих родителей, на тот момент безработных. За то, что Юлия пользовалась бытовой техникой, Вера Уйменова просила рассчитывать стоимость износа. За отказ угрожала опекой или лезла с кулаками.

Причем не только на дочь, но и на внуков.

— Все детство бабушка меня регулярно била, — говорит 15-летняя Полина Кочетова, высокая девушка с крашенными в блонд волосами. Она сидит на кухне, обнимая маму.

— Бабушка била меня по голове, била бутылкой, душила за то, что я опоздала домой на пару минут.

— Дедушка постоянно находился в состоянии алкогольного опьянения, в пьяном виде целовал меня и языком облизывал губы, что мне очень не нравилось, — рассказывала Лиза позднее в показаниях следователю. — Он вел себя агрессивно, ругался матом, ломал мебель, бил посуду. Один раз дед рукой схватил меня за шею и толкнул так, что я ударилась головой о подлокотник дивана. В другой раз он душил меня из-за того, что я ссорилась с Сашей и кричала. Бабушка часто ругалась, обзывалась, а когда я плакала, то затыкала мне рот валенком.

Из-за постоянного стресса у Полины развилось недержание, а у Лизы появилась астма. Девочку неоднократно госпитализировали с острыми приступами. Болезни Полины и Лизы исчезли только после того, как они переехали из Зарубино в соседнюю деревню Коряково.

Деревня Коряково, Костромская область, в 4,5 км от поселка Зарубино. Яндекс.Карты
Деревня Коряково, Костромская область, в 4,5 км от поселка Зарубино. Яндекс.Карты

По словам Юлии, отец никогда за дочерей не заступался, не интересовался их жизнью, алименты перечислял нерегулярно.

Как рассказывала Лиза следователям, однажды Федор высморкался в платок и пихал его девочке в лицо со словами «На, поешь». Сам Кочетов назвал на суде слова дочери «бредом».

Лиза и Полина стали избегать встреч с отцом.

Федор утверждал, что причина — в негативном влиянии матери. «Независимые лица подтвердили, что Кочетову не чинились препятствия в общении с детьми, — возражает Юлия. — Из образовательных организаций я получила ответы, что детьми он не интересовался. Там видели исключительно меня».

«

В 2010 году Юлия вышла замуж во второй раз — за Андрея Мирзалиева. В этом браке у пары родился сын Эмиль. Андрей был не раз судим за кражи и пьяный угон автомобилей. Юлия развелась с ним в 2019 году. Сейчас Андрей отбывает очередной срок.

— Я не оправдываю поступки своего второго мужа. Но, несмотря на все отрицательные характеристики, он оказался первым человеком, от которого я увидела к себе человеческое отношение, — рассказывает Юлия. — Он все время меня морально поддерживал: «Ты умная, ты прорвешься, давай!»

9-летний Эмиль на кухне с мамой и сестрами. Фото: Елизавета Кирпанова / «Новая газета»
9-летний Эмиль на кухне с мамой и сестрами. Фото: Елизавета Кирпанова / «Новая газета»

Юлия говорит, что ее второй муж «больше чем на полгода на свободе никогда не задерживался». Она была вынуждена работать по 17 часов в день, иногда круглосуточно.

«Чтобы заработать денег побольше, надо пахать побольше».

В октябре 2015 года Юлия задерживалась в офисе и не успевала забрать Полину и Лизу из школы, предупредила об этом администрацию и попросила не отпускать девочек домой до ее прихода. Когда она приехала в школу, там уже была полиция. На Юлию составили протокол по ст. 5.35 КоАП (неисполнение родителями несовершеннолетних обязанностей по содержанию и воспитанию) и вынесли предупреждение.

— Позднее мне рассказали, что моя мать приходила в школу и дергала администрацию: якобы дети по моей вине ходят больные и голодные. Уговаривала отправить их домой на автобусе. Директриса психанула и позвонила в полицию, — говорит Юлия. — Участковый объяснял, что для привлечения по ст. 5.35 я должна была систематически нарушать обязанности. А тут я всего один раз опоздала в школу.

Тогда же, по словам Юлии, ее мать «начала настраивать» против нее старшего сына Сашу. Он действительно все больше времени проводил с бабушкой и дедушкой. Стал хуже учиться, пропускать уроки и регулярно дрался в школе. В летнем лагере во время ссоры поцарапал и покусал других ребят. Сашу поставили на психиатрический учет, он дважды лежал в больнице. Врачи объясняли его поведение органическим расстройством личности.

В феврале 2016 года 15-летний Саша отказался пойти в школу. «Я его схватила, рывком подняла и потащила на себе. В комнате он сильно навалился на меня. Я стала его от себя отталкивать, сильно испугалась, — вспоминает Юлия. — После этого он сел на диван, стал собираться в школу. Всю дорогу до автобуса шел как привязанный».

На следующий день юноша подал на мать заявление в полицию о побоях.

Медицинское освидетельствование не подтвердило избиения. На суде Саша заявил, что не помнит, как Юлия наносила ему удары, сославшись на «пробелы в памяти».

Юлия перестала общаться с сыном. По решению суда Саша должен был переехать к отцу, но в итоге остался жить у бабушки с дедушкой. Школу окончил со справкой.

«

Незадолго до этого, в декабре 2015 года, устав от постоянных издевательств и угроз со стороны родителей, Юлия подала заявление в Следственный комитет по Костромской области с просьбой возбудить против них уголовное дело.

— На 99 листах была изложена почти вся моя жизнь. Следователи не хотели его принимать, потому что оно не подходило под статью. Я сказала: «Делайте что хотите. Если сейчас никто не вмешается, то я буду болтаться в петле». В итоге я написала заявление о доведении до самоубийства, хотя покончить с собой даже попытки не было, — объясняет Юлия.

К тому моменту женщине с трудом удавалось платить за аренду квартиры в Костроме, куда она вместе с детьми переехала из деревни, выплачивать кредиты и содержать семью. Юлия начала ограничивать себя в еде, отдавая как можно больше своим детям. Из-за этого у нее появились приступы голода, которые продолжаются до сих пор.

Бедные дети

По данным Росстата, сегодня каждый четвертый ребенок в России живет за чертой бедности. Всего в стране перебиваются с хлеба на воду 12,6% населения

В 2016 году Юлия попросила государство о социальной помощи.

— У нас действительно были ситуации, когда есть было нечего. Ни заварки, ни сахара, ни хлеба, даже соль не всегда была. Одна гречка.

«Я просила госорганы: давайте вы возьмете на себя хотя бы обязанность по обеспечению питанием до тех пор, пока я не обустроюсь».

Комиссия по делам несовершеннолетних поставила семью на профилактический учет в категорию «социально опасное положение» в апреле 2016 года. Юлию обязали «закодироваться», хотя она никогда не пила (это подтверждали родственники в судах). Сотрудники КДН потребовали купить постельное белье и одежду для детей, хотя тут же зафиксировали, что в доме есть на чем спать, а Полина, Лиза и Эмиль хорошо и со вкусом одеты.

«В целях профилактики» сотрудники комиссии начали наведываться на съемную квартиру с проверками. Как утверждает Юлия, они приходили в рабочее время, когда ее не было дома, а затем на суде заявляли, что женщина намеренно отказывалась открывать дверь. Реальную материальную помощь соцзащита не оказывала, утверждают Юлины дети.

— Я поступала в 9-й класс. Зачем мне тетрадь в косую линейку и канцелярский набор для детского сада? А потом ставят в вину, что нам не нравится такая помощь, — возмущается Полина.

— Если органы власти так остро реагируют на просьбу о помощи, то давайте я буду обращаться в фонды, — продолжает Юлия. — Нет, отвечают, идите в соцзащиту. А потом я получаю иск об ограничении родительских прав.

«Не устраивает халатность чиновников»

Первый подобный иск органы опеки подали в феврале 2018 года. Чтобы участвовать в судебном процессе, женщине пришлось уволиться с должности специалиста по финансовому мониторингу на ювелирном предприятии и съехать вместе с детьми со съемной квартиры в Костроме.

Неделю семья жила в православном приюте, где им «запрещали ложиться и садиться в светлое время суток». Нажитые вещи — одежду, мебель и бытовую технику — было решено отвезти на хранение в церковь по предложению одной из прихожанок. «А потом она создала ситуацию: либо вы сейчас приезжаете, либо я все раздаю».

Так семья лишилась почти всего имущества.

Впрочем, те же верующие нашли для Юлии однокомнатную квартиру, в которой она с детьми живет до сих пор. Собственницу жилья женщина никогда не видела, по всем вопросам общается с многочисленными посредниками.

Первое дело против Юлии было прекращено в связи с ликвидацией истца: Комитет опеки и попечительства преобразовали в управление. Второй иск был подан в августе того же года. Опеке было отказано в удовлетворении требований в полном объеме.

Младенцы стали вещдоками. А врачи — заключенными

Что на самом деле скрывается за громким делом о «продаже детей» за рубеж

В январе этого года управление подало третий по счету иск об ограничении Юлии в родительских правах.

«Своим нежеланием трудоустроиться, формированием у детей негативного отношения к окружающим и стране в целом, влиянием на психологическое состояние детей (голодание на глазах у детей, побуждение к переписке) Мирзалиева Ю.Н. подвергает опасности жизнь и здоровье своих детей», — говорится в исковом заявлении (имеется в распоряжении редакции).

Все эти претензии Юлия отрицает.

Она действительно не работает по трудовому договору, но юридически сопровождает несколько дел. За это клиенты платят ей продуктами, одеждой, иногда деньгами. По словам Юлии, она отправляет резюме на вакансии по своей специальности, но пока официальную работу найти не удалось. «Если у меня опыт юриста в сфере финансового мониторинга, то меня не рассматривают на должности бухгалтера, экономиста, водителя и так далее».

Факты «негативных высказываний» в адрес государства, по словам Юлии, не нашли подтверждения в ходе судебных заседаний:

— Единственное упоминание о государстве связано с тем, что я называю себя нерусской и не желаю проживать в России, потому что здесь плохие условия. Но мое личное отношение к месту проживания, моя национальность, мое вероисповедание, мои политические взгляды и убеждения не могут быть признаком, указывающим на неисполнение мною родительских обязанностей.

Юлия настаивает на том, что не «вовлекает» Полину в переписку с госорганами — это самостоятельная инициатива дочери. В официальных письмах о помощи, которые вызвали недовольство опеки, девушка рассказывала о том, что ее мама страдает от голода, об отсутствии постоянного места жительства, о нежелании общаться с бабушкой, дедушкой и отцом, которые ее избивали в детстве.

— Сколько можно все это терпеть? — спрашивает Полина.

Письмо Полины
Письмо Полины

В письме в редакцию «Новой» девушка писала, что не хочет жить в России, потому что ее «не устраивает халатность чиновников и плохое образование». Полина говорит, что хотела бы уехать вместе с семьей в русскоговорящую страну: Казахстан, Беларусь или Украину.

«

17 сентября в Свердловском районном суде Костромы прошло последнее заседание по иску опеки к Юлии Мирзалиевой. Со стороны истца третьим лицом выступил отец детей Федор Кочетов, высокий, грузный мужчина в спортивной куртке и кепке. Со стороны ответчика в суд пришли Юлия и Полина. По видеосвязи из колонии участвовал второй бывший муж Юлии Андрей.

На заключительном заседании выступили эксперты Игорь Ювенский, судебный психиатр и главный врач Костромской областной психиатрической больницы, и психолог Ирина Черноус. Они провели заочную психолого-психиатрическую экспертизу. Какие документы они исследовали, Юлия до сих пор не знает. По словам женщины, она ни разу не видела этих экспертов раньше.

— По тем документам, которые нам были представлены, у Юлии Николаевны присутствуют признаки смешанного расстройства личности, — заявил Ювенский. — Это не тяжелая психиатрия. Мы считаем, что Юлия Николаевна по своему психическому состоянию опасности при совместном проживании с детьми не представляет.

Психиатр отметил, что у Юлии сложный, «демонстративно-шантажный характер», воинственное отношение к присутствующим в зале суда и «фиксированность на борьбе за свои права».

По его словам, такое поведение отличается от общепринятой модели.

— А это не может быть профессиональное? — поинтересовалась Юлия. — Я защищаю не только свои права. У меня на сегодняшний день пять дел, и везде в качестве ответчика или привлекаемого лица выступают органы государственной власти. Единственное мое отличие — это принципиальность.

— Ваше восприятие такое, — отказался спорить Ювенский.

По мнению Черноус, модель поведения Юлии негативно отразилась на отношении Полины и Лизы к отцу — в психологии, как отметила эксперт, этот феномен называется «синдромом отвержения одного из родителей».

— Для благополучного психологического развития важно наличие позитивного отношения к обоим родителям, — констатировала Черноус. — Пока у нас есть претензии к родителям, мы не можем себя считать ни здоровыми, ни взрослыми.

Психолог добавила, что негативное отношение к отверженному родителю формируется чаще всего родителем-индуктором. В этом случае, по мнению Черноус, Полина и Лиза присоединились к мнению матери об их отце.

— То есть в любом случае виновата я? — усмехается Юлия. — По-вашему, я должна говорить детям, что сопли в лицо — это хорошо? Они испытывают дискомфорт [во время общения с родственниками]. Когда перестают с ними общаться — у них состояние творческого, душевного подъема. Мы сменили круг общения, и сейчас у детей есть достижения. Разве это ненормально?

Алиби нет

Рассказ мамы четырех приемных детей Светы Строгановой о них, о себе и о счастье

Выслушав мнения экспертов, судья Ольга Тележкина перешла к прению сторон.

— На сегодняшний день появились ли неопровержимые доказательства того, что я жестоко обращаюсь со своими детьми? — поинтересовалась Юлия у представителей опеки.

— Вопрос по жестокому обращению здесь вообще не обсуждается.

— Появились ли у вас доказательства того, что дети не обеспечены минимальными жизненными благами?

— Нет таких доказательств.

— Появились ли у вас доказательства того, что я чиню препятствия, и если да, то в чем это выражается в общении отца с детьми?

— Вопрос о чинении препятствий не относится к иску.

— Появились ли у вас доказательства того, что я ненадлежащим образом исполняю функции родителя в области образования, здравоохранения, воспитания и обеспечения детей?

— Вопрос о неисполнении вами родительских обязанностей в течение судебных заседаний на сегодняшний день не обсуждался.

— Вы чего хотите? — спрашивает Юлия у своего бывшего мужа. — Тебя устраивает твоя семейная жизнь?

— Семейная, допустим, устраивает, — медленно отвечает Федор.

— То есть все устраивает?

— Работа есть, крыша есть.

— Ко мне какие претензии?

— Нет претензий к тебе.

— Тогда я вообще ничего не понимаю! — почти кричит Юлия.

Выслушав вопросы со стороны ответчика, судья удалилась в совещательную комнату. Через 15 минут она вынесла решение отказать органам опеки в удовлетворении исковых требования. Дети остались с мамой.

Полина и мама Юлия в суде. Фото: Елизавета Кирпанова / «Новая газета»
Полина и мама Юлия в суде. Фото: Елизавета Кирпанова / «Новая газета»

Через несколько дней после заседания Юлия мне написала снова. Она беспокоится, что в мотивировочной части решения суда включили заключения психиатра и психолога, которые отличаются от того, что сказали эксперты на суде:

«В юриспруденции есть такое понятие, как преюдиция. То есть если я не опровергну эти факты, то они при вступлении решения суда в законную силу будут считаться де-юре доказанными и состоявшимися. В нашем конкретном случае — это признание меня психически больным человеком со всеми вытекающими последствиями и профилактическая работа по тем основаниям, которые перечислила противная сторона».

По словам Юлии, если ее поставят на психиатрический учет и отправят в больницу, детей «растаскают либо по приемным семьям, либо отцам, бабушкам-дедушкам». Ситуация осложняется еще и тем, что женщину попросили срочно покинуть занимаемую квартиру до конца месяца. Юлия считает, что «история совсем не закончилась».

Кострома

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow