30 августа 1918 года в Ленина стреляли — во время его выступления на митинге у завода Михельсона. Подозреваемую схватили на месте преступления. Это была Фанни Каплан, молодая женщина с богатой революционной биографией. В 16 лет она примкнула к анархистам. В 1906 году была ранена при взрыве бомбы в Киеве, схвачена и царским судом приговорена к бессрочным каторжным работам.
На сей раз дознание провели в рекордно быстрые сроки. Обошлись без суда. Расстреляли и тело сожгли.
И вот уже сто с лишним лет историки не могут прийти к единому мнению: точно ли она стреляла? Разве полуслепая женщина могла попасть в вождя?
Подлинные обстоятельства этого покушения так и остались тайной.
Счастье умереть на эшафоте
На сцене пылает революционная страсть, жертвенная готовность бороться за народное дело. Фанни пришла к революции эмоционально. Он ненавидела старый мир и была готова разрушить его до основания даже ценой собственной жизни.
Но борьба за свободу обернулась новой диктатурой, разгоном Учредительного собрания, жестокими репрессиями. Погас пламень революции! На поверхность всплывает столько пакости, что она захлебывается. Спасения нет.
На сцене Театра у Никитских ворот линия борьбы обнажилась. Раскрылась сущность людей, разделившихся на два непримиримых лагеря.
За или против — третьего не дано. И террористка пытается остановить террор. Вот почему героиня пьесы стреляет в Ленина.
Фанни Каплан принадлежала к поколению террористов, которые сто с лишним лет, казалось, не знали преград. Только министров внутренних дел убили троих — Сипягина, Плеве и Столыпина. Убили императора Александра II. Убили московского генерал-губернатора и командующего войсками округа великого князя Сергея Александровича, дядю царя. Страх перед революционерами-террористами был тогда всеобщим.
Жена начальника одного из жандармских управлений вспоминала: «Не проходило и дня, чтобы кого-нибудь не убили. Все должностные лица не выходили иначе, как окруженные с четырех сторон солдатами с ружьями, но, несмотря на эти предосторожности, многие были убиты… Когда один из помощников моего мужа, отправляясь на службу, подошел к перекрестку, сзади послышался звук выстрела. Все обернулись, а спереди выскочили молодые революционеры и всех уложили на месте».
Спецслужбы царской России столкнулись с людьми, не боявшимися смерти.
— Вы лишаете меня счастья умереть на эшафоте, — нисколько не рисуясь, говорил член ЦК партии эсеров Михаил Гоц товарищам, удерживавшим его от участия в теракте.
Потрясенный прокурор, присутствовавший при казни приговоренных к повешению боевиков, признался жандармскому генералу Александру Герасимову:
— Как эти люди умирали… Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких признаков слабости… С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои.
Герасимов с неудовольствием констатировал:
— Все террористы умирали с мужеством и достоинством. Особенно женщины.
С террором тогда справились вовсе не спецслужбы. Первая русская революция 1905–1907 годов завершилась компромиссом между обществом и дворцом. Общество избавилось от радикальных лозунгов и методов, власть поступилась привилегиями.
Николай II отказался от самодержавия. 6 мая 1906 года он утвердил новую редакцию «Основных государственных законов Российской империи». Страна превратилась в конституционную монархию. Впервые в России были закреплены гражданские права и свободы — неприкосновенность личности и имущества, свобода веры.
Старая Россия не знала телефонного права — и не потому, что телефонных аппаратов было маловато, а потому, что даже император не мог нарушать закон и влиять на суд.
И свои законодательные полномочия он разделил с Государственной думой и Государственным советом (что-то вроде нынешнего Совета Федерации). Император определял состав правительства. Но бюджет и законы принимала Дума. Формировалась система разделения властей. Появилась публичная политика. В Думу избиралось предостаточно оппозиционеров, в том числе радикально настроенных. Дума и Государственный совет проваливали правительственные законопроекты.
Террор прекратился. Пока большевики не взяли власть.
«И мухи не обидит»
Большевики считали, что индивидуальный террор бесполезен, революции нужен террор массовый. И сделали то, на что не решились даже эсеры, — при всей их смелости и готовности пожертвовать собственной жизнью. Даже они не могли переступить через некоторые моральные нормы.
После покушения на Ленина провозгласили «красный террор». Нарком внутренних дел Григорий Петровский разослал местным органам власти циркулярную телеграмму:
«Применение массового террора по отношению к буржуазии является пока словами. Надо покончить с расхлябанностью и разгильдяйством. Надо всему этому положить конец. Предписываем всем Советам немедленно произвести арест правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников».
На III съезде Советов Ленин объявил:
— Ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе, как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны трудящихся, эксплуатируемых масс против эксплуататоров, — да, мы за такое насилие!
Лидер левых эсеров Мария Спиридонова, сидевшая на каторге вместе с Каплан, с укоризной написала Ленину: «Неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться и не убивать Каплан? Как это было бы не только красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время нашей всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздается только щелканье зубами, вой боли, злобы или страха…»
Будущий обозреватель «Правды», а тогда сильно не одобрявший большевиков публицист Давид Заславский пометил в дневнике: «Ленин, наверно, добрый в личной, в семейной, кружковой жизни человек. Наверно, "и мухи не обидит" у себя дома. А вот не пощадил, не помиловал ту девушку, которая стреляла в него. Он видел смерть перед собой, знает, как стирает смерть все земное, и в последнюю минуту все равны — и он, и эта девушка, — и сам, цепляясь за жизнь, карабкаясь из могилы, толкнул туда эту девушку — хотя уж без всякой нужды».
Никаких сомнений!
Вот вопрос: почему русский интеллигент из просвещенной дворянской семьи считал возможным сажать и даже расстреливать людей без суда и следствия?
Он сам прошел через тюрьму и ссылку. Но это не воспитало в нем обостренной чувствительности к ущемлению прав человека.
Он уверился в правоте собственных идей и отстаивал простой постулат: только построение коммунистического общества приведет к полному торжеству справедливости и сделает весь народ счастливым. Ради достижения этой великой цели можно и нужно идти на все. Какое значение имеет жизнь отдельных людей, когда речь идет о всеобщем благе!
Большой террор вовсе не был случайностью, аварией, коротким замыканием на долгом историческом пути. Целые поколения воспитывались в атмосфере пылающей ненависти, выискивали вокруг себя врагов и их методично уничтожали. Это ставит перед всеми, кто жил в советские времена, тяжелый вопрос о личной ответственности, в первую очередь моральной, за все, что происходило.
Для устройства лучшего будущего нет сил или желания. Переписать прошлое во сто раз проще. Поэтому слабонервные просят унести пугающее их историческое зеркало. Крепкие духом отправляются в Театр у Никитских ворот, где с успехом прошла премьера поставленного Марком Розовским спектакля «Фанни».
