«Кому мы нужны такие?»

— Жена умерла, теща умерла, мне — придется в гнилой будке одному сдыхать. Я возьму хлеб, иногда рыбку. Но иногда, конечно. Обычно возьму только батон. По пенсии мне платят — одну тысячу восемьсот рублей. У меня была не та профессия — мне не положено больше.

Всю жизнь Анатолий Васильевич работал трактористом. Под клеенкой на кухонном столе у него стопки выцветших счетов за электроэнергию — каждый в районе 20 рублей. Он практически не включает свет и ничего не готовит. Когда умерла жена — «все закончилось».

Потолок и стены кухни в черной копоти, печь посыпалась. Ее нужно переделывать, говорит Анатолий Васильевич, но понимает, что на те деньги, что он получает, это сделать невозможно. Дома душно, пахнет сыростью, да и тяжело поверить, что это жилое помещение. В подполе вода почти достает до пола — она приходит туда после каждого дождя. У потолка на бревне рядом со свисающей проводкой плачет котенок — мужчина снимает его за шкирку оттуда. Худой, сам в копоти, малыш ластится об сапоги хозяина — старик первый раз улыбается сквозь густую седую бороду: «Это мой котенок, живет со мной».

Этот дом стоит на Ломоносовской улице — в месте, про которое местные таксисты говорят: «бедность и богом забытый кошмар, куда не ездят ни такси, ни автобусы», — и почти всегда отказываются от заказов в ту сторону. В том числе из-за дороги, вместо которой бугры. Летом прошлого года вода из разлившейся реки не дошла сюда. Но дома на этой улице выглядят так, как будто они утонули еще до всего произошедшего. Заборы повалены и наполовину утопают в грязи. В крышах некоторых жилищ — дыры. Ломоносовская, на которой стоят десятки домов, всего в пяти минутах от центрального вокзала.

— К вам [в Тулун] приезжал ваш сейчас уже избранный губернатор Игорь Кобзев. Он был в этом месте? — спрашиваю у Анатолия Васильевича.

— Вы что, смеетесь? Кому мы нужны такие? Там и без нас хватает… Он на вокзал приехал — все чисто, асфальт есть. Нормально, значит, живем. Зачем ему по домам ходить?

«Кому мы нужны», «Нет, ну а ему зачем мы нужны», «Кому я нужен», — мужчина еще долго повторяет это и не раз удивляется вопросу, зачем бы губернатору понадобилось приезжать в районы, где дома не пострадали от наводнения. Но в которых люди живут с дырами в крышах и питаются одним хлебом.

«Картошку накопал, живу пока»

Сотни домов, которые стояли первым рядом у берега реки Ия, ушли под воду, когда на город в конце июня обрушилась первая волна наводнения из-за не выдержавшей дамбы (уровень реки достигал 13,5 метра при критической отметке в 7 метров) — дома уплыли, разбились об автомобильный мост, некоторые сгорели из-за вспыхнувшей внутри проводки.

Мясокомбинат, ЛДК, Гидролизный — эти районы серьезно пострадали спустя месяц, после второй волны, в конце июля. Накренившиеся, с разбитыми окнами, из гниющих досок — дома все еще стоят. Большинство пострадавших либо сразу эвакуировались и так и не вернулись обратно, либо получили сертификаты на новое жилье и тоже уехали.

Через окна на книжных полках внутри жилищ видно «Робинзона Крузо», «Особенности национальной рыбалки», серую мишуру — пару лет назад она, блестяще-розовая, наверное, украшала елку. Видеокассеты со старыми фильмами, тарелки, покрытые слоем пыли, зеркало, на углу которого висит розовый брелок в виде мышонка. Вывернутые до пружин кресла, коробочка со связками уже ржавых ключей, плавающих в воде.

Из переулка, услышав щелчки фотоаппарата, выглядывает пожилой мужчина в кирзовых сапогах. Георгию Ивановичу 75 лет, он живет здесь практически один — рядом осталось всего четыре жилых дома. Мужчина отремонтировал летнюю веранду и пока ночует там, но уже собирает уцелевшие вещи, чтобы уехать к дочери, а затем реализовать сертификат на новое жилье:

— Никого не осталось — все уехали с сертификатами. Мне сказали: вы землю можете оставить, но раз сертификат получили — дом мы ваш должны разломать под снос.

Болота засыпают булыжниками, кирпичами битыми. Для чего будет эта земля? Там дерево не посадить, ничего расти не будет, — мужчина показывает на груду досок и разломанный пополам дом.

На вопрос за кого Георгий Иванович голосовал на выборах губернатора, он отмахивается: «Не-не, не ходил я. И не хочу. Они все языком шибко… Не хочу».

«Моя собачка, моя хорошая собака, сторож мой», — Георгий Иванович застегивает ошейник на своей пятнистой маленькой, но отважно лающей собачке, с которой он сидел на крыше, когда вода в доме поднялась до потолка. Там они вместе просидели около суток, пока на лодке их оттуда не сняли эмчеэсники.

Бабушку с дедушкой знаю на нашей улице — они тоже утонули. Что это вообще за цифры такие…» — так Георгий Иванович реагирует на официальную статистику в двадцать шесть погибших и четверо пропавших без вести во время наводнения.

«Галь! Галь, выходи!» — кричит Георгий Иванович соседке.

Из внешне аккуратного домика, не похожего на соседние, выходит женщина в красном свитере и белой шапке. Уставшая, но с добрыми глазами — Галина. Она очень стесняется камеры, но все же рассказывает, как оказалась здесь. «Я родилась здесь, потом с родителями мы уехали в Москву — папа у меня там служил. А потом мы с семьей сюда вернулись. В этот Тулун. Зачем они сюда приехали?» — спрашивает Галина и отворачивается из-за слез.

— У меня было четверо сыновей, я их одна растила. Двое погибли. Один сын под машину попал — ему было двадцать лет, еще один сын через четыре года погиб — под поезд попал. Я за ним была как за каменной стеной, — женщина сжимает в руке платочек, которым вытирает под глазами слезы, когда очень торопливо, чтобы не останавливаться на страшных моментах, пересказывает свою историю. — Еще один мой сын сошелся с девочкой из Иркутска, у нее нашли рак, и она умерла, он поехал туда. И четвертый мой сын — у него дом сгорел — ему некогда было мне помогать.

Галина отдала жилье, на которое получила сертификат, младшему сыну, а сама осталась здесь. У женщины пенсия — около десяти тысяч. «Да и ладно, хоть такая. Я просто с детьми всю жизнь просидела. Я еще им помогаю. Откладываю. Собачек чужих кормлю, как своих».

К Галине, хромая на одну лапу, подбегает белый пес, очень похожий на лайку: «Подбили тебя. Ты добрый, ко всем [подбегаешь]. А тебя так… Мне с ним весело. У меня же никого нет. А он меня охраняет».

На выборах Галина голосовала за Кобзева: «Я хотела идти [в магазин] — хлеба нет, а тут они ко мне приехали [с выездным участком]. Я больше никого, кроме Кобзева, не знаю, говорю: за кого голосовать? Они мне говорят: сейчас покажем. Но я и так собиралась за него голосовать, у него четверо детей, говорит, что за народ».

— А при нем лучше жить стало? — спрашиваю у Галины.

— Я не знаю, я же дома сижу. Но я и никого больше не знаю, даже телевизор включить не могу — антенна уплыла. Но вы знаете… — Галина задумывается и как бы с сожалением продолжает: — Когда наводнение было, нас освобождали от платы за электроэнергию. Сейчас мне принесли счет — за то лето насчитали 500–600 рублей. Я бьюсь, не знаю, что делать. Я говорю: у вас совесть есть? Я же плачу каждый месяц. Сейчас звонила на линию губернатора, но они не отвечают.

— Вам не страшно здесь жить?

— Страшно, очень страшно. Но пусть лучше дома стоят. Так хоть какая-то видимость улицы. А этот [Георгий Иванович] уедет — и как я… Гош! Я не поняла, ты уезжаешь или не уезжаешь?

Георгий Иванович треплет за уши пса, тут слышит соседку и кричит ей с другого конца переулка: «Да с тобой я, с тобой! Картошку накопал, живу пока, живу».

«Мы вам дали жилье

Игорь Кобзев выходил на видеосвязь с Владимиром Путиным из микрорайона Угольщиков — там и в микрорайоне Березовая роща уже построены двухэтажные многоквартирные дома для переселенцев из пострадавших районов. На въезде к домам праздничный билборд с шариками — «С новосельем!». На каждой информационной доске подъезда — агитационные листовки Кобзева. За забором идет стройка многоэтажек.

Многие квартиры в свежепостроенных домах еще пустуют, а те, кто заехал, — смогли начать перевозить туда свои вещи только незадолго до выборов. Александру — 65 лет, он с семьей жил на Чернышевского — эта улица находится прямо за улицей Ленина, в центре города.

— У нас бабушка лежачая — ей 95 лет, мы бабушку увезли [во временный пункт], когда вода пришла, а сами вернулись и уехать не смогли, остались на крыше. Занесли туда продукты из холодильника, сам холодильник не подняли. Собаку, кур, где-то сутки там с ними сидели. Собака как чувствовала — сама вскарабкалась.

Александр с семьей получили компенсацию за утраченное имущество внутри дома — 150 тысяч рублей. Мужчина говорит, что «конечно, это не покрывает расходы», к тому же всем, кого он знает, не возмещали ущерб за постройки — бани, сараи, гаражи: «Если бы была возможность, я бы там остался. Столько там сделал, мы тридцать два года там жили. И подвал я кирпичом обложил, туалет поставили, баню новую построили — полностью калиброванную (из калиброванного бревна. — Ред.), столько мучений… И вот пришлось все бросать».

Теперь Александр через суды бьется за свою землю, которая была у него в собственности: «Она у меня приватизированная, а мне говорят: мы вам дали жилье — землю забираем. Я не хочу отдавать свою землю. Придешь оформляться — то не те документы, то у них чего-то нет. Приходили к нам дом замеряли, говорят — не пригоден для жилья. Но мы-то думали, что будем там еще жить».

В новых домиках в микрорайоне Угольщиков, как рассказывает Александр со слов соседей, уже много жалоб на потолки, которые начинают обвисать после сильных дождей: «Пошли первые дожди — и у нас потолок «побежал»… Потолки снимали, воду оттуда сливали. Потом плесень пошла, сняли обои, начали чистить. Это ничего, конечно… Но это же новое жилье, а окна уже потресканные. Хоть в Березовой Роще не согласился».

— А что в Березовой Роще?

— Ой… Я бы не потянул, мне уже много лет, а там же дома, столько делать нужно. Нужно гараж строить, баню. И там еще вовсю их делают. Одна фирма делала-делала, бросила. Вторая взялась.

«Приехали, на камеру поработали»

При выходе из подъезда на лавочке, облокотившись друг о друга, сидят две женщины — две Елены. У одной из них затопило дом в селе Аршан — в 90 километрах от Тулуна, она получила квартиру здесь, говорит, что «все в принципе нормально, жить можно», но тоже знает про проблему с потолками. А у второй Елены — она инвалид первой группы — дом стоял прямо у реки Ия в самом Тулуне. Он уплыл, со всеми документами.

— Мы сначала в детском садике на матрасах валом спали. Спасибо им, что дали нам место. — Елена облокачивается одной рукой на палочку, второй — держится за руку подруги. — Потом нас в Братск вывезли. Сказали: снимайте жилье и добивайтесь своих документов, которые уплыли. Теперь ездим каждую неделю на суд, доказываем, что это именно нашего дома нет. По судам ходили, бились за свои квадраты [дома], сейчас бьемся за землю — она у нас была приватизирована.

Так как дом Елены стоял на берегу реки, на той земле, которая принадлежит ее семье, — что-то новое строить не разрешат. Но предоставить землю в другом месте ей отказываются: «Сначала нам сертификат дали на полтора миллиона, мы говорим: «Вы чего творите? У нас дом сто квадратов был», затем на два [миллиона] и только потом на три с половиной».

Как и в случае Александра, женщинам отказывают в возмещении ущерба за другие постройки на участке. Дарья, дочь Елены, добавляет: «Еще много людей судятся за сертификаты, доказывают, что это были их дома. Все эти [чиновники] к нам приезжали, говорили: «ой, да будет вам за землю возмещение». Левченко (Сергей Левченко — губернатор Иркутской области до декабря 2019 года. — Ред.), Мутко (вице-премьер Виталий Мутко.— Ред.) приезжали, на камеру поработают — и уедут. Но вот стоит толпа людей! Дайте им бумагу какую-то. А то вы приехали, на камеру поработали и уехали. Или эти дома, сколько они их строили… Прямо перед выборами закончили».

«Там все шоколадно»

На вопрос, за кого голосовали на выборах, Дарья отвечает первой: «За Щапова». Елена, ее мама, закуривает и говорит: «Этот Кобзев такой же, как Левченко. Это неправда, никто не ходил за него голосовать!» Дочка смеется: «Ну-ну, ты за всех-то не говори».

Поблагодарить Елена хочет, и просит — не чиновников: «К нам солдаты, ребята молодые, эмчеэсники, приезжали со всей страны, помогали вручную разбирать дома, спасали нас. Обычные ребята приплывали на лодочках, чаем поили. Людям большое спасибо, обычные люди у нас молодцы». На этих словах вижу, как в глазах у Елены блестят слезы.

— Туда заносили тех, кого потеряли родные. А тех, у кого родни не было, так и нет там. Как будто не было людей. А сколько пожилых во временных пунктах поумирали… У кого инфаркт, у кого инсульт, их вообще не учитывают.

Женщины говорят, что есть в городе и хорошее, что появилось после событий прошлого лета. Это новое инфекционное отделение больницы, которое построил Сбербанк, и современная школа «Новая эра» на 1275 мест — ее возвела «Роснефть». «Но они же и тут примазались, — восклицает Дарья, вспоминая выступления Кобзева. — Просто рядом постояли перед выборами, типа они такие молодцы».

Центральная улица города — улица Ленина — также в числе пострадавших от наводнения. Оттуда также велась трансляция по видеосвязи с президентом. На первый взгляд она выглядит образцово, чисто. «Там все шоколадно», — говорят о ней местные. Уже положили свежий асфальт, поставили витиеватые скамейки и кабинки уличных туалетов, установили шутливый памятник корове с газетой.

Но когда прогуливаюсь по центру, ни разу не покидает ощущение искусственной картинки для телевизора.

Памятник корове очень нравится висящим на ней детям. Но живые коровы буквально в трех минутах пешком от этого места пережевывают разбросанные отходы у перевернутых мусорных баков. А внешне какие-то сверхсовременные туалеты с зелеными фонариками не работают — просто стоят как декорации. Поэтому один мужчина справляет нужду за забором у визуально высокотехнологичных кабинок.

Тулун