На улице Ярославской, на юге пасмурной Вологды, над строительной площадкой в честь начала учебного года в небо летят воздушные шары. У ее входа — народный мемориал: табличка «Светлая память жертве полицейского и чиновничьего беспредела», обрамленная цветами. Здесь 26 августа полиция задержала активиста, выступающего против вырубки городского сквера, — 45-летнего Сергея Пахолкова. На следующий день при невыясненных обстоятельствах он умер в отделе полиции. Следственный комитет РФ по Вологодской области возбудил уголовное дело по части 2 статьи 109 УК («причинение смерти по неосторожности при исполнении профессиональных обязанностей»). За делом следит и областная прокуратура, а в областном УМВД назначилислужебную проверку в отношении полицейских.

Народный мемориал установили прямо напротив входа на стройплощадку, но раз за разом кто-то демонстративно его отодвигает на обочину. Активисты — жители близлежащих домов и сочувствующие им — раз за разом возвращают его на место.

Одно из главных лиц районного сопротивления — Ирина Йовжий, брюнетка с двумя прядями, обрамляющими лицо. Она здесь разве что не ночует.

Олег — спокойный, флегматичный мужчина. Но себя называет «неравнодушным гражданином». Он хоть и не живет здесь, а поддерживает протестующих.

Задержание происходило на глазах юриста Романа Морозова, местного правозащитника (хотя сам он от этого звания открещивается). Вслед за активистами он поехал в отдел полиции № 1

Ирина, Олег и Роман возвращают сдвинутый на обочину мемориал на место. Ламинированная табличка на мемориале снизу промокла от дождя. Сыро, промозгло. Ирина говорит, что это уже вторая табличка: первую изъяла полиция. «Чтобы изучить подробно, понимаете, — смеется Роман. (Серьезный юрист в костюме, он постоянно отпускает шутки.) — Они, наверное, исследовали, что такое «светлая», что такое «память» и так далее по списку. На слове «беспредел» они уже запутались, наверное».

Створы дверей строительных ограждений открываются. Прямо на мемориал, за которым стоят активисты, медленно движется КамАЗ. Упирается в него. Немного «думает», потом дает заднюю. Створы закрываются.

О том, что по улице Ярославской построят детский садик, — а именно им хотят заменить городской сквер — стало известно в октябре прошлого года. Жители домов, которые фактически выросли в этом сквере, возмутились. Они говорят: мы не против детского сада, он нужен, но не здесь. Даже предлагают другое место для застройки — в нескольких минутах ходьбы.

Изначально власти благоволили к переговорам. Несколько раз проходили встречи с жителями, но это ни к чему не привело.

Тогда администрация города вместо публичных слушаний затеяла электронное голосование на сайте Госуслуг. Длилось оно 10 дней в конце декабря прошлого года: людям предлагалось поставить сердечко «за» или «против» строительства садика в микрорайоне «Бывалово», близ домов 34, 36, 38 и 40 на Ярославской.

Победили сердечки «за» с перевесом в почти 300 голосов: 1780 против 1388.

На несколько месяцев всё затихло. Вспыхнуло вновь, когда администрация Вологды во время пандемии в конце марта — начале апреля объявила электронный аукцион, видимо, вдохновившись успехом электронного голосования. Заказчиком выступило Муниципальное казенное учреждение «Градостроительный центр города Вологды», а конкурс среди подрядчиков выиграло ООО «Базис ЛТД».

Контракт с ним заключили 21 апреля, а уже на следующий день у сквера с прудом появилась строительная техника. Люди бросились на защиту сквера. Через пару дней, по словам активистов, они договорились с «Базисом ЛТД» и администрацией создать рабочую группу. Встречу назначили на 28 апреля, но 27-го уже начались строительные работы.

С тех пор протесты не прекращались ни на день. Около сотни человек самых активных защитников выходят на митинги, пишут обращения и пытаются наладить диалог с властью.

«Сереж, ты где?» — «На Майдане»

Сергей Пахолков был одним из тех, кто не давал протестам затихнуть. Четыре месяца неравнодушные вологжане выходили к забору, на месте которого раньше были зеленые деревья и пруд, а теперь нависает огромный башенный кран. Он парит прямо над территорией детского сада (новый детсад решили строить прямо по соседству со старым).

Ольга — жена Сергея — ее светло-русые с проседью волосы завязаны в узел на голове — обычно выходила с ним, но не в тот день. Она рассказывает: «С работы шла в половине второго и взяла у него по дороге ключи. Перед этим я ему звоню, говорю: «Сереж, ты где?» В ответ: «На Майдане». «Все, — говорю, — ясно».

«Майдан» вологодского масштаба в этот день действительно случился. Во всяком случае, по мнению правоохранителей. На место стройки прибыла полиция в лице дознавателя, майора Дмитриевой, — блондинки с короткой стрижкой, почему-то не в форме, а в бирюзовом пальто и цветастом шарфике, — и начальника отделения охраны общественного порядка вологодского УМВД, майора Клеменченко.

Ссылаясь на некие следственные действия и при этом совершающееся административное правонарушение, они опоясали «место происшествия» бело-красной лентой.

Ирина в тот день перегородила въезд на стройку своей машиной с разбитым лобовым стеклом (по ее словам, его ночью разбили неизвестные). Она поставила машину так, что проехать на стройплощадку было невозможно — вокруг четыре бетонных блока.

Я восстанавливаю картину того дня через многочасовую трансляцию, их активисты ведут постоянно.

Полицейские грозятся изъять машину Ирины. Люди требуют оснований. Сначала задерживают Олега Малиновского, вслед за ним — Сергея Пахолкова, мужчину в светлой футболке, кепке и с сумкой через плечо. На видео задержания с двух разных ракурсов видно, как Сергей падает с бетонных блоков на асфальт, но наверняка сказать, сам ли он упал или это случилось с участием полицейского, нельзя (записи с нагрудных видеорегистраторов, которые были на полицейских, по словам Романа Морозова, стражи порядка скрывают).

«Человека чуть не убили!» — срывается на крик Ирина.

Ее машину увозят.

«Плечи такие мягкие были. Как будто он там спал»

С Ольгой Смирновой, женой погибшего, мы встречаемся все у того же сквера. Домой не приглашает: говорит, что не убиралась с самого дня смерти мужа. «Его одежда лежит, я даже не могу ее убрать, честное слово», — оправдывается она. Дома трое их детей, школьники Игнат и Захар, и Таисия, она еще ходит в садик.

Сама Ольга работала в крупной торговой сети, но с рождением каждого ребенка это становилось труднее. Зарабатывал Сергей. Был слесарем, монтажником ПВХ, изготавливал алюминиевые конструкции и, наконец, выучился на промышленного альпиниста. Работал вахтовым методом, в основном в командировках.

«Он последние пять лет так работал. Ему очень нравилось. Достаток нормальный. Но бывало и обманывали: работа ведь неофициальная. Один предприниматель до сих пор должен ему 90 тысяч. Сережа у меня такой добрый, мягкотелый, не пойдет он никуда ругаться, говорит, бог с ним», — рассказывает о муже Ольга в настоящем времени.

Когда стало известно о планах вырубить сквер и на его месте построить детский сад, она вместе с ним стала выходить на улицу.

В тот день ей позвонила соседка. «Я бегом — дождик, ливень. Пока бежала, он уже в УАЗике сидит. Его уже затолкали». Он мне только одно слово сказал: «Оль, езжай за мной».

И она поехала.

Пока его везли, он звонил ей. Спрашивал, где она. Я говорила: «Сережа, я еду за тобой».

Уже в отделе полиции Сергей позвонил вновь и сказал, что чувствует себя нехорошо. Жена посоветовала ему вызвать скорую. Все это время к нему и к Олегу Малиновскому не пускали их защитника. Скорую все-таки вызвали.

Здоровье у мужа, по словам Ольги, было хорошее, но от давления он действительно временами страдал.

В шесть вечера, спустя почти четыре часа после задержания, она поехала в детский сад, за младшей Таей. Они вновь созвонились, Сергей уверял, что переживать не стоит, обещал, что к вечеру будет дома. Попросил лишь немного денег на проезд и бутылку воды. Ольга передала деньги и «со спокойной душой поехала за ребенком».

Последний раз он позвонил ей в 19.56: «Оля, меня сегодня не отпустят до суда». Я говорю: «Как так?» «Суд будет здесь, — сказал он. — Я больше тебе не позвоню, садится батарейка, 5%».

— Знаете, я это расцениваю так, что он попрощался со мной. Честное слово. Потому что я его больше не услышала и не увидела, — вспоминает Ольга. — Потом я долго просила, чтобы пустили меня к мужу, хоть к мертвому. Когда его уносили, я попросила мужчин, чтобы дали мне хотя бы пять секунд. Спасибо, что дали. Вынесли в черном пакете. Видела его джинсы, лицо не открыла. Подумала, если открою, тут и лягу. Просто взяла его за плечи. Плечи такие мягкие были. Как будто он там спал.

***

За несколько месяцев протестов на улице Ярославской было всего два задержания. Задерживали местного активиста и политика Евгения Доможирова (он в шутку называет себя «организатором всех беспорядков») и Олега Малиновского. 26 августа Малиновского задержали вновь.

Выходя из машины у отдела полиции, Сергей, как вспоминает Олег, ударился головой о дверной проем машины, но «вроде особо не потерял равновесие. За голову немножко так схватился».

В отделе их поместили в накопитель.

— Через час-полтора после задержания Сергей внешне нормально выглядел. Потом я вижу, что ему как-то хуже вроде делается. Потом вижу, уже как-то по стулу сползает, — рассказывает Олег.

Олег попросил сотрудников полиции вызвать Пахолкову скорую. Врачи приехали, померили давление, сделали ЭКГ. Дали таблетку. После этого ему стало лучше.

Защитника, наконец, допустили. На каждого составили по два протокола — статья 19.3 КоАП («неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции») и статья 20.6.1 КоАП («невыполнение правил поведения при чрезвычайной ситуации или угрозе ее возникновения»; в Вологде, как и в Москве, действует «режим повышенной готовности»).

Затем их развели по камерам. На следующее утро, спустя несколько часов после подъема, Олег услышал странные хрипы.

— Будто что-то в горле западает. В коридоре началась возня: кто-то двери открывал, закрывал, ходил. Потом я услышал, как женщина говорит какими-то медицинскими терминами, а потом звук открывающегося чемоданчика характерный. Потом услышал, что хрип надрывный прекратился и послышалась неразборчивая речь. Как бы сказать… полубредовая. Трудно было понять: что-то пытается человек сказать, но что — непонятно. Потом я разобрал, что это голос Сергея, я его узнал.

Тогда, примерно в 9 утра, ему вызвали еще одну скорую. Врачи его вновь осмотрели и вновь уехали, не найдя причин для госпитализации.

Олег увидел, как Сергея выводили из камеры.

На обратном пути, когда его в камеру вели, я погромче закричал, чтобы он услышал: «Сергей, как ты себя чувствуешь?» Он голову повернул, посмотрел на меня, но мне даже показалось, что он меня не узнал.

Полицейский, который сопровождал Пахолкова, сказал, что с ним все нормально. Малиновский вспоминает: «А это алкогольная эпилепсия, — сказал полицейский. — Здесь постоянно такое происходит. Ничего страшного тут нет».

Позже к ним пришел Роман Морозов, чтобы согласовать линию защиты в суде — он должен был состояться в тот же день.

— Когда [Сергей] заходил, я ему руку протянул поздороваться, — вспоминает правозащитник. — Было впечатление, что он не совсем меня узнал. Когда садился на стул, он сразу же сказал: «Да, пил-пил». А я ему даже вопросов не задал. Я даже не понял, к чему он это сказал.

После ухода защитника, где-то через час, Олег Малиновский услышал из камеры товарища громкий «шлепок». Потом — снова хрипы, но уже тише. «Помню, через какое-то время хрипы превратились в стоны. Я различил, что там кто-то пытается слабым-слабым голосом сказать: «Помогите… мне». Неразборчиво очень, но я смог уловить, — вздыхает Олег. — Несколько раз это повторяли. Потом стоны смолкли. Снова хрипы начались. А потом и хрипы стихли».

Когда Олега вывели вместе с другими задержанными, чтобы повезти в суд, Сергея рядом с собой он не увидел. Спросил в дежурной части, где он. Мне ответили: «А Сергей останется здесь». Я говорю: «Что-то случилось?» И побежал к его камере. Смотрю, он там лежит на полу — ногами к двери на спине. Просто лежит, не двигается. Я говорю полицейскому: «Он чего, умер что ли?» В ответ: «Так да, умер».

«Сейчас мы тут все как во сне»

Дело по факту смерти Сергея Пахолкова СК РФ по Вологодской области возбудил в тот же день, 27 августа. Ольгу признали потерпевшей. Нынешняя квалификация дела — часть 2 статьи 109 УК («причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей»). Срок — до трех лет лишения свободы. В отношении полицейских начата служебная проверка.

В пресс-релизе УМВД России по Вологодской области сообщает, что сотрудники патрульно-постовой службы пытались провести разъяснительную беседу с Малиновским и Пахолковым, но это не помогло, поэтому их пришлось задержать. В полиции Пахолкову стало плохо, ему вызывали скорую помощь, но «мужчина скончался».

«На данной стадии настораживает первоначальная квалификация, где в качестве круга ответственных лиц, помимо сотрудников полиции, ставят и сотрудников скорой помощи, — говорит об уголовном деле адвокат Ольги Александр Чаузов. — Акцент смещается с площадки, где люди были задержаны, на отдел полиции № 1».

Кроме того, потерпевшей стороне почему-то не дают знакомиться с протоколом осмотра трупа. Предварительная причина смерти была названа судмедэкспертом еще 28 августа — это травматический отек и закрытая очаговая травма мозга. При этом, что именно сказано в экспертном заключении, адвокату неизвестно.

Как и про служебную проверку в отношении полицейских. Отстранены ли они от своих должностных обязанностей или нет, никто не знает. Более того, никто не знает и фамилий сотрудников, конвоировавших Сергея в отдел, и тех, кто дежурил в тут ночь. Полицейское начальство отказывается отвечать на эти вопросы.

На Ольгу давят даже мама и племянница Сергея. Говорят, что она «мучает его труп». «Они мучили его живым», — отвечает Ольга.

«Мы считаем, не будь незаконных действий полиции, не будь его незаконного задержания, не было бы и этой трагедии», — уверен Чаузов.

Он рассказывает, что теперь все невольно сравнивают этот случай с Москвой. Вологжане смотрят трансляции с несогласованных митингов в столице, видят, как полиция избивает людей дубинками, как задерживает их.

«Раньше это воспринималось так: это все в Москве. А сейчас мы тут все как во сне», — говорят люди.

«Нарушение прав по чуть-чуть»

Со стройплощадки выходит мужчина и движется к «Митсубиси аутлендер». Это Виктор Ахматгалиев, представитель «Базис ЛТД».

Бежим к нему.

— Хотим поговорить о ситуации вокруг сквера. Извините, мы журналисты, хотим поговорить…

— А чего вы извиняетесь, что вы журналисты? — отвечает он. — Вы же люди серьезные.

И уезжает.

Подходим к стройке, я смотрю сквозь щелку в заборе. С той стороны на меня смотрит мужчина в красной куртке и джинсах. Он был здесь 26 августа, когда задерживали Сергея. Через щелку и начинаем разговор. Прошу рассказать, что случилось в тот день.

— Доможиров довел людей, которые верят ему… и вот, трагическая случайность, — говорит он о смерти Сергея. Евгений Доможиров — местный активист и политик.

— Трагическая случайность? — переспрашиваю.

— Конечно, он людей лбами сталкивает. Понимаете? На фоне этого все произошло.

— А вы были свидетелем задержания?

— Ну, я со стороны наблюдал, да. Не было конфликта. Здесь были правоохранительные органы, они этим занимались.

— Они жестко задерживали?

— Да нет, они вообще не задерживали.

— Так его же доставили в отдел полиции.

— Ну, так не задержали, а сопроводили до УАЗика полицейского. Посадили и все. Все законно было. Никакого, как говорится, самоуправства, ничего тут не было, как пишет товарищ Евгений Доможиров.

— У активистов несправедливые требования, на ваш взгляд?

— Конечно, несправедливые.

Представляется: Борщёв А.Н. (см. фильм «Афоня»). Утверждает, что представителем «Базис ЛТД» он не является.

Евгений Доможиров, которого Борщёв А.Н. обвиняет в смерти Пахолкова, вскоре появляется на стройке. Он — весь в бежевом — берет булыжник и направляется к стоящему неподалеку ПАЗику. Переговаривается с сидящими в нем полицейскими и возвращается.

Я просто предупредил полицейских. «Вот вы сейчас бездействуете. Нам уже брать булыжники? Уже кидать в КамАЗы булыжники?» — объясняет он свой эпатажный поступок.

— Ну что нам делать? Полиция бездействует. Люди, по сути, должны сами стать властью, взять власть в свои руки и сами начать отвечать. А как? Я «Люмена» вспоминаю: «Возьми кирпич и дай им сдачи».

Но на деле протесты все это время были мирными. Жители просто выходили к въезду на площадку, который выложили бетонными блоками, — потому что это их территория. Одна пенсионерка даже легла перед экскаватором, чтобы помешать строительным работам.

Земля, на которой раньше располагался сквер с прудом, относится к муниципальной собственности, так что с юридической точки зрения застройка на этом месте законна. Незаконно использование земли, которую подрядчик хочет сделать подъездом к детскому саду. Она находится в общей долевой собственности жителей двух домов — 36-го и 38-го. В общей сложности, по словам активистов, это территория чуть больше 600 квадратных метров.

Росреестр в июне этого года выписал компании-подрядчику, «Базис ЛТД», предостережение в связи с самовольным захватом земельного участка, это статья 7.1 КоАП РФ. Уведомление об исполнении требования Росреестра «Базис ЛТД» должен был направить к 24 августа. Этого не случилось до сих пор.

Чтобы иметь право на эту землю, застройщик, муниципальное казенное учреждение «Градостроительный центр города Вологды», должен установить, согласно Земельному и Гражданскому кодексам, публичный сервитут. Это право ограниченного пользования чужим земельным участком. Для этого застройщик подал иск к собственникам домов, на сегодня уже было три предварительных слушания.

Люди недоумевают и от выбора места для нового детского садика. Сквер здесь появился 20 лет назад — помимо того, что это зеленая зона прямо в их дворе, это еще и дань истории.

— Деревья в сквере были высажены в годовщину 55-летия окончания Великой Отечественной, — рассказывает Ирина. — Высаживали и ветераны. А саженцы предоставил [учитель биологии Виталий] Андрюшин, почетный житель города Вологды, садовод-любитель. Он выращивал их в честь ветеранов, погибших во время Великой Отечественной войны. Последнюю березу на участке у нас ковшом снесли на следующий день после смерти Сергея.

Все, с кем я говорю, как один убеждают меня, что не против строительства садика, а против вырубки сквера. Садик нужен, но в другом месте.

Они даже знают, где. В пяти минутах ходьбы есть пустырь, прямо в новом микрорайоне «Осановские зори». Дома там построили, а об инфраструктуре забыли. Высокие новостройки соседствуют с болотом — в лужах уже проросла трава. По словам активистов, незастроенной территории тут на 2 гектара. «Территория сквера — всего 7750 м2, и туда хотят «впихнуть невпихуемое», — шутит Ирина.

— Поймите, здесь никто не против строительства садика, — объясняет нам Роман Морозов, — а против местоположения, захвата [территории]. Мы прогнозируем, что может быть. А остальные люди не прогнозируют ситуацию, не анализируют, к чему это может привести в будущем. Я всем говорю, что нарушение прав по чуть-чуть привело к нарушению главного права — права на жизнь.

«Властям же все равно надо построить этот сад. Он будет»

«Самое главное — у нас организаторов нет. Все жители — мы только здесь познакомились. Я никого не знала», — рассказывает мне Ирина.

Об этом же говорит другая противница застройки сквера, Ольга Верёвкина: «Мы сейчас с молодыми людьми стояли. И они не знают, как меня зовут, и я их не знаю. Мы узнаем друг друга чисто по лицам. Только по лицам!»

Ольга — младшая медицинская сестра, но у нее за плечами немаленький активистский опыт. По ее словам, она добилась того, что напротив детской областной больницы не стали строить морг: женщина лично обратилась к губернатору Вологодской области Олегу Кувшинникову, и стройку отменили. «Никаких собраний жителей не было, никаких митингов не было. Никаких баррикад не было. Было три поста [в соцсетях], и был диалог с губернатором», — говорит она.

Раньше Веревкина плотно взаимодействовала с местными властями, даже утверждает, что у чиновников есть ее номер. «Я могу к ним обращаться вплоть до ям, если они есть! Установить пешеходный переход, установить освещение. Я много чего такого сделала».

Так же пыталась и в этот раз: писала представителю администрации города, писала лично мэру города Сергею Воропанову, выносила предложение создать рабочую группу. Предлагала властям личную встречу.

Но ответа не было.

Она говорит, что раньше считала себя «активистом города», потому что была уверена — сидящие в кабинетах чиновники просто не знают обо всех проблемах города. Теперь она «официально вышла из активистов города».

— Потому что раньше мы себя считали помощниками администрации прошлой, — объясняет она. — Хотя мы ее критиковали ничуть не меньше! Мы ругались с ней, матом крыли, топали ногами. Чего только не делали! Но администрация всегда слушала.

— А эта не слушает? — уточняю я.

— А эта не слышит.

Бывшая товарка Ольги Верёвкиной, журналистка областной газеты «Хронометр» Татьяна Охотникова, наоборот, в этой истории целиком на стороне властей. По словам Татьяны, они с Ольгой «дружили два раза», а потом два раза ссорились. В конфликте вокруг сквера они оказались по разные стороны.

Журналистка считает, что никакого сквера там не было — был пустырь. А детский сад тут необходим, чтобы родителям с детьми не надо было ехать через мост по пробкам.

Он все равно будет. Там уже начали строить кирпичные стены. Ну кто сейчас остановит стройку? Конечно, никто.

Татьяна не одобряет не только цель, но и методы борьбы. Считает их незаконными или во всяком случае безрассудными — особенно поразила ее кидавшаяся под экскаватор пенсионерка. Сама она предпочитает в таких случаях договариваться с властями, а не бороться с ними.

«Мы ходили полгода к чиновникам, чтобы у нас под окном не ставили помойку — лично у меня они хотели поставить, — рассказывает Татьяна. — Мы их убеждали, мы писали, но мы добились этого. У нас нет под окном помойки. Но мы не ложились на асфальт.

Может, сейчас пришли другие времена. Может быть, [Доможирову] деньги платит Навальный. Я не знаю».

Доможирова она обвиняет в том, что он «будоражит» людей. Уверяет меня, что в своей газете «ни про какого Доможирова» писать не будет.

— Сами понимаете. Заплатят — мы напишем. Ну вы-то понимаете. Ну, реклама. Это политика — втолковывает мне она.

(В экземпляре газеты, которую мне принесла Татьяна, зато рекламируются услуги «знаменитой румынской предсказательницы Руфины», «мага высшей категории Ольги Васильевны», «потомственной ведуньи, гадалки, провидицы Екатерины Петровны» и «старенькой бабушки Софьи, старообрядки, наследницы ведических знаний и таинств»).

Татьяна говорит, что из-за активистов боится ходить в магазин около стройплощадки: «Не потому что я их боюсь — я не хочу портить себе настроение, видеть их рожи».

Боится она почему-то и того, что труп Сергея понесут по городу.

— В каком смысле? — спрашиваю.

— В прямом. Они угрожают нам. Тьфу, не нам, а городу.

***

К семи вечера люди начинают собираться у въезда на стройплощадку. Встреча жильцов на этом месте проходит каждую неделю, но эта необычная: они решили демонтировать бетонные плиты и очистить въезд на стройплощадку.

«Добрый вечер всем! — выступает Евгений Доможиров. — Сегодня мы собирались по вопросу подготовки к суду. У нас восьмого числа суд. Обязательно всем надо прийти максимально. Чтобы мы могли в суде отстоять ваше право на этот проезд. Мы знаем, что Росреестр признал это незаконным; участок самовольно захвачен, и при этом сам же «Градостроительный центр» доказал это нам иском в суд».

«Свободу попуга-а-а-ям, попугаям свобо-о-о-оду!» — обрывает его криком мужчина.

Начинается словесная перепалка. Сторонники строительства садика требуют слова. Противники им отказывают — говорят, это встреча жителей по поводу сервитута.

— У вас есть по этому поводу что-то? — кричит Доможиров девушке.

— По этому поводу нет, но…

— Здесь не митинг! Какая у вас по сервитуту позиция, девушка?

— Конкретной позиции нет… — теряется она.

Я подхожу к четырем молодым женщинам, на руках у каждой — по малышу. Они живут в этом районе, но не в этих домах.

Спрашиваю, почему они поддерживают здесь стройку. Самая бойкая из них, Екатерина, отвечает: «Потому что мы все являемся мамами молодыми. У меня маленький ребенок, планирую завести второго. Было бы удобно, если бы детский сад находился в ближайшей доступности, а не в других районах».

Она рассказывает, что ее Антошке пришлось ждать своей очереди в детсад три года: его первый день в саду совпал с ее первым днем на работе. «Из одного дома можно набрать три группы детского сада», — объясняет она.

В это время мужчины берут ломы и деревянные доски и начинают раскорчевывать бетонные плиты, которыми вымощен въезд на стройку. Сделать это не так просто: на демонтаж одной плиты у них уходит около 25 минут.

Подъезжает полиция. Майор Дмитриева, дознаватель с алыми длинными ногтями и белыми, выбивающимися из-под пилотки волосами. В ушах сережки в форме капельки. Она была тут же в день задержания Сергея Пахолкова. Как и тогда, она прибыла для проведения «следственных действий». Утверждает, что здесь совершается преступление.

Ирина громко требует показать ей жетон.

— Жетон у меня в кармане, я вам показывать его не буду. Не орите на меня, Ирина Николаевна, — отзывается майор.

— А я буду на вас орать! Потому что вы убили человека!

— Еще кого я убила? — невозмутимо спрашивает майор.

— Человека! Сергея Пахолкова! Это вы убили! Вы убили его! Своими незаконными действиями. Я вас хотела спросить. А как вам спится ночью? Хорошо? Он не пришел к вам ночью?

Мужчины берутся за другую плиту. Майор Дмитриева просит людей покинуть место преступления.

Ирина говорит ей, что хочет написать заявление. Майор предлагает проехать в отдел.

— А завтра мы ее заберем в катафалке?! — кричит женщина.

— Вы уже одного забрали. Так что больше отсюда никто не уйдет, — говорит другая.