Реестр представителей коренных малочисленных народов стал составной частью системы мониторинга в сфере межнациональных и межконфессиональных отношений. Соответствующее постановление подписал премьер Мишустин. Ответственной за этот мониторинг, главная цель которого — поиск разного рода экстремизма, назначена ФСБ России. Таким образом, пристальное внимание спецслужб, которое в последние годы ощущают на себе коренные народы, узаконено и формализовано. А сам реестр в этом контексте начинает сильно напоминать систему учета уйгуров в Китае.

КМНСС и ДВ — так до аббревиатур сокращены в официальных документах все 46 коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока России. В официальном перечне, правда, еще 47,

Система учета коренных введена в действие в мае. Реестр разрабатывался при деятельном участии Ассоциации КМНСС и ДВ России, президент которой — депутат Госдумы от «Единой России» Григорий Ледков. Авторы убеждают: реестр создан для защиты прав аборигенов. Дескать, внесение человека в этот список избавит его от нужды то и дело доказывать национальную принадлежность для получения мер господдержки.

Действительно, коренные то и дело сталкиваются с унизительной процедурой доказывания национальности. «Новая» рассказывала историю саамского активиста Андрея Данилова, который уже трижды судился по этому поводу с госорганами. Но решит ли проблему создание некоего списка, который будет «мониторить» условный товарищ майор, — большой вопрос, как и то, какое отношение этот самый мониторинг в исполнении контрразведчиков имеет к праву камчадала или ненца ловить рыбу и пасти оленей на своей земле.

Списки представителей того или иного этноса существуют не только у нас. Ведут их, например, в Канаде — потому что представители коренных народов там, в случае появления на их земле промышленного производства, становятся его акционерами. Или в США, где жители резерваций получают доход от выстроенных на их землях казино. Учет всегда ведет сам народ, община. Потому что, например, среди полутора тысяч российских саами все друг друга знают намного лучше, чем чиновники, которые не в состоянии отличить саамское жилище под названием кувакса от монгольской юрты (очевидцем такого казуса я была на одном из судов по иску упомянутого Андрея Данилова).

А когда государство за что-то берется, даже при наличии благой идеи, получается всегда, как в анекдоте, — автомат Калашникова. Чтобы войти в реестр, имярек должен документально доказать этническую принадлежность, вести традиционный образ жизни (то есть не иметь иных источников дохода, кроме национальных промыслов типа зверобойки или выделывания шкур) и обитать в местах компактного проживания малых народов. То бишь в резервации.

Чтобы облегчить жизнь аборигенам, ее… усложнили: если оператор реестра — Федеральное агентство по делам национальностей — сочтет представленные документы неполными, «соискателю» могут отказать. А к этим документам относятся не только советский паспорт с графой «национальность» или решение суда по ее определению, но и штамп или справка о регистрации по месту проживания, СНИЛС, ИНН. Не у всех тундровиков эти документы есть.

Установленные критерии фактически отторгают образованную часть народа или тех, кто по разным причинам перебрался в город. «Какие-то реестры, которые определяют людей, ведущих традиционный образ жизни, нужны, чтобы получать квоты, ресурсы, пособия и так далее, — они менее конкурентоспособны, когда нужно заполнять всякие заявки, отправлять документы и во многих случая такую борьбу проигрывают более расторопным, — считает эксперт по КМНС Дмитрий Бережков. — Но такие реестры не должны исключать или отторгать тех жителей, которые проживают в благоустроенных квартирах, ведь многие попали в них ввиду отсутствия возможности вести традиционный образ жизни».

Деление аборигенов на «тундровых» и «асфальтовых» — тех, кто живет в городе, — старая история. В годы индустриализации тундру осваивали промышленники, погосты и стойбища уничтожались ковшами экскаваторов, а их жителей принудительно переселяли в города либо своего рода резервации «городского типа», как село Ловозеро в Мурманской области. Детей тундровиков и сейчас забирают у родителей каждую осень на Большую землю — в школы-интернаты. Далеко не все потом вернутся в тундру. Да и не обязаны: люди получают образование, строят семьи, делают карьеру — и остаются при этом саами, чукчами, долганами, нганасанами… Права на преференции они получают не за тундровую жизнь, а за то, что богатства их земель кормят половину страны. За то, что жизнь их необратимо изменилась не по их воле.

— В 2015 году, когда президент Ассоциации объявил в интервью о начале разработки закона о Реестре КМНС и разослал его первый вариант, он говорил, что это нужно в первую очередь кочевникам-оленеводам. Геннадий Щукин, долганин с Таймыра, тогда сразу возразил: «Вы уверены, что с реестром наша жизнь к лучшему изменится? Вы этим реестром разделяете наш народ: интеллигенцию отделяете от тундровиков, детей от родителей, пенсионеров от внуков, жену от мужа…»

«Учитель, преподающий национальный язык или национальную культуру, тоже не в реестре будет?» — подтверждает антрополог, эксперт по делам коренных народов Ольга Мурашко.

Геннадий Щукин — глава таймырской общины долган. Он возмущен тем, что людей вынуждают доказывать свою национальность — притом что в Конституции закреплено право на добровольное этническое самоопределение. И еще больше — тем, что аборигенов гонят «к проруби»: «Кто у проруби сидит, тот коренной, а кто выучился — уже нет, получается», — объясняет Щукин.

Это долгане первыми забили тревогу, когда река Амбарная запахла соляркой, они обнаружили и не дали скрыть норильский разлив топлива. Почти все экологические протесты, конфликты с крупными предприятиями последних лет — от Новокузнецка до Шиеса, от Норильска до Чукотки — происходят при участии коренных народов. Люди бьются за выживание — кроме родной земли у них ничего не осталось. Не будет ее — не будет и народа. Понятно, что это весьма и весьма раздражает промышленников — не они ли, в конечном счете, являются бенефициарами законодательной новинки?

Во-первых, протестуют обычно более активные и более образованные, а не «сидящие у проруби», и их, как уже сказано, легче вычеркнуть из реестра. И впоследствии дискредитировать: мол, как вы можете представлять интересы народа, если сами к нему не принадлежите? Во-вторых, тех, кто в реестр все же войдет, будет контролировать ФСБ. Где протест, там и экстремизм, статья, как говорится, найдется.

«Это делается для полного контроля над активистами, — считает директор Фонда саамского наследия и развития Андрей Данилов.

Дмитрий Бережков называет реестр пилотным проектом по контролю за населением: «Сидит майор на Чукотке, скучно ему. А теперь у него повод будет бюджет получить: дайте, мол, денег на оперативное сопровождение. Они считают, что активисты из числа коренных народов могут быть угрозой сырьевым компаниям. Коммерческие интересы определяют там всё. У нас есть письмо одного сенатора, хозяина рыбодобывающей фирмы. Так вот он лично обращался в заксобрание региона с требованием убрать часть территорий из списка земель традиционного проживания коренного народа. Плюс у России большие планы на Арктику. Видимо, кто-то считает, что коренные народы могут им помешать».

«Принят закон о поддержке предпринимательства в Арктике, по которому все разрешения инвестору впредь дает корпорация развития Арктики, по сути, в обход сложившейся системы природоохранного законодательства, — добавляет Ольга Мурашко. — Власть имущие уже забыли, что, кроме критерия экономической целесообразности, существует критерий целесообразности экологической и социальной.

Экологически и социально нецелесообразно отдавать на промышленный лов всю рыбу, которая идет на экспорт и скоро закончится, и ничего не оставлять населению для традиционного лова и пропитания. Экологически нецелесообразно в нетронутых промышленностью местах, где люди пасут оленей и на побережье ловят рыбу и зверя, строить новый порт и подъездные пути к нему на бюджетные деньги только потому, что известный олигарх убедил премьера, что для «них» это будет экономически целесообразно».

Когда реестр будет заполнен (а процедуры обжалования отказа во внесении в списки КМНС нет), число коренных в России может ко всему прочему сильно сократиться. Президент Ассоциации Ледков уже упоминал публично, что реестр будет работать по образцу ямальского. Но на Ямале в список коренных вошло менее 20 тысяч человек — только те, кто постоянно проживает в тундре. По данным же переписи 2010 года, в ЯНАО жили более сорока тысяч ненцев, хантов, селькупов, половина из которых живет в городах и поселках, но не теряет связи со своим народом. Кто они теперь? Какой у них статус?

Геннадий Щукин, председатель общины долган, депутат Долгано-ненецкого райсовета: «Получилось так: если ты КМНС, то живи в тундре. Если у тебя, не дай бог, есть сотовый телефон, ты уже не коренной. Нас ограничивают во вхождении в социум, делают изгоями. Выбор такой: либо сидите на периферии в первобытности, либо забудьте свою культуру и будьте как все».

— Место регистрации должно входить в официальный «Перечень мест традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности». В этот Перечень из 28 субъектов, где живут КМНС, в половине субъектов внесены не регионы проживания, а отдельные районы и даже поселения. Межпоселенческие территории, леса, пастбища, где и ведется традиционная хозяйственная деятельность, в Перечень не вошли. Это порождает конфликты с коммерческими предприятиями, которые используют недра или другие ресурсы (рыболовные, охотничьи участки, леса). Не вошли туда и города, и райцентры, возникшие на территориях исторического расселения КМНС, где обучаются и работают представители коренных народов или куда они перебрались на старости лет «поближе к больнице».

С 2017 года появились случаи массовых отказов по установлению в суде национальной принадлежности, даже если люди представили старые паспорта и другие документы, где записана этническая принадлежность, но живут в городской местности. Отказы эти с одинаковой, видимо, рекомендованной сверху, формулировкой — отказать, так как «Заявителем не представлено доказательств сохранения им исторически сложившегося способа жизнеобеспечения и доказательств, подтверждающих, что самоидентификация личности заявителя необходима с целью развития и поддержания в дальнейшем культуры народа, к которой он осознает свою принадлежность». Что удивительно, эта формулировка взята мной из решения суда, отказавшего членам общины, в основном пенсионерам, проживающим в пригородах Петропавловска-Камчатского, лично мне знакомых и участвующих почти 20 лет в поддержании реконструированной в 30 км от города ительменской деревни, объекта культурного наследия. Эта формулировка сходна с мотивами судебного отказа саами из Мурманской области Данилову в приостановке в его охотничьем билете отметки о ведении традиционной охоты.