Леонид Шварцман: «Персонаж — он первичен»

Избранные места из застольной беседы с обозревателем «Новой газеты» 

— Хоть режиссер — первое лицо, но определяющая фигура в нашем искусстве, как мне кажется, — все-таки художник. Он создает ауру фильма, его изобразительный аромат, его образ. В профессии художника анимации нет вторичности. По отношению к природе, портрету, даже предмету.

Когда я ищу свой персонаж — не важно человека, предмет, животного, — я долго-долго рисую. И если мне он начинает кого-то смутно напоминать, значит, я на верном пути, и тогда специально подтягиваю сходство.

Ослепительной красоты женщина!

Образ Снежной королевы я просто придумал. А ключом стало слово «ледяная», то есть красавица, вытесанная изо льда.

Прообраза у меня не было, руководствовался описанием Андерсена. Высокая, стройная, ослепительной красоты женщина. Она была закутана в тончайший тюль, дальше Андерсен дописывает свой чудесный портрет: «Она была так прелестна и нежна, но изо льда, из ослепительно сверкающего льда, и все же живая! Глаза ее сияли, как две ясных звезды, но не было в них ни теплоты, ни покоя». Мне оставалось только запечатлеть это волшебство, это пограничье энергии жизни и застывшего холода.

Долго искал ее лицо, строгие черты… Помогла расцветка. Она у нас зеленовато-голубая, холодных тонов. Кая и Герду, Старуху-разбойницу и Маленькую разбойницу тоже придумывал с карандашом в руке, эскиз за эскизом, прообразов не было никаких.

Лишь бы не мешали работать

Жизнь в советской стране вовсе была не такой радостной, как пелось в песнях. Чего стоят репрессии, борьба с космополитизмом, инакомыслием. И как со всем этим уживалась советская идея светлого будущего, которое нам было обещано и которое все отодвигалось. Детей готовили к жизни в идеальном мире. В коммунизм, может, и не верили, но в лучшую жизнь верят до сих пор.

Но вместе с тем в годы советской власти более серьезно, чем сегодня, закладывался фундамент культуры, просвещения. Более серьезно, чем сегодня, относились к образованию. Во все времена были спекулянты на идеологии, но значительно меньше людей науки, искусства, ученых думали о конъюнктуре. Нам тогда хотелось одного: лишь бы не мешали работать.

Чебурашка — японец

Знаете, как Чебурашка попал в Японию? Я поехал в Нью-Йорк получать Хрустальную звезду «Голливуд — детям». Моим переводчиком был актер Олег Видов. Мы подружились. Перед отъездом я ему подарил копию Чебурашки, сделанную мастерами нашего кукольного объединения. Когда он поехал в Токио с советскими фильмами, которые прокатывал, взял с собой эту куклу. После показа фильма в США и Японии он и там стал культовым персонажем.

Из Японии приезжали делегации, японские художники говорили мне о своей привязанности к Чебурашке.

Жизнь у них хлопотная, а простосердечный обаятельный малыш, которого там ласково называли Чеби, отвлекал от суеты, напоминая им маленького ребенка, дарил тепло, домашний покой. Не помню статистики, но какое-то невероятное число японок были влюблены в этот персонаж, душевно привязались к нему.

Мой ХIХ век

Себя я считаю скорее человеком даже не ХХ, а ХIХ века, имея в виду изрядное число моих консервативных черт. В частности, все «последние новинки сезона», в том числе технологические, разнообразные «писки моды» меня никогда не манили. А привлекало в большей степени нечто устоявшееся, переходящее в область классики. В живописи, в литературе, в анимации.

Поэтому я и говорил, что принадлежу скорее к XIX веку. И от своих устоявшихся консервативных взглядов на искусство, культуру не отказываюсь. Если хотите, меня можно называть традиционалистом.

Тайны долголетия

А тайну долголетия не объяснить словами. Тут уж как тебе провидением отмерено. Но в анимации живут и работают люди без возраста.

Ну и здоровье, разумеется, один из самых немаловажных факторов. Михаил Ильич Ромм, мой любимый режиссер, говорил на вступительных экзаменах абитуриентам: «Вы думаете, какие качества, прежде всего, требует профессия режиссера? Талант? Призвание? Большая любовь и преданность искусству кино? Ничего подобного, прежде всего — крепкое здоровье. Нашу работу можно приравнять к труду горняка или сталелитейщика».

Впрочем, и здоровье, и количество лет, которые тебе посчастливится прожить, зависят, если говорить серьезно, во многом от твоего образа жизни. Отсутствие сжигающих тебя пагубных пристрастий, мне кажется, — одно из условий долголетия. А помимо образа жизни, страстей и гибельных увлечений немаловажную роль играют гены, экология…

Характер создает судьбу

Если я и выпивал, то в меру. Вот до 75 лет курил. А потом бросил. Но главное, что я всю жизнь для детей работал, вот вам и эликсир молодости.

От характера, бесспорно, зависит и каждый твой день, и вся твоя жизнь. Классики говорили, что характер создает судьбу. Если человек завистливый, сутяжный, озлобленный, вряд ли ему удастся «жить долго и счастливо». Я скорее спокойный человек. Люблю организованность в работе, мне это всегда помогает. А вот ссоры мне противопоказаны, я мирный. Помнится, режиссер Роман Качанов надо мной всякие штучки проделывал, то и дело разыгрывал меня. Я к этому относился спокойно.

И неслыханное чувство юмора

И вот еще: следует учесть одно крайне редкое, я бы сказал драгоценное, качество. Чувство юмора. Можно сказать, это дар божий, так же, как и талант. Но еще и свойство ума, недаром слово «юмор» синоним «остроумности».

Мне очень дороги те люди — могу буквально по пальцам их перечесть, — кому это было дано. У нас в мультипликации среди режиссеров это, прежде всего, Хитрук, Назаров, Норштейн… Вот, пожалуй, три классика, перед которыми я преклоняюсь. К ним можно добавить Льва Атаманова, режиссера «Снежной королевы» и многих других фильмов, и, наверное, Ваню Уфимцева, с которым мы делали «38 попугаев». У них это бесценное чувство было и в фильмах, и в повседневной жизни.

И все же я бы выделил имя Эдуарда Назарова. У этого выдающегося и, кстати, очень скромного художника и режиссера было какое-то неслыханное, эксклюзивное чувство юмора. Когда острота, каламбур помогают понять серьезнейшие вещи, при этом избежав пафоса. Когда смешное способствует ощущению внутренней свободы, пониманию философии жизни, как в его фильме «Жил-был Пес».

Про мою жену Таню

Мы прожили вместе огромную жизнь. Немногим меньше 70 лет. С Таней всегда обмениваемся мнениями о том, что делаем, о проблемах в работе, о том, что смотрим, что читаем. Когда я что-то рисую, она дает интересные, дельные советы. Иногда я прислушиваюсь, что-то поправляю. Иногда нет. Порой мы спорим. Но это всегда живой необходимый диалог. Так было и во время работы над фильмами.

Когда в подготовительном периоде я был занят поисками персонажей, фонов, декораций, она смотрела мои эскизы. Она отлично разбирается в мультипликации, и у нее прекрасный вкус.

Поэтому у нас общий язык и большое поле для профессиональных разговоров. Даже сейчас, когда я уже не работаю в мультипликации. Все, что рисую, придумываю, всегда ей показываю.

Бывает, поначалу с ее мнением не соглашаюсь, но при дальнейшем обдумывании вижу справедливость и проницательность ее позиции. Так что и в персонажах, которые я создавал, есть какие-то черточки, ею придуманные. Конечно, у нас разные характеры. Если Таня — убежденный максималист, то я скорее «минималист». Речь не о впадении в крайности. Просто я могу обойтись немногим.

Поэтому я нередко шел на уступки. По-другому в семье нельзя… Главное то, что мы вместе. Вот вам и еще один повод для долгой и счастливой жизни.

Как я познакомился с джином

Есть у меня еще один секрет, если не долголетия, то долгосрочного удовольствия. На протяжении многих десятилетий стараюсь не изменять джину. Я познакомился с джином после того, как наш родственник Боря Меерович вернулся из долгосрочной командировки в Монголию, где он обучал молодых монголов английскому языку. Учил он их для того, чтобы они могли на монгольском радио вещать на англоязычные страны и рассказывать о преимуществах социалистического образа жизни.

Они всей семьей жили довольно долго в Улан-Баторе. Когда же вернулись, у них были так называемые чеки для магазина «Березка», в котором продавались исключительно дефицитные заграничные продукты. Вот они и купили мне джин. Так мы познакомились с этим прекрасным напитком. И с той поры старались, чтобы джин не исчезал со стола, когда к нам приходили гости.

Я пью джин исключительно для удовольствия. Обычно с тоником. По-моему, это самый вкусный из крепких напитков. Вкуснее водки. А вот Юра Норштейн любит больше водку. Ну это дело вкуса — как поднимать свой боевой дух…