Георгию Николаевичу скоро 90 лет. Но его нет с нами уже больше года. А я все еще продолжаю сидеть с ним в гостинице «Сакартвело» в Тбилиси на первом этаже…
…И снова лечу с ним в Москву, а он из окна самолета смотрит на горы Грузии.
И опять малюсенькая гостиница при грузинском посольстве у Никитских Ворот, на улице, тогда носящей имя Палиашвили. О, счастливые дни!
Были времена, когда мы с ним писали на Чистых прудах, где жил Георгий Николаевич.
…И здесь, на Чистых прудах, мы уходим в старую Грузию. Так создавался «Не горюй!», и работа, как вспоминал Георгий Николаевич, была похожа на волейбол —
«Играем, пишем и мысль летает: пас, обратный пас, пас, обратный пас. Так мы всегда работали вдвоем».
Нет, я не могу забыть, как вставал ранним утром и шел по бульварам от Никитских Ворот до Чистых прудов.
Чудо московской зимы, чугунные московские балконы так красивы, когда их рисует снег, наполняя белой подушкой. Неповторимая, благородная графика. Летом их не видно, а зимой это спектакль, стихи, выставка. И автор, великий художник — падающий снег! Впервые начинаешь видеть, как создаются эти черные завитки старинных балконов.
Утро утра, еще мало машин. Все с простыми мордами, честные трудяги и серьезные неулыбающиеся бамперы со скромным никелем. Я иду по бульварам, смотрю на них и знаю, что Георгий Николаевич у окна, на подоконнике суровая кружка с чаем и сигарета, которая ходит под носом как весло.
И опять мы уходим в Грузию. Работаем над «Мимино».
А дальше опять придумываем, что-то выбрасываем и новое вставляем. Но это в Болшево, в Подмосковье, в обществе любимой собаки Георгия Николаевича Бульки, нашего первого сурового редактора. «Видишь, Резо, когда мы говорили об этом эпизоде, он ушел от нас, смотрит нехорошо, нога слишком поднята, слишком прямая и писает сердито, с содержанием. Это его рецензия на сегодняшнюю работу. Давай забудем этот эпизод, Бульке не понравилось, и он прав!» Сколько раз мы писали и сколько раз он писал. Эх!
И звонки, звонки Георгию Николаевичу. Просят помочь с врачом, просят лекарств, спрашивают, прочел ли он сценарий, что скажет Гия о финале.
Длинные проходы с ним по «Мосфильму», где его встречали с улыбкой, и серьезная прогулка в «мосфильмовскую» столовую, знаменитую знаменитостями.
Полукруглый зальчик с роялем. Встреча с прилетевшим утром Гией Канчели или встречи с актерами, приезды Бубы Кикабидзе, совсем молодого, с обаятельной улыбкой. Как забыть Вадима Юсова, великого оператора, царство ему небесное.
Так шла работа на «Мосфильме», ставшем для меня уже родным.
Рождение и создание «Кин-дза-дза!». Актеры, друзья Георгия Николаевича — Евгений Леонов и Юрий Яковлев. Длинное, длинное время рождения и создания сценария, самого трудного, с которым мне приходилось работать. Еще в Москве я отнес его в подвал и взвесил — 7 килограммов и 7 месяцев.
А потом пустыня Каракум, Небит-Даг и другая планета, и актеры, уже ставшие родными и любимыми.
Георгий Николаевич представлял для меня и большой мир и маленькую теплую деревню, в которой жили актеры-друзья, многих из которых уже нет в живых. И деревня наша уже почти опустела, и электрический столб стоит уже криво, зарос травой.
Георгия Николаевича невозможно забыть! Такого замечательного, великого мастера, доброго и умного человека. Я так и не смог привыкнуть к его смерти. Нет-нет да иногда скажешь ему что-нибудь. Чаще, когда сидишь один и думаешь.
Он был великий режиссер и так и останется всеми любимым. Его творчество растворилось, растеклось, разошлось, живет и будет жить среди миллионов. Такие люди не забываются, они живые. Я благодарен судьбе, что встретил его.
Не умею я стирать в мобильнике друзей, когда они уходят. Пока я жив, пусть живут у меня. Я его утешаю, говорю ему:
«Гия, сегодня в Тбилиси и в Москве тоже паршивая погода, дождь, автобусы грязные, слякоть, прогнозы ужасные…»,
а Георгий Николаевич мне отвечает: «Резо, перестань врать! Тебе 85, почему ты говоришь неправду?! И в Москве, и в Тбилиси солнышко светит и все нормально, красиво…»
Так и идет жизнь в мобильнике с друзьями.
Так и живу в мобильнике с друзьями.
