— Константин, вы единственный фигурант дела, который сейчас на свободе?

— Да, я на свободе, но не в Москве. Уточнять свое местонахождение я по понятным причинам не буду. Я объявлен в международный розыск. Но еще в международный розыск объявлена суррогатная мать Когут, она украинка, живет сейчас на Украине.

— Вы общаетесь со следствием?

— Органы следствия меня игнорировали все эти полгода. Я не скрываюсь, телефоны мои не менялись, мне звонят журналисты, суррогатные мамы, когда возникают вопросы. Телефон мой известен следствию с 9 января.

Я несколько раз в январе звонил следователю, которая вела мое дело в Одинцово. На допросы меня она не вызывала, потом я говорил со следователем, который проводил обыск в моем загородном доме. Оставил ему телефоны. Я писал следовательнице Смирновой неоднократно. Писал генпрокурору Краснову, главе Следственного комитета Бастрыкину. Безрезультатно.

— Если вас вызовут в Москву, поедете?

— Я был готов и собирался приехать, у меня был билет на 6 августа. Но на днях вышел омерзительный фильм на «РЕН ТВ» о торговле младенцами, о продаже их на органы. У меня возникли опасения.

Я сейчас единственный человек, который может дать ответы на все вопросы, и без меня строить защиту этим семи задержанным людям сложно. У меня есть все основания опасаться, что я до Москвы или не доеду, или, будучи сразу арестованным, «заболею» ковидом и за пару дней умру. Мне не хочется за решетку. У меня четверо детей, они в самом активном возрасте, я с ними ежедневно общаюсь по телефону. У них много вопросов. И я хочу успеть на них ответить.

— С кем сейчас ваши дети?

— Они в семье, с родными. С няней. Педагог с ними занимается. Уже умеют считать, Пушкина наизусть учим.

— Была информация, что они все одного возраста и рождены суррогатным способом.

— Они одного возраста, но я бы не хотел комментировать их появление на свет. Я считал и считаю: двери в детскую и спальню должны быть всегда закрыты.

— Давайте вернемся к другим детям. Как вы объясните появление этого уголовного дела, если суррогатное материнство разрешено в России?

— Оно никогда не было запрещено. На этот счет есть ссылка в Семейном кодексе. При этом замечу, что за все годы существования прецедентов преследования за него не было.

И наше «дело врачей» скроено по лекалам 53-го года. Там тоже не было доказательств, а был политический заказ. Я сформулировал свои вопросы следствию, но ответов на них как не было, так и нет.

Почему упорно игнорируется официальная медицинская документация из двух московских клиник репродукции, которые в разное время независимо друг от друга осуществляли ЭКО и переносы эмбрионов по 11 программам суррогатного материнства для четырех зарубежных семей?

Почему, несмотря на всю документацию, подтверждающую факт сдачи генетического материала (имеется в распоряжении редакции — прим. «Новой») родителями, «следствие» упорно считает, что при ЭКО использовалась сперма неких «неустановленных лиц»?

Почему за более чем полгода следствие не удосужилось установить личности этих «неустановленных лиц», если вся информация об этих «лицах», включая копии их паспортов, адреса, место жительства, телефоны и электронную почту, имеется в медицинских картах клиник репродукции?

Если «следствие» считает, что при реализации программ суррогатного материнства обязательно наличие генетического родства между родителями и их «суррогатными» детьми, и при этом не верит официальным документам о том, что при ЭКО была использована сперма генетических родителей (по одной из программ даже потребовалась хирургическая операция — чрескожная аспирация сперматозоидов из ткани яичка, TESE), то почему за эти 6 месяцев оно не воспользовалось межгосударственными договорами о правовой помощи и не потрудилось провести простейший тест на родство между родителями и их детьми, которые нигде не скрываются, а живут у себя дома?

Почему следствие не верит официальным результатам генетических тестов на родство между родителями и их детьми, уже проведенных по месту жительства генетических родителей? Напомню, что, хотя забор материала и осуществлялся на Филиппинах и в Таиланде, сами тесты делались в США.

— Насколько мне известно, в рамках дела были изъяты из съемных квартир семеро детей, где они находились под присмотром нянь. Есть информация, что с ними?

— Официально есть заявление детского омбудсмена Анны Кузнецовой, что все с детьми нормально. Я не уверен, что нормально, когда здоровых детей помещают в психоневрологическую больницу, если они действительно там. Это самый активный возраст, до года, когда закладывается развитие.

Я очень надеюсь, что они здоровы и их психическое здоровье не пострадает. Другой информации у меня нет. Но у меня сохранились электронные носители и фотографии детей, которые мы делали, чтобы отправлять родителям. На этих фотографиях эти дети в возрасте месяца.

Я думаю, по этим фотографиям этих детей можно найти, если с ними, дай бог, ничего не произошло. Меня очень пугают новости о том, будто бы в Москве-реке были обнаружены тела двух младенцев азиатской наружности (об этих эпизодах, произошедших в июле, сообщили в пресс-службе Главного следственного управления СК России по Московской области. Ведомство начало проверку. — Н. Ч.). Потому что, если дети в порядке и живы, то почему их местонахождение скрывают? Почему к ним не допускают ни сотрудников консульства Филиппин, ни доверенных лиц родителей?

Где находятся еще 7 детей (2 австралийца, 4 гражданина КНР, 1 россиянин), рожденные по программам суррогатного материнства в период с марта по июнь 2020 года и удерживаемые следствием? О них тоже ничего не известно.

— Родители с вами на связи?

— Постоянно, в ежедневном режиме. Они очень переживают. Они не могут понять сути претензий. Следствие говорит, что использовался биоматериал неустановленных лиц. Родители говорят: «Но мы же приезжали, сдавали анализы. Все наши данные есть. Все делали лично. Материал подменили в клинике?» — "Нет, — отвечаю. — Вы можете посмотреть на лица своих детей, они похожи на вас". — «Тогда в чем смысл претензий?» Мне нечего им ответить. Но следствию результаты тестов не нужны.

— Очевидно, что дело о «торговле детьми» возбуждено после смерти одного новорожденного. Версии его гибели ходят самые разные. Что вам известно об этом?

— Я доподлинно знаю, что у малыша была кефалогематома (распространенный вид родовой травмы, обычно не угрожающий жизни. — Н. Ч.). Его госпитализировали вскоре после родов в Морозовскую больницу, он там лежал вместе с няней около недели. 29 декабря их выписали, сказали, что все в порядке, что малыш здоров. Их должны были осматривать 9 января. Все это время малыш был в порядке. Накануне, 8 января, он проспал весь день, никаких иных признаков болезни не было. А в ночь на 9-е он умер.

— То есть не было болеющего ребенка, которого скрывала няня?

— Конечно, нет. Это же чужие дети, это еще большая ответственность. Как только няня это увидела, она тут же вызвала скорую, приехала полиция. И одновременно с полицией приехали журналисты из каких-то странных СМИ. И пошла вся эта кампания.

— А почему родители не забрали детей в декабре, когда еще не было проблем с коронавирусом?

— Перелет в Манилу очень сложный, нет прямого рейса, и преодолеть его с новорожденным ребенком крайне затруднительно. Поэтому родители однозначно считали, что нужно, чтобы дети окрепли. Они не хотели рисковать. Плюс нужно было оформить дополнительные документы, чтобы получить здесь, в Москве, в филиппинском консульстве выездные документы. Они планировали вернуться в середине января.

— Какие-то документы на этих детей существуют?

— На двойню филиппинского политика выписаны свидетельства о рождении, которые родители получали, когда приезжали в декабре к детям. Эти свидетельства о рождении из органов ЗАГСа следствие считает подложными.

Родители еще одного новорожденного филиппинца попросили суррогатную мать записать его на себя — суррогатная мать имеет на это право. Это стандартная процедура, после которой через суд родители фиксируют свои права на ребенка.

Сути правоотношений это не меняет. Но следствие утверждает, что эта суррогатная мама продала своего ребенка филиппинской паре. На это я замечаю, что нельзя продать ребенка своему отцу, который с ним имеет генетическое родство. Это генетическое родство для оформления документов было установлено, но следствие все изъяло, и все приходится делать заново.

Другим детям свидетельства о рождении оформить не успели из-за пандемии.

— Когда следствие говорит о торговле детьми и торговле детскими органами, оно предъявляет какие-то доказательства этой торговли?

— Это безумие. Как вообще можно говорить о подобных вещах? Для таких процедур, даже если представить этот абсурд, нужны бригады врачей с высокотехнологичным оборудованием и логистикой.

Но я руководствуюсь простой логикой. На Филиппинах живет 140 миллионов человек, большая часть — в глубокой нищете. И, даже если иметь в виду преступный умысел, это уж слишком сложная схема — ехать в Россию, оформлять свидетельство о рождении этому ребенку… Значительно проще все провернуть на месте.

— Церковь относится крайне негативно к суррогатному материнству. Можно ли предположить, что это дело — начало кампании о его запрете в России?

— Здесь можно рассматривать несколько факторов. Первый — кому это выгодно. Думаю, за этим стоит передел рынка ВРТ (вспомогательных репродуктивных технологий), потому что во всем мире идет пандемия бесплодия. 15–20 % населения нуждается в помощи врачей, чтобы стать родителями. Это огромный рынок и огромные деньги. И суррогатное материнство используется как жупел, нужно дать знак обществу, что эту отрасль должно контролировать государство, и только государственные клиники могут этим заниматься.

И третье — руководство Следственного комитета последние несколько лет проявляет повышенный интерес к теме так называемой «врачебной ошибки». Начались надуманные и необоснованные преследования врачей. В нашем же случае, я считаю, Следственный комитет был подставлен своими же сотрудниками, потому что дело вызвало грандиозный скандал, который уже вышел на международный уровень.

Церковь с лютой ненавистью относится к суррогатному материнству и, не имея рычагов его запрета, естественно, будет искать любой повод, чтобы обострить тему. Мне намекали еще до этой истории, чтобы я был осторожен. Я понял, что особенно меня ненавидят за то, что я оказался тем юристом, который в суде доказал еще 10 лет назад, что одинокая женщина имеет право стать мамой по программе суррогатного материнства. И одинокий мужчина тоже.

— Адвокаты задержанных по этому делу говорят, что доступ к их подзащитным очень затруднен. Что в деле очень много процессуальных нарушений. А сама атмосфера задержаний и обысков намеренно унизительна. Это так?

— Я думаю, что этот прессинг ведется для того, чтобы заставить людей себя оговорить. У следствия концепция менялась несколько раз. Якобы после программ оставались какие-то лишние эмбрионы, которые вносились суррогатным матерям, и потом на этих детей, которые должны были появиться, находились покупатели. Эта гипотеза лопнула, и даже следствие это поняло. И тогда появилась «сперма неустановленных лиц» и версия, что дети передавались не генетическим родителям, а неустановленным лицам.

Но если предположить, что кто-либо из задержанных, чтобы получить условный срок, признается, что они продавали детей, то это тут же разобьется о факт генетического родства всех этих детей со своими родителями. Родители не скрываются, они публичные люди и готовы свидетельствовать.

— Британская «Гардиан» писала, что в России может находиться около 600 детей, которые рождены или вынашиваются сурмамами. В ситуации этого преследования многие из них оказались без финансового обеспечения по договорам и вообще не понимают, как теперь поступать с детьми.

— Я хотел бы отметить, что все обязательства нашей компании по договорам мы продолжаем выполнять и будем выполнять, чего бы мне это ни стоило. Но у меня вызывают серьезные опасения судьбы детей, которые сейчас рождаются сурмамами. Можно было бы срочно, по примеру Грузии, Украины, выдавать иностранным гражданам (родителям) визы, чтобы они могли сейчас приехать, невзирая на пандемию. У нас тренерам спортивных команд выдают визы, но, я думаю, родители имеют не меньше прав приехать к своим детям, чем тренеры к команде.

Должно быть политическое решение, чтобы позволить всем родителям приехать в Россию и забрать детей в семью.

А все уголовное дело — вранье от первой до последней буквы.