Недавно официальный Пекин сделал большой шаг к тому, чтобы положить конец правилу «одна страна — две системы», по которому до сих пор сосуществовали «материковый» Китай и Гонконг. В результате принятого Пекином нового закона политическая и судебная автономия этого специального административного региона Китая была существенно сокращена.
Этот эпизод, как и другие результаты правления сегодняшнего лидера Китая Си Цзиньпина, заметно контрастирует с тем, как управляли страной его ближайшие предшественники.
Краткий анализ происходящих в последнее время в КНР политических событий предложил в своей недавней колонке экономист Константин Сонин.
В этом анализе он назвал произошедшее с Гонконгом стратегическим поражением Китая в политическом измерении. Гонконг мог служить институциональным ориентиром для «материкового» Китая. Но теперь, когда институциональная система Гонконга подверглась масштабной коррекции со стороны Пекина, этот ориентир оказался утраченным.
После этого Китаю, видимо, будет труднее делать шаги к демократической политической системе. А без «динамичной, конкурентной политической системы» Китаю будет сложно быстро расти, потому что фронтальное инновационное развитие представляется автору маловероятным без политической модернизации.
Я склонен согласиться с Константином в финальной части его вердикта.
Китаю будет непросто стать технологическим лидером. Но дело тут скорее всего не в Гонконге.
Начнем с того, что Гонконг едва ли когда-либо был институциональным ориентиром для материкового Китая. Во многом поэтому для сосуществования двух институциональных систем был выбран переходный период продолжительностью в 50 лет, который должен был закончиться лишь в 2047 году, но в значительной мере завершился в 2020-м, не просуществовав и половину отведенного первоначальными договоренностями времени.
Демократическое будущее Пекина, который менее чем за десятилетие до начала эпохи сосуществования с Гонконгом расправился с оппозицией на площади Тяньанмэнь, выглядело крайне туманным и сомнительным.
Надежду во внешних наблюдателей вселяли развитие капитализма, бюджетный федерализм, сменяемость высшего руководства, все большее участие Поднебесной в глобальных процессах. Иногда казалось, что страна замерла в шаге от процесса демократизации.
Однако такое впечатление было ошибочным: подавление оппозиции, преследование диссидентов, цензура находились в Китае на значительно более высоком уровне, чем во многих других авторитарных режимах. С таким арсеналом проблем в сфере гражданских прав больше шансов было на то, что именно «материковый» Китай поглотит и переварит демократический Гонконг, а не наоборот.
Даже если продолжать верить в возможность демократического будущего Китая, то утрата Гонконга в качестве демократической лаборатории мало что изменила: рядом есть и другие лаборатории, включая Тайвань.
Что касается будущего технологического лидерства Китая, то пока оснований для этого не так много. Да, сегодня Пекин достиг заметных результатов в альтернативной энергетике, скопировал новейшие технологии Siemens и Alstom в производстве скоростных поездов, а к 2030 году, по некоторым предположениям, Китай сможет стать лидером в сфере искусственного интеллекта. Однако сегодня Китай все же вряд ли можно назвать конкурентом США как технологической сверхдержавы, в особенности в сфере фундаментальных исследований.
Довольно долго Китай может расти за счет копирования уже существующих технологий. Если и когда Китай дойдет до стадии инновационного развития, причиной проблем, с которыми он столкнется, скорее всего станет система тотальной слежки за населением, которая представляется абсолютно неприемлемой на взгляд человека из более свободного мира. В Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая Пекин выстроил почти образцовый полицейский режим, глубоко и масштабно ограничивающий права местного населения.
Именно формирование системы цифровой слежки, а не судьба Гонконга, может сделать инновационное будущее Китая туманным.
Однако китайская элита со временем может в принципе отказаться от цели глобального технологического лидерства, оставив Китай среди стран-последователей. Это может быть вполне совместимо с созданием оруэлловского мира.
Роль мирового лидера Китаю не достанется при условии, что ее сумеет сохранить демократический мир, пока в его крупнейшей державе «динамичная политическая система» будет оставаться достаточно эффективной. Но последние годы, а возможно, и десятилетия, порождают сомнения на этот счет.
С другой стороны, укрепление авторитаризма Си Цзиньпинем не служит полной гарантией того, что Поднебесная не сможет претендовать на роль мирового технологического лидера. Вполне возможно, что страна, которая, казалось бы, совершила в своем развитии судьбоносные ошибки, тем не менее сможет достичь нужных ей результатов.
