Предисловие редакции
Полагаю, что найдутся люди, которые брезгливо покинут эту страницу сайта. И это будут не только ревнители «скреп», но, вполне вероятно, и те, кто считает себя носителем демократических, либеральных и толерантных взглядов, скажут: «желтая тема».
Потому что эта тема — табу. Сознание человека, никоим образом не связанного ни с криминальным миром, ни с правоохранительными органами, просто отказывается воспринимать это как окружающую нас всех реальность.
Но это не «желтая тема». Эта тема черна и трагична. Потому что десятки тысяч людей, подвергшихся в тюрьмах и колониях сексуальному насилию, чья жизнь превратилась в непрерывное мучение, которые стали изгоями, отверженными сначала на зоне, а затем на свободе (это в Москве можно затеряться, а в других городах России нет), — они живут среди нас: страдают, спиваются, скалываются, сводят счеты с жизнью или хоть как-то пытаются восстановить свое «я».
Их, как и на зоне, в лучшем случае не замечают — опущенные, отделенные, обиженные.
Криминальные законы, ломающие человеческие судьбы, стали нормой не только в местах заключения. К ним привыкли, их воспринимают как данность, они уже многие десятилетия проникают в армию, детдома, школы и дворы.
Они становятся методом оперативной работы — помните бутылку из-под шампанского? Все чаще задержанные и подследственные рассказывают о том, что им угрожали изнасилованием сотрудники правоохранительных органов. Это становится «воспитательно-профилактической» мерой — вспомните белореченскую колонию для подростков, где мальчишек сотрудники раздевали догола, били, обещали опять-таки изнасиловать, заставить есть экскременты и мыть голыми руками туалет. То есть — опускали. Один мальчик в результате погиб.
Сотрудники правоохранительных органов, даже самые профессиональные и совестливые, тоже стараются на эту тему не разговаривать или уверять, что все это не система, а единичные случаи. Потому что притерпелись, не видят выхода, воспринимают как данность.
Но система сложилась давно и продолжает перемалывать все новые и новые жертвы.
Жертвы, которых как бы не существует — ни для ФСИН, ни для психологов или социальных работников, которые могли бы помочь глубоко травмированным людям на свободе
Об этих жертвах не говорят на прокурорских совещаниях, умалчивают политики, общественные деятели и даже правозащитники не считают проблему приоритетной.Как-то все глубже в людское сознание проникает уверенность — жертва виновата сама.
Кастовость и строгое следование неписаным законам и традициям тюремной иерархии характерно только для мест лишения свободы, где содержатся заключенные-мужчины. Именно здесь низшую касту тюремной иерархии составляют «отделенные» («опущенные», «петухи» и т.д.) — лица нетрадиционной сексуальной ориентации (но, как выяснилось, не все) и приравненные к ним «крысы» и «зашкваренные» (о чем ниже).
В женских зонах заключенные нетрадиционной сексуальной ориентации занимали бы высокое положение в иерархии — если бы таковая там вообще была. В женских зонах нет тюремных «понятий» и, как следствие, нет и иерархии. Однако женщины нетрадиционной сексуальной ориентации («коблы», от слова «кобель», судя по всему) в местах лишения свободы играют скорее доминантную роль. Еще одно важное отличие от мужских «правилок» (тюремных законов) то, что женщина, имевшая в местах лишения свободы интимную связь с другой женщиной (в активной или пассивной роли, не важно), при желании может легко скрыть этот факт на свободе. «Предъявлять» ей никто ничего не будет.
1. Общая характеристика «отделенных»
История вопроса и терминология. Ритуалы
Людей, которые занимают низшую ступень тюремной иерархии, сейчас у «порядочных арестантов» принято именовать нейтрально — «отделенными». По «месту жительства» и способам общения с другими заключенными — отдельно. Однако в ходу и другие именования: «опущенные», «зашкваренные», «обиженные», «петухи», «крысятники», «гребень», «фуфлыжники», «маргаритки», «голубые».
Отсюда — некоторые запреты на слова. В тюрьме нельзя сказать «Ты меня обидел», «Я обиделся». Применяется другое выражение: «Ты меня огорчил, я огорчился». В местах лишения свободы «обидеть» — значит опустить, перевести в низшую тюремную касту.
Отсюда — тюремная пословица, имеющая смысл, противоположный тому, к чему привыкли на воле: «На обиженных воду возят». Оно имеет продолжение: «На обиженных воду возят и … кладут».
Интересно происхождение тюремного слова «петух». Каким образом гордая галльская птица, символ мужского, маскулинного начала стала в российской тюрьме обозначать другое? Да в русском народном фольклоре петух был и отчасти остается вполне себе самцом-харизматиком.
Дело в фене, в тюремной лексике. Феня как «тюремный язык» формировалась в конце XIX — начале XX века и впитала в себя много тюркских («бардак» — беспорядок в камере), цыганских («лавэ» — деньги) слов, есть даже литовское слово «баланда» (лебеда). Но больше всего, похоже, слов на идише и на иврите — привет одесскому кичману:
- Мусор— от «мосер» (иврит) — доносчик, предатель;
- Шмон— от «шмона» (иврит) — восемь, потому что в царский тюрьме обыск был в 8 вечера;
- Ништяк— от «ништак» (иврит) — «мы успокоимся», и так далее: бугор, гешефт, кайф, клифт, кодла, малина, малява, легавый, параша, фраер, халява, хана, хипеш, чувак, шалава, шухер и т.д. — это всё слова, пришедшие из идиша.
Со словом «петух» случилась путаница. Изначально это «патуах» (иврит), то есть открытый, распечатанный. Никакого презрительного, уничижительного смысла слово не несло — в отличие от того же «мусора». То есть в период появления и закрепления фени в качестве тюремного жаргона слово не несло резко отрицательного значения. Судя по всему, «петух» стал символом низшей тюремной категории гораздо позже.
Свидетельствует Петр Курьянов,
бывший осужденный, ныне эксперт движения «За права человека»:
— На тюрьме «опущенные» не говорят. Говорят «обиженные».Это категория осужденных, которые в худшем положении, чем ты. Они ограничены во всем и максимально.
Петр Курьянов говорит, что «обиженных» обычно в отряде около 10 человек. Отряд — это 110–120 человек. Весь отряд живет в отдельном бараке — помещении, разделенном на спальные зоны, где есть еще комната для приема пищи, раздевалка (если есть — часто это не отдельное помещение), комната для хранения личных вещей, которые нельзя хранить в тумбочке или на складе, и туалет-умывальники.
Заключенные, попавшие в категорию «обиженных», живут компактно в том же бараке, но их спальное помещение максимально отделено от других. Они не могут принимать пищу вместе со всеми, не могут входить в помещение для приема пищи.
Они пьют чай в туалете (там есть розетки для кипятильника) или в раздевалке. У них нельзя ничего брать и ничего им отдавать из рук в руки. Предмет, который коснулся «обиженного», считается «загашенным»,
то есть пригодным к употреблению только «обиженными». Основное их занятие — уборка туалетов в отряде и в штабе.
Обычно это обездоленные люди, и у некоторых категорий заключенных принято отдавать — жертвовать — некоторую часть своих посылок и передач «отделенным».
Рассказывает Денис Тимохин,
освободился из колонии для бывших сотрудников:
— Жизнь у них невеселая и УДО может вовсе не быть — у детских статей (осужденные по статьям о педофилии. — Ред.) УДО по 4/5 срока. А срока не маленькие. Они и тянут свою лямку с утра до вечера.
Зато спокойно. Никто их не бьет и на общие работы не выводят, типа, на уборку снега. Сидят себе в отряде в тепле.А как его выводить снег кидать? Он лопату возьмет — и что потом? Там не так много лопат.
Богатый может сказать:
— Не буду я туалеты мыть, вот вам на общак по сотке в месяц, только не трогайте меня.
То есть откупиться — или использовать связи — в российских местах лишения свободы можно практически по любому поводу, включая попадание в низшую тюремную касту.
К тому же зачастую члены «высшей тюремной иерархии», блатные, бывают не заинтересованы в «излишней строгости» и в «опускании» других заключенных.
Рассказывает Петр Курьянов:
— Если человек, не зная, воспользуется какой-то вещью обиженного, его автоматом в обиженные не запишут.
Если говорить о понятиях — о правилах тюремной жизни, о воровских, или арестантских понятиях, правилах АУЕ, как хотите называйте, — то смысл этих понятий в том, что плодить категорию обиженных без веских на то оснований не надо. Это не на руку порядочному арестанту. Если человек ложку обиженного возьмет и его насильно за это в обиженные загонят — это беспредел.
Это подтверждает Владимир Переверзин,
он был осужден по делу ЮКОСа и провел в лагерях больше семи лет:
— Я помню случай в карантине. Меня там долго изучали, несколько месяцев я там жил. Приезжает как-то очередной этап, приходят новые зэки. И один из них говорит: «О, а чё у вас обиженный-то с мужиками живет?» Выясняется, что с мужиками недельки три уже какой-то обиженный ходит, пьет, спит. Получается, что он там всех, «заразил». Никто же не знал об этом. Не сажать же весь отряд в обиженные из-за этого. Его выкинули из отряда, до полусмерти избили и определили на то место, которое ему положено в иерархии.За сокрытие своего «статуса», который был получен в СИЗО или в другом лагере, или на воле, полагается серьезное наказание от других арестантов. После того, как выясняется, что кто-то скрыл свое пребывание в низшей тюремной касте или был на свободе гомосексуалом, жестокое и беспощадное избиение гарантировано. Причем по «тюремным правилам» считается, что бьют не за то, что ты «опущенный», а за то, что скрыл это обстоятельство.
Надо особо отметить, что имеется в виду только пассивная роль в половом акте. Выступать активной стороной в процессе зазорным не считается (об этом чуть позже).
В зонах для бывших сотрудников правоохранительных органов (куда в реальности попадают зачастую люди, давным-давно служившие срочную службу во внутренних войсках, например)
никакие санкции к бывшим полицейским, изнасиловавшим бутылкой задержанного, не применяются. «Это не считается. Им никто за это не предъявит. Даже если бы не бутылкой, а непосредственно — это нормально считается»,
— свидетельствует Денис Тимохин (отбывал наказание в ИК-13 «Красная утка», Нижний Тагил, зона для бывших сотрудников).
2. Гомосексуалы в местах лишения свободы
Мужчины с нетрадиционной ориентацией — первые в очереди, кто автоматом попадают в «отделенные». И не важно, активный ты или пассивный, — ты пидор. Да, зона это не про толерантность. Мужчин с нетрадиционной ориентацией здесь никогда не назовут геями или гомосексуалами. Не принято. Исключительно «пидоры» или «пидорасы». Впрочем, в их присутствии другие осужденные воздерживаются употреблять эти слова.
Как только человек с иной ориентацией переступает порог камеры ИВС, СИЗО или прибывает этапом в колонию, он уже обречен —
не застрахован от издевательств, насилия и пыток. Дальнейшая его судьба зависит от многих факторов: характера самого зэка, умения скрыть свою ориентацию, способности за себя постоять, если скрыть не удалось, наличия денег и связей, настроя администрации исправительного учреждения. Бывает администрация, которой беспредел не нужен и она его пресекает, а бывает та, которая сама этот беспредел и плодит.
В итоге у каждого гея жизнь в местах лишения свободы складывается абсолютно по-разному. Кому-то удается свою нетрадиционную ориентацию скрыть, и они живут среди мужиков. Чаще, как правило, истинную ориентацию на зоне считывают сразу.
Рассказывает Петр Курьянов:
— Всегда можно понять — врет человек или нет. Ему вопросы контрольные задают: «Где до этого был, че, как?» Лучше не отпираться, что ты нетрадиционной сексуальной ориентации. Когда человек врет, врубает бронь, его могут за такую наглость обоссать, и тогда он окажется в опущенных. Цель — чтобы как можно больше народу узнало о его статусе и чтобы он больше не попал в круг более или менее приличных зэков. И все из-за его вранья. Кто-то, наоборот, может слишком активно демонстрировать свою ориентацию, тогда с ним будет разговор:«Ты в тюрьме находишься, ресницы смой».
Само собой, у геев, как и у всех «опущенных», нет никаких прав, есть только обязанности и запреты. Они точно так же живут обособленно, едят и спят в своем углу. Им отводится отдельная раковина. Запрещается хранить еду в общих холодильниках, а на столовых приборах опущенных делается специальная отметка в виде проколотой или просверленной дыры на чашке или ложке. Общаться с геями и пользоваться их вещами обычным мужикам — табу. Иначе зачислят в их касту.
Вспоминает Петр Курьянов:
— Однажды, когда я еще сидел в СИЗО, к нам в камеру заехал новичок. Молоденький такой мажор, ветер в голове. Ориентация, правда, нормальная. Камера наша была переполнена: 20 шконок и 40 человек, все по очереди спали. Надо сказать, что новеньких всегда встречают по-разному. Нет такого, чтобы ты зашел в камеру, представился, и тебе показали твое место. Кого-то сидельцы сразу привечают в свой круг, кого-то не замечают.
И тогда новички должны сами пытаться установить контакт, определить, с кем общаться. В камере всегда видно угол, где сидят блатные. Им лучше сразу представиться, рассказать о себе. Если все нормально, они подскажут, где тебе упасть (расположиться. — Ред.), объяснят, какие правила в камере. Если надо — разрулят напряженную ситуацию.
А этот мажор въехал и двое суток все никак не мог найти свое место. Ни с кем не говорил, не представлялся. Его то ли следователь напугал, то ли что — непонятно. И вот он кружил-кружил по камере, никуда не определялся, и в какой-то момент предъяву всем кинул: «Ну а где мне спать?» И ему по приколу блатные ответили с серьезным выражением лица: «Ты же видишь, все по двое тут спят, а Светланка (гомосексуал. —Ред.) одна спит. Иди, скажи: «Светланка, подвинься». И чувак воспринял это всерьез. Пошел на шконку и прилег со Светланкой рядом. Все в камере охренели.«Ты чё туда залез?» — спросили его. «А чё?» — не понимал он. «Ты чё, не знаешь, кто это?» Объяснили. Мажор сразу спрыгнул со шконки.
На зонах для бывших сотрудников (БС) геев тоже всегда отделяют. Они точно так же не могут сесть за общий стол, обязаны есть отдельно, и у них из рук ничего нельзя брать. «Если ты сел на его шконку неосознанно, тебе могут это в первый раз простить. Но если ты знал, на чью шконку ты садишься, ты попадаешь в их число»,— отмечает Денис Тимохин.
Как и все отделенные, геи в местах лишения свободы выполняют черную работу: чистят туалеты, умывальники, убирают территории (кроме кухни и столовой). Часто это люди крайне нуждающиеся. Вынуждены брать подработку — за деньги, сигареты, чай стирают остальным заключенным белье.
Некоторые выбирают иные способы подзаработать — ублажают контингент и администрацию (тех, кто этими секс-услугами не гнушается).
Вспоминает Денис Тимохин:
— У нас в колонии был зэк с погонялом Конфета, из отделенных. Он сам предлагал вновь прибывшим за блок сигарет отсосать. Для приличных арестантов пользоваться такими услугами было неприемлемо. Менее приличные иногда пользовались. Ну вот так подрабатывал этот Конфета. Кстати, он замечательно мыл туалеты. Его никто не бил, но за стол с ним никто, естественно, никогда не садился.Геям со связями и деньгами зачастую удается грязной работы избежать.
Впрочем, ресурсы и связи спасают не всегда. Многое зависит от заинтересованности администрации испортить тому или иному отделенному гею жизнь или не испортить. Если очень захотят испортить жизнь, то никакие связи и деньги не помогут.
Как несложно догадаться, самая несчастная судьба ждет геев на беспредельной «красной» зоне. Особенно молодых. Там их принуждают к оказанию сексуальных услуг. Фактически они попадают в настоящее сексуальное рабство.
Рассказывает Владимир Переверзин:
— В моей колонии сидел молодой парень по имени Артемка. Получил судимость за воровство. Был в опущенных из-за ориентации. Как над ним издевались зэки, просто не поддается описанию... Днем он делал самую унизительную работу — чистил туалеты, а вечерами и ночами его заставляли ублажать «активистов». Не за пачку сигарет, не за деньги. Просто так, потому что он в опущенных, да еще молоденький.
Сотрудники, конечно, знали о том, что с ним делают. Тем более Артема постоянно переводили из отряда в отряд, когда рано или поздно в одном из них жизнь его становилась невыносимой.Он терпел-терпел и вскрывался, из больницы его переводили в другой отряд. Там тоже он терпел-терпел, снова вскрывался, и его снова переводили в другой отряд.
Одна деталь, ярко демонстрирующая подлость и лицемерность тех зэков, кто подвергает «обиженных» сексуальному насилию, либо покупает их интим-услуги. С одной стороны, не дай бог пожать руку «опущенному», есть с ним за одним столом и спать в одном бараке — ведь тогда зачисляешься в их касту. А вот использовать опущенных для удовлетворения своих сексуальных утех — зазорным не считается.
Почему-то через секс с опущенным в его касту не попадаешь, остаешься мужиком. Грани стерты. Абсолютно дикие двойные стандарты.
3. Переход в «отделенные» через сексуальное насилие и без сексуального насилия — «за проступки»
В «отделенные» могут попасть и заключенные гетеросексуальной ориентации, совершившие проступок. Причем проступок должен быть достаточно серьезным.
Рассказывает Петр Курьянов:
— Перевод в отделенные — это очень серьезный шаг. За крысятничество, конечно, переводят в обиженные, отделяют. За долг карточный. Но каждый случай будут рассматривать индивидуально. Потому что среди ментов и подментованных могут так спровоцировать, что сам охренеешь. Надо разбираться. Хотя бывают и очевидные случаи: пойман за руку, шарил в каптерке по сумкам, украл из сумки конфеты. Это бесспорный случай, ему два раза по башке дадут, и он сам уйдет в отделенные жить. За стукачество загонят в отделенные, особенно если найдется человек, который от этого пострадал.В некоторых лагерях сотрудники специально создавали условия для того, чтобы заключенные добровольно переходили в «отделенные».
Вспоминает Петр Курьянов:
— В некоторых лагерях обиженным больше наливают каши.У нас в Саратове было: менты сделали так, что ты уходишь в отделенные по заявлению.
Но зачем сотрудникам зоны потребовалась такая сложная и относительно затратная стимуляция?
Судя по всему, такие вещи проделываются, когда в зоне начинает ощущаться дефицит кадров для мытья туалетов.
Причем это явление характерно прежде всего для ИК, а не для СИЗО, где часто камеру, включая туалеты, все заключенные моют по графику, по очереди. Особенно если речь идет о камерах, где нет «блатных» — где компактно сидят обвиняемые в экономических преступлениях (что характерно для Москвы, например), или СИЗО «Лефортово» (изолятор ФСБ), или специзолятор 99/1 «Матросская Тишина» (он же «Кремлевский централ», не путать с СИЗО 77/1 «Матросская Тишина», который географически находится по тому же адресу).
Однако в любой зоне порядки уже другие, и там туалеты моют исключительно «отделенные».
Рассказывает Денис Тимохин:
— Была у нас острая нехватка отделенных. У нас больше 10 отрядов, по 120 человек в отряде. Кому-то надо мыть туалеты. А там не составишь график — сегодня ты моешь, завтра я. Никто не пойдет. Поэтому изыскивали возможность. Если в отряде было двое отделенных, их переводили — завхозов упрашивали, ну пожалуйста, дяденьки милиционеры, переведите этого человека к нам, некому мыть туалеты.
Опасность была для вновь прибывших с нехорошими «детскими статьями». Отделять не сильно разрешали. Все же красная зона, это вразрез идет с красным цветом. Поэтому нужна санкция опера — можно ли вновь прибывшего зэка-педофила отделить.
Поэтому когда прибывает этап, зэки по 134-й (ст. Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста), по 135-й (Развратные действия) — к ним применяются санкции. Если бы не было нужды в мойщиках туалетов, санкции к ним не применяли бы, ограничились разговорами. Может, человека незаконно осудили. Или в другую какую сказку поверили бы. Не виноват — ну и ладно.
А если дефицит мойщиков, то повышенное внимание. Сразу смотрим список статей.Сразу завхоз бежит к дяденьке-милиционеру в штаб и говорит: блин, мне некому туалеты убирать. «Есть педофил?» — «Есть». — «Можно его?» — «Ну иди поговори».
В принципе, в крайнем случае, если такой осужденный упирается, его могут облить мочой. Но достаточно дать ему (указать, самим брать в руки нельзя) половую тряпку: бери и иди мыть туалеты.
Как только происходит касание, человек автоматически отделяется.
Переход в «отделенные» может произойти за такой проступок, как нечистоплотность. Но тут надо, конечно, особо постараться и быть хронически нечистоплотным и не реагировать на замечания.
Но вот за что жесткое отделение без права на апелляцию воспоследует незамедлительно, так это за упоминание об оральном сексе с женщиной. Человек, который упоминает о куннилингусе, а уж тем более признает, что делал это, отделяется и опускается незамедлительно.
Рассказывает Владимир Переверзин:
— Когда я попал в колонию строгого режима, там среди «обиженных» был человек по имени Кувалда. Он полностью соответствовал своему погонялову. Он был громила, бывший воин-десантник. Меня всегда интересовало: боже мой, как он туда попал?! Ну а выясняется, он просто туда попал... за свой язык. Мы говорим о куни.Как-то Кувалда кому-то рассказывал об интимных подробностях своей личной жизни на свободе. И заключенные его сразу быстро определили в эту касту.
4. Сексуальное насилие со стороны администрации как метод наказания или «профилактики»
Как правило, насилие со стороны сотрудников исправительных учреждений начинается в карантинах, куда помещают только что прибывший в колонию этап осужденных. Карантин — это обязательная процедура для любого заключенного. Обычно он длится 14 суток, в которые заключенные находятся в отдельном жилом помещении с огороженной территорией, спят, гуляют, едят, участвуют в воспитательных мероприятиях, выводятся на отдельные работы. За время карантина администрация изучает заключенных, распределяет по отрядам, проводит медицинское освидетельствование, знакомит с правилами ИК, принимает от них обязательства о «правопослушном поведении».
Это в идеале. На практике — именно в карантине администрация ИК часто устраивает с новичками показательные акции устрашения с целью профилактики и недопущения нарушения режима. Например, прибывший этап могут побить дубинками, в худшем случае — на глазах у всех кого-то из заключенных могут изнасиловать дубинкой/бутылкой/лопатой, описать, ну и традиционный метод — провести членом по губам.
Рассказывает Петр Курьянов:
— В большинстве случаев это делается для того, чтобы сломить людей. И многие ломаются. Вот прибыл этап из 15 человек. И тебя одного выводят из строя и на виду у всех подвергают насильственной экзекуции. Чтобы каждый следующий понимал: надо соглашаться со всем, подписывать все бумаги, в противном случае вот что тебя ждет. Как правило, над остальными зэками уже не издеваются. Для многих, кто через такое прошел или просто видел, это реальная травма на всю жизнь. После увиденного ты себе сам клянешься:«Фиг с вами, договорились. Буду делать то, что скажете: петь гимны, песни, маршировать, запишусь в секцию дисциплины и порядка, буду сотрудничать. Буду, буду, буду… Только отстаньте.
По словам Владимира Переверзина, неслыханными полномочиями от администрации наделяется всегда завхоз карантина. Для завхоза — «опущенный» — дополнительная «конфетка», которую разрешается мучить. По сути, завхоз наделяется функциями карателя.
«В принципе на зоне всегда самый отъявленный подлец, мерзавец, негодяй — это именно завхоз карантина, даже не обсуждается», — говорит Переверзин.
Происходит насилие со стороны администрации на «красных» беспредельных зонахи после карантина. Уже как рычаг дальнейшего воздействия на заключенных, если кто-то из них ведет себя не так, как считает правильным администрация. Оперативники могут человека избить, а могут отправить в опущенные. В качестве исполнителей опера использует наиболее отъявленных «обиженных». Осужденного связывают, чтобы он не мог сопротивляться, закрывают в какой-нибудь комнате и приводят к нему такого «обиженного».
Петр Курьянов:
— Те, кто сотрудничает с администрацией — шныри* и шерсть**, — они человека держат, привязывают к столу или к батарее, снимают штаны и… приводят одного из таких наглых пидоров. Он возбуждает сам себя. И происходит половой акт — оральный, например, но достаточно касания членом. Происходящее администрация снимает на камеру.Владимир Переверзин:
— Или классический прием: тебя связанного просто могут взять и обоссать, либо членом по губам провести. И всё — после таких манипуляций ты «опущенный».
Как живут те, кто подвергся насилию? Часть сводит счеты с жизнью. Кто-то, как гей Артем, вскрывает себе вены, кто-то вешается. Другие свыкаются.
Некоторым обиженным в силу характера удается себя поставить и заставить окружающих себя уважать.
Вспоминает Владимир Переверзин:
— Одно время я отбывал срок в самом тяжелом, режимном отряде, предназначавшемся для склонных к побегу и для рецидивистов, в общем, для самых опасных преступников. Ну, естественно, как фигурант «дела ЮКОСа», попал туда и я.
В этом отряде было несколько «обиженных». Среди них был Юра. Он не убирал туалеты, только подметал территорию.Его боялись все, даже завхоз отряда. Потому что от Юры можно было ожидать чего угодно. Он был дерзкий рецидивист.
5. Жалобы в ЕСПЧ
Первая жалоба на «унижающее достоинство обращение» в местах лишения свободы, поданная в Европейский суд по правам человека гражданином России, была коммуницирована в мае 2015 года.
Осужденный X. (имя было засекречено) рассказывал в своей жалобе, что вскоре после этапирования в колонию особого режима выпил чашку чая с одним из «опущенных», после чего и сам оказался переведен в низшую касту, и последовательно подвергался унижению и дискриминации.
При этом, объяснял Страсбургу Х., от клейма «опущенного» невозможно избавиться — при переводе в другую колонию заключенный должен раскрыть свой статус под угрозой наказания.
X. просил признать нарушенной статью 3 Европейской конвенции по правам человека («Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию»). ЕСПЧ направил российским властям вопросы. Ответов не получил. Решение по делу Х. пока не вынесено.
Через три года ЕСПЧ коммуницировал жалобы еще свыше 30 заключенных из колоний шести российских регионов (Костромская и Красноярская области, Мордовия, Татарстан и Кемерово). Обращения были объединены в одну жалобу. Зэки требовали признать сложившуюся в российских колониях неформальную иерархию унижающей человеческое достоинство. Все они попали в число «обиженных» по разным причинам: кто-то, например, поел из посуды другого «обиженного», кто-то прикасался к экскрементам, часть заставляли «оказывать сексуальные услуги другим заключенным», большинству доставалась самая грязная работа — туалеты, душевые и т.д.
Имена пострадавших заявителей засекретили в целях безопасности. После коммуникации Страсбургом объединенной жалобы зэков оперативные части колоний и сотрудники ФСИН стали искать тех, кто помог осужденным написать обращения. Помогал костромской юрист и правозащитник Александр Виноградов, сам в свое время отбывавший срок в колонии и знавший про кастовую систему не понаслышке. И хотя его имя было указано на всех документах как представителя заключенных, ФСИН с ним связываться не стала, а безуспешно пыталась установить имена неназванных зэков.
— Всего в ЕСПЧ сейчас порядка подобных 50 дел, — говорит Александр Виноградов. — Все заявители — не педофилы и не насильники, просто кто-то по малолетке стал петухом, кого-то зафаршмачили в зоне. Теоретически любой сантехник, придя в зону, может стать петухом, так как с говном работал. Ну и все гинекологи тоже. Среди дел в ЕСПЧ сейчас лежит и жалоба заключенного из Мордовии, который сидит на пятаке — ИК-5, это ментовская зона. Там тоже делятся на мужиков и обиженных, представляете.
По словам Виноградова, с 2013 по 2020 год в ЕСПЧ было подано более 4300 обращений именно заключенными, которые утверждали, что условия их содержания в исправительных учреждениях являются бесчеловечными и унижающими достоинство. Особенно большое количество заявлений подавалось из колоний Нижегородской области (более 850 дел), Республики Коми (более 300 дел) и Костромской области (более 250 дел).
Каждый раз в ходе рассмотрения жалоб Страсбург ставит перед российским правительством одни и те же вопросы:
- Какие конкретно меры российские власти и ФСИН предпринимают для искоренения унизительных тюремных традиций и практики «жизни по понятиям» в колониях?
- Есть ли у властей РФ «национальная стратегия» по предотвращению сегрегации в тюрьмах?
Стратегии-то как раз и нет. В своих ответах государство проблему не признает, а представляет ее так, что это традиционный уклад жизни в тюрьмах, сложившийся с прошлого века и характерный для всех стран постсоветского пространства. Нет, конечно, предупреждают Страсбург тюремщики, ФСИН имеет в своем арсенале воспитательных работников, психологов, которые если что в целях безопасности могут изолировать з/к. Но вообще государство тут ни при чем, это всё традиции, пусть и нечеловеческие.
Есть ли выход? Как говорят опрошенные «Новой» эксперты, пока ФСИН закрытая система — нет. Именно закрытость и бесконтрольность порождает творящийся на зонах беспредел.
Комментарий юриста
Александр Виноградов:
— Провозглашаемая на словах открытость системы для правозащитников на практике оборачивается абсолютной секретностью. Тем более когда речь идет о социальной сегрегации (принудительном отделении, обособлении людей на группы.— Ред.). Проблема даже не в кастовости тюремного социума, а в том, что государство, в данном случае в лице ФСИН, спокойно взирает на ситуацию, когда одна из низших групп подвергается постоянным унижениям при попустительстве администрации. Причем попасть в эту низшую группу может практически каждый, сошлись бы факторы.
Это наводит на мысль, что для тюремной системы сегрегация выгодна: можно манипулировать заключенными. А не слишком сговорчивому или принципиальному зэку-правдолюбу можно и намекнуть: «Смотри, загремишь в обиженку». Достаточно вспомнить ситуацию с Ходорковским, когда в читинской колонии его какой-то дурачок обвинил в сексуальных домогательствах. Никто, конечно, не поверил, что МБХ кого-то домогался.
А ведь кому-то из пенитенциарных служащих такая идея в голову пришла — перевести Ходорковского в обиженку с помощью провокации. А что? Легко.
Как переломить ситуацию с сегрегацией, непонятно. Часто правозащитников обвиняют в том, что они занимаются не здоровой критикой, а критиканством. Но я, например, направлял в адрес директора ФСИН России предложения, с чего начать изменения. Предлагал вести профучет «обиженных» (я называю их лицами из группы особого социального риска) и изучать каждый конкретный случай в отдельности, понять истинные причины, по которым человек попал в эту группу, и в зависимости от информации планировать стратегические и тактические шаги по искоренению ситуации. Эта мера для своей реализации не требует значимых финансовых ресурсов. Она возможна к применению в кратчайшее время. Ведет же ФСИН профучет зэков, склонных к побегу. Почему трудно вести учет «отделенных»? Ответ от ФСИН (если кратко), быть обиженным — не нарушение, и повторяется тезис про устоявшиеся тюремные традиции…
- Осужденные, сотрудничающие с администрацией. Иногда такие заключенные занимают мелкие должности в структурных подразделениях колонии (дневальные, дежурные на вышках между локальными зонами и т.д.). Шныри занимают промежуточное положение между мужиками и обиженными. От перевода в низшую категорию их нередко спасает только покровительство кого-то из блатных, для которых они исполняют обязанности личной прислуги. В эту касту обычно попадают люди со слабым характером, привыкшие на воле исполнять роль мальчиков на побегушках.
** То же самое, что и шныри. Известны стукачеством.
