В тот день Настя задержалась на почте, где отправляла книги покупателям из других городов, и пришла в «Ходасевич» чуть позже обычного. В магазине были покупатели, трое из них громко говорили, делали фото, снимали видео. Со стороны их можно было принять за блогеров, только им было за 40, и Настя одернула себя за эйджизм.

«Они агрессивно разговаривали с Ксюшей, моей сменщицей, наезжали на нее в духе: "Вы чем здесь вообще занимаетесь?", — рассказывает Настя. — Я попыталась вмешаться, но это их вывело из себя еще больше, они кричали на меня и начали угрожать полицией. Я растерялась,

Ксюша убежала в слезах. Все это время сербовцы перебирали книги, искали что-то, что могло сойти за запрещенное. Обратили внимание на плакат Я/Мы Иван Голунов, который висел на двери еще с прошлого лета, и на фем-календарь «Солидарность»: каждый разворот посвящен общественному событию, митингу или акции, среди прочего — московским протестам и делу Юлии Цветковой, обвиненной в пропаганде порнографии. Увидев календарь и постеры, сербовцы вызвали полицию.

Когда на магазин напали, основатель «Ходасевича» Станислав Гайворонский медитировал в тбилисской мастерской. После массовых отравлений школьников в Москве Гайворонский принял решение «эвакуировать» своих троих детей, и уже год живет с семьей в Грузии. В чат команды «Ходасевича» пришли голосовые сообщения, на которых были слышны крики активистов: «У вас 212! У вас Я/МЫ!». Он написал правозащитнице Марии Черных, она связалась с ОВД-Инфо, и в магазин приехал адвокат. Полицейские посмотрели материалы, возмутившие SERB, но ничего подозрительного не нашли.

Все это время активисты оставались в магазине. Уходя, набрали книжек на фримаркете «Ходасевича» и крикнули что-то вроде «Так вам и надо!». А потом опубликовали в фейсбуке фотоотчет с плачущей Настей. «Сербовцы под конец довели меня до слез, — говорит Настя. — Они упрекали «Ходасевич» в том, что мы делаем что-то плохое! Мы, продающие книжки по 50–100 рублей, чтобы люди просто читали. Мне было не страшно, а просто грустно и больно». Гоша Тарасевич — один из троицы — написал, что

Гайворонский сказал Насте закрыть магазин пораньше, купить себе мороженое и успокоиться. Но покупатели продолжали приходить, и она доработала до конца. В течение всего следующего дня в магазин заходили сотрудники независимых книжных и издательств — поддержать «Ходасевич» и купить книг.

«Ходасевич» — маленький книжный с позицией и сообщество людей, которые готовы задонатить ему денег на аренду, на новую кассовую систему — лишь бы не закрылся. Началось «Московское дело» — в «Ходасевиче» стали продавать черные футболки «212», деньги с продаж шли осужденным. Началось дело Серебренникова — Гайворонский поставил старый номер Esquire с ним на обложке между портретом Ходасевича и фото Хемингуэя, пинающего банку из-под пива.

«Все эти маленькие жесты — какое-то кокетство, потому что сопротивление бесполезно и главнокомандующий всегда всех переиграет, — говорит Гайворонский. — Но если ты трусоват, чтобы регулярно ходить на митинги, это не повод сложить руки и держать язык в заднице. А так хотя бы будет что внукам сказать — да, ты песчинка, но ты стал миллионной песчинкой, чтобы наступили перемены. Вот такой выбор я и сделал».

«Ходасевич» начался когда-то с жалости Гайворонского к книгам, которые выбрасывают на помойку, к книгам, которые остаются ничейными после банкротства книжных. Стас скупал книги, забирал их с помоек домой, отогревал и искал новых хозяев. Идея «Ходасевича» — в том, чтобы человек и книга находили друг друга, чтобы можно было купить книгу, например, за 50 рублей — десятки тысяч книг магазин раздал бесплатно.

Книжный бизнес в Москве — это когда ты все время «кое-как выживаешь». Коронавирус стал просто еще одним вызовом. Из-за резкого снижения оборота на магазин обрушилась пирамида: тем людям, чьи книги ты продал вчера, ты заплатишь только послезавтра. Чтобы держаться на плаву, магазин организовал трансляции с чтением книг, стал отправлять покупателям заказы с курьерами. С начала пандемии Гайворонский отказался от прибыли. Сейчас он зарабатывает авторскими писательскими курсами «Школа текста», получает образование искусствоведа, переиздает свою книгу «Как открыть книжный и не облажаться» с главой «Как пережить пандемию и не закрыться».

Но я верю, у полиции нет оснований завести дело, мы не распространяем ничего запрещенного. Если бы сербовцы не нашли на что обидеться, то приняли бы «Идиота» Достоевского за личное оскорбление. Это такая мерзкая тенденция, что все вдруг стали обижаться друг на друга. Короче, душно. Никакой официальной сатисфакции я не жду, но, как говорится, мы сделаем больно по-другому. В каких-то кабинетах сербовцев, возможно, подкармливают, но скорее всего даже власть относится к ним как к фрикам. Они думают, что им выпишут благодарность, но рано или поздно им просто выпишут в бубен».