— По образованию вы художник?

— В прошлом работал как художник-постановщик, не имея диплома. Просто с детства рисовал, лепил, интересовался историей искусства, живописью. Работал в Геленджике, случайно попал на проект Андрона Кончаловского «Дом дураков», там познакомился с замечательным художником-постановщиком Любовью Павловной Скориной, работал под ее началом. Она и позвала в Москву. Попал на «Центрнаучфильм»: сначала столярный, потом бутафорский цех, был декоратором, ассистентом художника, а потом и художником-постановщиком.

— В каждой сцене «Чик» чувствуется рука художника.

— Художнику легче вести диалог со всеми цехами — от операторов до костюмеров, проще быстро и точно находить визуальные решения.

— Но у вас были и режиссерские проекты.

— Еще учась во ВГИКе режиссуре, снял полный метр. Тимур Бекмамбетов позвал делать «Дабл-Трабл», коммерческое кино. Со студией Александра Роднянского снимали второй сезон «Следователя Тихонова» с большим звездным составом. Были еще сериалы. Все это хорошая школа.

Но мой вгиковский мастер Игорь Федорович Масленников повторял, что

Вот и захотелось взять паузу, чтобы понять, что делать с профессией, с самим собой — куда двигаться. Здесь многое зависит от выбора. В тот момент начались и семейные проблемы. Заболел папа. Пока тянулась эта пауза, я начал придумывать «Чик».

— То есть «Чики» возник как ваш авторский проект?

— Безусловно, это не заказ. Хотелось рассказать о человеке, который живет здесь и сейчас в нашей стране. Пройти путь перемены участи вместе с этими девчонками.

— Флобер говорил: «Мадам Бовари — это я». Почему для высказывания «про здесь и сейчас» вы выбрали четырех придорожных чик?

— Я мужчина, логично, что мне интересен женский мир. И если говорить о трансформации героинь, стоит пройти этот путь вместе с ними с самого низа, когда тебя и за человека-то не считают. Мне кажется, это интересней, чем путь дайверши или продавца на рынке. Несоизмеримая амплитуда превращения.

— У нас страна патриархальная, а юг страны еще более домостроевский. И вот маленький женский отряд, как сталкеры, движется по опасной зоне мужского мира. Возникает контраст…

— В нашем фильме многое построено на контрастах, вся наша жизнь — сплошные контрасты, например, заскорузлой архаики и новой этики, реальных нужд людей — и политики. Жанна привозит своим потерявшим надежду девчонкам вирус свободы. С ним жить тяжелей, но и избавиться от него уже невозможно. А еще хотелось увидеть, как история их преображения отразилась в мужчинах, которые их окружают. Героини, начавшие меняться, начинают менять мир вокруг себя.

— Ирина Горбачева была в «Чиках» с первых дней?

— Проекту уже шесть лет. И наши девушки в сценарии менялись. Сначала была идея как щелчок: жили-были девчонки с большой дороги, и решили они открыть фитнес, чтобы выползти из мерзости. Придумал персонажей, характеры. Как-то пошел снимать пилот, который развалился в процессе подготовки. Зато познакомился с Ирой Горбачевой, сразу понял:

Показал ей несколько историй. Две из них точно ложились под ее природу. Но мы знали, что затеяли нечто недозволенно смелое. Обивали продюсерские пороги. Наш продюсерский мир, увы, не слишком храбрый. Почему-то мы любим ходить хожеными тропами. Я продолжал писать нашу историю. Зная, какие характеры у героинь, я просто увидел актрис: Иру Носову (она участвовала и в написании сценария), Варю Шмыкову. И дальше писал, уже отталкиваясь от их личностей. Поэтому они в своих ролях плыли как в воде. Сложней было с поиском Марины, к счастью, нашли Алену Михайлову, актрису с особым нервом, глубиной.

— А потом вы встретились с Рубеном Дишдишяном, ставшим генеральным продюсером.

— Ира Горбачева работала у Рубена Левоновича над одним из проектов, она нас и познакомила. Правда, сначала мы встретились с редактором его студии Викой, которая нас горячо поддержала. Мне вообще с женщинами легче, они решительней. Мы сняли ролик, чтобы увидеть, как девочки смотрятся в кадре. Потом вместе с Рубеном Дишдишяном профинансировали пилот сериала. Потом сценарий посмотрел Михаил Врубель, он давно читал синопсис и знал историю. Прочитав уже написанный сценарий, он привел нас на видеосервис more.tv.

— Их участие в создании фильма не только финансовое, насколько жесткой или либеральной была редактура?

— Редактура была взвешенная, в основном мы совпадали. Единственный момент спора — когда две актрисы показались им неубедительными. А без них не хотелось идти дальше. Провели пробы, наверное, чтобы лишний раз убедиться — лучше не найдем. Компания пошла нам навстречу.

— Есть ощущение, что для стриминга снимать — здорово. Нет цензуры, ориентировок сверху: что можно и чего нельзя.

— Да, вы правы, это кайф. Для меня было ясно: либо фильм должен быть честным, либо не быть. Начав писать, примерно на 10-й странице сценария остановил себя:

Понятно, что девчонки с такой судьбой не могут говорить без мата, не могут не курить. И меня отпустило. Дальше понеслось. Такая творческая свобода — редкое в современном кино счастье.

— Внутри сплоченного женского коллектив не было конкуренции, ревности, поединка за внимание режиссера: «Принц взглянул на меня три раза, улыбнулся один раз»?

— Знаете, как только мы сняли ролик, обратно ехали одной семьей. Была какая-то резкая вспышка приятия друг друга. И вот этот градус отношений мы сохранили.

— Ирина Горбачева призналась как-то, что в процессе работы над фильмом ей случалось срываться и даже на кого-то кричать.

— Но это не касалось профессиональных отношений, это скорее бытовые моменты, касающиеся административных деталей и организации, это личное качество Иры — революционерки, которая прет за справедливость. Это ее внутренняя природа.

— Вы сразу решили снимать в Кабардино-Балкарии?

— Папа долго болел, я часто ездил туда. История рождалась и сразу фиксировалась фотографически. Сцена еще придумывается, но тебя окружают эти места. И «маленький южный город Н.» превратился в город Прохладный, где живет моя мама.

— Через кинематограф мы узнали во всех красках Нальчик, в котором снимал свою «Тесноту» Кантемир Балагов, теперь Прохладный. Кабардино-Балкария могла бы стать центром кино. Здесь могли бы работать молодые режиссеры с курса Александра Сокурова, соученики Балагова. Сокуров призывал власти Кабардино-Балкарии уделить внимание кинематографу. Но они не захотели. И, к примеру, сокурсник Балагова, талантливый режиссер Владимир Битоков, вынужден был работать водителем.

— Абсолютно согласен и поддерживаю старшего коллегу и мастера. У таких выдающихся людей не бывает глупых мыслей или популистских высказываний. Проблема в том, что власти к мудрым рекомендациям не прислушиваются. Как жаль, что эти важные слова не захотели услышать. Республика могла бы стать центром кинематографа. Такие богатства фактур, пейзажей. Полчаса — и горы скалистые, полчаса — альпийские луга, озера и степи, поля пшеницы. И в то же время такие талантливые люди. Сплав культур, национальностей создает особый воздух.

— Расскажите о сотрудничестве с композитором и актуальным музыкантом Иваном Дорном.

— Мы совместно с коллегами из more.tv решили, что Ваня Дорн может написать заглавный трек к сериалу. Ребята из стриминга с ним связались, началась работа. У меня еще шли съемки. Я поделился с Ваней своими представлениями о том, какой должна быть музыка, какая палитра, объем. Он посмотрел три черновых серии. Я даже осмелился послать вариант мотива, который в голове звучал через звук баяна, гармошки, который мне представился бессонной ночью. Я тогда монтировал дома, был тяжелый график. И вдруг этот звук гармошки с этническим налетом. Ваня эту тему с удовольствием подхватил, развил, докрутил.

— Возникла такая кривая прекрасная молитва: «Дай им Боженька»…

— Текст мне показался просто удачей. И музыка зазвучала объемно и точно — как душа нараспашку: смешение фанка и фольклора с отголосками южной этники. Растянутые меха гармошки и молитва.

— Вы уже почувствовали обратную связь?

— Я был уверен, что польется негатив от хейтеров, и был приятно поражен, что ошибался. Вначале были упреки и порицания. Но потом основной реакцией стала любовь. Я и раньше считал, что зритель — умный, интересный, не хочет, чтобы «простенько», хочет честного диалога. Это огромное число людей, которые клянут российское кино, они же просто его путают с телевизором.

Мы клевые, симпатичные, но у нас есть минусы, над которыми можно поработать. Оказывается, людям это нужно. До сих пор, когда вспоминаю отзывы зрителей, у меня мокрые глаза. Такая волна любви прилетела! Конечно, будут и споры, и разные оценки. Но, по большому счету, чувствуем, что это наша профессиональная победа.

— Я видела ваше имя в титрах каннского альманаха «У каждого свое кино».

— Я работал вместе с Любовью Скориной над новеллой Андрея Кончаловского художником-постановщиком. Это сюжет о беззаветной любви к кино.

— На кого из режиссеров мирового кино вы ориентируетесь?

— Стараюсь ни на кого не ориентироваться. Особенно когда снимаю свой фильм. Правда, у меня есть мой любимый автор — Георгий Данелия. Не то чтобы я на него равнялся, мне кажется, мы с ним похожи. Когда я снял учебный фильм «Азниф», пришел к нему в гости. Он говорит: «Могу представить, что я начал снимать картину и внезапно заболел. Знаю теперь, кому доверил бы доснять». Дико было приятно. Каждая встреча с ним была детской радостью. В моей подкорке высечены его киноработы покадрово.

— Продолжение «Чик» следует?

— Как-то все вдруг подхватили: «Давай второй сезон!» Финальное решение еще не принято. Да и я, честно признаться, не знаю, что еще могу сказать в этой истории. Финал вроде бы открыт. Но мы шли от самой жизни. И заканчивается фильм без хеппи-энда, просто как вдох. Мне кажется, в этом финале есть перспектива, надежда на будущее. Молодые уходят вперед, а по фону догорает прошлое…